Вензель твой в сердце моем...

— Тогда лучше обвинить не Ламбо, а ту, что его увела… Кстати, кто она? Ты ее видела?

Анджела вздрогнула и удивленно покосилась на Викки. Плен таких счастливых, таких теплых воспоминаний отпустил ее, вышвырнув вон — на холод реальности, от которой хотелось смеяться. Истерически.

— О-хо-хо! Видела ли я ее? А зачем? Мне как-то не хочется смотреть на воровку. Никогда. Хотя я видела мельком, как он ее обнимал. Собственно, потому и бросила его. Потребовала объяснений, а он заявил, что давно собирался меня бросить. Как раз с утра — когда признался ей в любви. Красавец, да? Заботливый! Аж целое утро меня бросить собирался, но не решался, потому сначала признался ей, а потом уже бросил меня. Когда я ткнула его мордой в измену. Класс! Супер! Потрясающе! Но знаешь, что? Кажется, семейные психологи правы: виноваты всегда двое. Вот тут виноваты он и она.

— Ты их ненавидишь? Да плюнь. Ты такая умная, красивая женщина — найдешь себе еще сотню парней! В разы лучше Ламбо. Серьезно. Забудь ты об этом…

Анджи рассмеялась. Громко, но абсолютно не весело. Викки поморщилась и окинула бар взглядом, словно желая удостовериться, не решат ли посетители предъявить им претензию. Бармен безразлично протирал очередной стакан и размышлял о том, что стоит заказать еще пару бутылок виски: последнее время он был нарасхват, и даже женщины предпочитали его, а не шампанское или вино. Наверное, потому что он быстрее заглушает боль… Вот только это бармену было не важно. Куда важнее была прибыль, а виски стоил дороже популярных в этом баре марок вина. И потому бармен был рад подобным изменениям вкусов клиенток. Вот только он всё же слегка удивлялся тому, как порой вели себя подвыпившие женщины. Например, та клиентка, что сейчас истерически смеялась… А впрочем, ему на это было, скорее, всё же наплевать.

— Забыть… Шутить изволишь? Ну нет. Я не забуду. Я вынесу из этого урок, мораль. Нет, милая, я не ненавижу этих двоих, но и забывать не собираюсь. Я их вычеркну из жизни, да. Вот прям завтра с утра и вычеркну. Сотру номера его телефонов, выброшу подарки и отправлю его шмотки, что у меня валяются, в мусоросжигатель. Да. Но я не буду больше идиоткой. Учиться надо на ошибках. Так что я это всё запомню.

— Ох, Анджи, зачем помнить об обидах? Они боль причиняют… Лучше начать жить заново, с чистого листа.

— Викки, то ли ты дура, то ли прикидываешься. Начинать заново — оставаться такой, как раньше. А это значит, наступать на те же грабли. Да пошло оно всё. Я не хочу больше ошибаться. А для этого буду учиться на свои ошибках. И на чужих. Вот, да! Ты тоже учись на чужих — на моих, например. Не потакай мужикам, не дари им всё, что захотят, не давай других кадрить, очаровывай всё время вновь, как в первый раз… А еще не забывай. Никогда не забывай ошибки! Он тебя обидит — прости, но запомни. Ты его — та же фигня. На ошибках учатся. А забудешь о них — пойдешь по кругу и потеряешь всё… Ааа! Тупо это! Всё тупо. Так тупо, что плеваться хочется. Бесит! Почему я так часто ошибалась? И почему ошибок своих не видела?.. Дура!

Бармен покосился на гитариста в углу зала, прикинув в уме, сумеет ли нежная мелодия заглушить порой переходивший на крик голос подвыпившей клиентки. Впрочем, это всё же случалось нечасто, да и единичные восклицания можно было простить, потому мужчина в белой рубашке, серой жилетке и галстуке-бабочке решил не спешить с вызовом охраны и отправкой посетительницы прочь из заведения. Ведь она вполне могла попросить еще выпить… Три бокала виски — это довольно мало при таком срыве. Обычно такие вот истеричные клиентки за вечер выпивали больше. И бармен надеялся, что эта леди догонит их.

