Верь мне

Напряжение в члене усиливается. Не стерпев болезненной пульсации, которая, казалось, способна его разорвать, опускаю руку и со стоном сжимаю.

Понятия не имею, как я не подох в наши прошлые первые разы, но этот точно будет финальным.

По спине судорога за судорогой идет. Я не пытаюсь их остановить. Просто шумно дышу и нервно сглатываю копящуюся во рту слюну.

Кто создал такую любовь? Зачем нужна такая страсть? Почему является возможным столь яростный эмоциональный штурм?

Я сам себе кажусь неадекватом. Я ощущаю себя больным. Я, блядь, просто не знаю, как мне выживать!

Сплевываю вязкую слюну, тихо матерюсь и, не находя другого выхода, направляюсь к белым стопкам махры. Пока вытираюсь, в глазах загораются и гаснут цветные вспышки. Дыхание сохраняется таким же тяжелым и громким, а тело – окаменевшим и неповоротливым, но я оборачиваю бедра полотенцем и покидаю ванную.

«Она оставила только белье…» – первое, что генерирует мой мозг, когда я вижу Соню.

Зажав одеяло под мышками, она, как бывало сотни раз раньше, держит перед лицом одну из тех горячих книжек, на обложке которой скрытый полумраком мужик намеревается поцеловать полуголую девчонку. То есть он ее явно не только поцеловать намеревается… Там сразу понятно, что хочет трахнуть, и она, стопудово, не против.

И моя… Не против.

С очередным сиплым и отрывистым вздохом перехватываю взгляд, который Соня направляет поверх книги. Застывая у края кровати, таращусь на отпрянувшие от хрупких плеч тонкие красные тесемки лифчика. Это вся красота, которой меня удостаивают.

И правильно, конечно. Безусловно, правильно. И без того в груди гремит.

– Ты как?.. – шепчет она, едва дыша от волнения.

Скользнув взглядом по моему голому торсу к феноменальному бургу под полотенцем, резко замолкает. Отворачиваясь, она спешно принимает сидячее положение и, отбрасывая книгу, вроде как закашливается.

Я реагирую на автомате.

Рывком подаюсь вперед и секунду спустя уже прижимаюсь к Соне сзади. Она вздрагивает и, накрывая мои руки своими ладонями, цепенеет. Я тоже планирую замереть в неподвижности. Но в один момент, абстрагируясь от боли в паху, заставляю Солнышко повернуться и заваливаюсь на нее сверху, чтобы без предупреждений наброситься на ее губы с какими-то абсолютно дикими поцелуями.

Соня теряется лишь на мгновение, а потом отвечает на эти бешеные ласки с тем же жаром. Едва ее язык толкается мне в рот, из моего нутра выбивается такой мощный глубинный рев, что я, мать вашу, сам охреневаю. Это отрезвляет. Вынуждает меня, несмотря на разорвавшееся внутри удовольствие, тут же дать заднюю.

– Прости… – хриплю за миг до того, как встретиться с Солнышком взглядом.

Она прикусывает верхнюю губу и, старательно сдерживая рвущееся из ее высоко вздымающейся груди учащенное дыхание, напряженно смотрит мне в глаза.

Я заставляю себя перестроиться. Игнорируя лютую жажду, которая разрывает в моем гребаном организме каждую чертову клетку, я скольжу ладонями по Сониным плечам и скатываю ее бюстгалтер вниз. Чувствую ее обнаженную грудь, но взгляда вниз не опускаю. Пока завожу руку ей за спину, чтобы расстегнуть застежку и полностью снять с нее этот предмет одежды, смотрю исключительно Солнышку в глаза. Так же медленно и осторожно я избавляю ее и от кружевных танга. И лишь когда она оказывается полностью обнаженной, позволяю себе посмотреть на нее.

Тут уж точно дело не в похоти.

Просто я должен отложить это волшебное мгновение в памяти с той же четкостью, с которой храню первый стянутый с Сони-лав купальник, первое прикосновение к ее божественной груди, первый контакт с ее прекрасной орхидеей, ее первый оргазм, первую пробу ее сладких соков, первый толчок в нее и первое в нее извержение, ощущающееся так, будто моя жизнь перетекла внутрь ее тела… Господи, да все моменты с ней!

Ведь Соня Богданова и есть моя жизнь.

Мое сердце. Моя душа. Мой универсум. Мой рай.

Моя слабость. И моя сила.

Мое ВСЕ.

Я, словно путник, скитавшийся долгие годы по чужим землям и, наконец, оказавшийся на границе со своей. Застываю у первых указателей с ослепляющим «ДОМ», потому что сердце, выплескивая с криком тоску, не дает мне двигаться. Хочется рухнуть на колени, целовать каждый миллиметр той единственной части Вселенной, которая является частью и тебя, и рыдать… Как мальчишке рыдать из-за своего возвращения!

– Саша… – зовет Соня ласково.

Я издаю какой-то израненный вздох и, вскидывая голову, увожу от нее свой воспаленный взгляд. Знаю, что глаза покраснели. Чувствую, как их жжет, будто после какой-то отравляющей химии.

Да, это химия. Только не отравляющая.

Это магия. Это святыня. Это вершина.

Качнув головой, фокусирую взгляд снова на Соне. Даже если слезы прольются – плевать. Тело пылает в огне, а с ним ведь и все содержимое, которое успел ей вручить – те самые сердце, душа и нутро.

– Если бы я мог вернуться и что-то исправить, – выдаю низко, с вибрирующей хрипотой. – Я бы подошел к тебе в ту же секунду, как впервые зацепился взглядом… Я бы… Сонь… – несколько раз прочищаю горло, но слова все равно даются адски сложно. – Я бы убрал весь мат, всю похоть и грубость из тех фраз, которые сказал тебе на старте… Блядь… Да я бы все эти дегенеративные речи