— Ну, вы оба ошибались. Не вини себя. И вообще, если уж так сложилось, значит, такова судьба. Просто в следующий раз ты будешь аккуратнее.

— Хех. Буду. Обязательно. Но я не собираюсь всё на судьбу валить. Слабаки пусть валят. А я проведу работу над ошибками, вынесу из них урок и выпью. Бармен, виски!

Янтарная жидкость была допита одним глотком, и стакан со стуком занял место на стойке. Пустоту заполнила новая порция алкоголя того же медового оттенка, и бармен довольно усмехнулся… в мыслях. Поставив бутыль обратно на полку, он прикинул, сколько еще сможет выпить эта леди, и снова мысленно усмехнулся. Еще много. А значит, выручка от нее будет неплохая. Правда, бармен не понимал эту женщину, совсем не понимал, но… он и не хотел ее понимать. Он просто протирал очередной стакан, прислушиваясь к монотонной, тягучей мелодии гитары. Она немного фальшивила, но в целом была довольно приятна. И посетителей всё устраивало, а значит, устраивало и бармена. Только бы эта офисная леди еще перестала порой голос повышать, и вообще отличный вечер мог бы получиться…

— Вера в судьбу — это не слабость. Это, скорее, фатализм. Но с тобой я на эту тему поговорю, когда ты будешь себя лучше чувствовать…

— Я себя ааатлично чувствую. Лучше всех. Лучше Ламбо точно: я ему такую пощечину влепила, что у него наверняка до сих пор челюсть болит, хе-хе. Но говорить на эту тему я с тобой не буду. Думаешь, почему отец решил сделать наследником меня, а не брата? Потому что я умею доказывать людям, что они неправы. О как. Ну, и умею на них влиять, но это фигня. А еще я умею учиться на ошибках и планировать всё наперед. Может, план и разрушат, но вообще без плана жить нельзя. Скатишься под горку с нулевым балансом на счетах. Ну и вообще… О, а еще никогда нельзя давать мужику понять, что у тебя на него далеко идущие планы. Я что поняла, знаешь? Сначала влюби его в себя так, что он без тебя дышать не сможет, а потом уже тихонько, намеками, веди к алтарю. Точнее, пусть он сам тебя ведет. Сделай так, чтоб ему казалось, будто это он тебя в церковь тащит, а не ты его. А то учует, что его, гордого оленя, на привязь посадить хотят, и даст деру. Потому что мужики еще и трусы. Да, бармен? Или не все?

— Анджи, ну что ты, в самом деле… Простите ее, она слегка… не в себе.

Бармен кивнул и всё же усмехнулся. Белая салфетка мелькала в тонких пальцах, а черные глаза, окинув клиенток безразличным взглядом, снова посмотрели на гитару. На тонкие струны, рождавшие тихую, пленительную, монотонную мелодию. И бармен подумал, что может дать ответ на вопрос этой леди. Но зачем? Ей он сейчас не нужен. Сейчас она просто «пьяная дамочка, изливающая душу подруге», а таким философские беседы ни к чему. А впрочем, ему просто не хотелось быть причастным к чьей-то боли. Пусть даже разговором. Потому что пропуская через себя чужие переживания, мы и сами теряем частицу радости. А его радость — это прибыль, гитарные проигрыши и одинокая квартира на краю города, которая спасает от шума людских голосов. И незачем заполнять пустоту чужой болью. Своей хватает…

— Я-то в себе, Викки. Ну, не в тебе точно, хе-хе. Но совет к сведению прими. Потому что мужики — они такие. Их нельзя пугать, а то убегут…

Анджела вздохнула и прикрыла глаза. Нежная мелодия вызывала образ, запечатлевшийся в памяти слишком четко, чтобы его прогнать. Парень в светлой рубашке навыпуск и модных джинсах, вяло жевавший чипсы, смотрел очередную передачу об оружии, а Анджела обнимала его и, перебирая черные кудрявые локоны, слушала мелодию, звучавшую в наушниках. И ей казалось, что он тоже слушает нежные звуки фортепиано, правда, почему-то развалившись на диване, а не сидя, как в филармонии, но это мелочи: она и сама сидела рядом с ним, не держа осанку, как всегда заставлял отец, не контролируя каждую эмоцию… С Ламбо она могла быть собой, и он никогда не упрекал ее за отсутствие манер или излишне громкий голос, а она чувствовала, что рядом с ним может жить, а не существовать в рамках, навязанных обществом. Парню было плевать на общество и его законы, и она хотела брать с него в этом пример. Но не могла. И лишь когда они оставались вдвоем, она понимала, что может дышать полной грудью, а краски мира казались удивительно яркими… И потому в такие мгновения Анджела хотела остановить время. «Будь со мной всегда, Ламбо…» Слова сорвались с губ прежде, чем она поняла, что произносит их вслух. Бовино замер. Хрустящий соленый ломтик картофеля застыл у его губ, а взгляд парня из безразличного стал настороженным. А затем чипс медленно опустился обратно в пакет. «В смысле?» «Да это я так, музыку заслушалась», — рассмеялась Анджела, выключая плеер, и, изъяв из пакета пару ломтиков картофеля, захрустела ими, не переставая улыбаться… и внимательно вглядываться в отражение парня в металлических часах напротив. А Ламбо вздохнул и вернулся к просмотру передачи, но апатия из глаз исчезла. Осталась настороженность. И Анджеле хотелось кусать губы, говорить, что он ее не так понял и ни на что она не намекала, но… она лишь потрепала его по волосам и, рассмеявшись, ушла в кабинет. Села за стол. Расправила плечи. Поправила сбившийся воротник блузы. Улыбка слетела с губ, и на лице девушки появилось холодное, безразличное ко всему выражение. Столбцы цифр в бумагах на столе приковали ее взгляд, а с губ сорвалась лишь одна фраза. «Всё же надо жить, а не пытаться жить, Ламбо, я это наконец-то поняла».

— Ох, я не знаю… Анджи, мужчины — сложные существа. Не лучше ли плыть по течению, ни под кого не подстраиваясь?

Анджела рассмеялась, но тут же замолчала и устало вздохнула.

— Викки, я похожа на полную идиотку, да. Но я не дура. Ты спросила, что я о Ламбо могу хорошего сказать. Я отвечу. Он научил меня жить. Я поняла, что надо жить, а не существовать, опасаясь всего и вся… что ухода парня, что проигрыша в сделке, что косых взглядов партнеров по бизнесу. Но я поняла и еще кое-что. Если два человека дополняют друг друга, они вместе будут несмотря ни на что. Если нет, им ничто не поможет. Только вот знаешь… а как понять, дополняет он тебя или нет? Ну вот как это понять? Особенно если любишь его так, что одна дышать не можешь… И знаешь, что? Пока не поймешь, что вы одно целое, нельзя давать слабину. Нельзя позволять ему стать самым важным в твоей жизни, нельзя отдавать ему свою душу. А то потом, если поймешь, что вы не дополняете друг друга, будет слишком больно. Не только тебе, но и ему. Да, я Ламбо дала пощечину, хех. Но я видела. Ему больно было, когда он сказал: «Все кончено, Анджела». У него глаза обычно либо как у дохлой рыбы, либо как у мартовского кота, ну, или в них блеск фанатский, когда он видит какую-то дребедень… Но тогда у него глаза живые были. И в них была боль. И от этого мне еще больнее. Дура я, да. Но знаешь… Я просто не хочу, чтобы ему было плохо. Потому что всё еще его люблю. А зря, наверное…

— Анджи?..

Теплая улыбка Ламбо, провожавшего немного смущенную девушку до дома.

Ласковый взгляд Анджелы, что она дарила буквально растекавшемуся по ее дивану кудрявому парню.

Поцелуи, жаркие, но порой словно отстраненные.

Объятия, которые дарили ей куда меньше тепла, чем ему.

Смех у витрин, шампанское в Рождественскую ночь, посиделки перед телевизором.

Чувства, такие реальные, что казалось, будто их можно увидеть.

Никаких табу, ограничений и запретов.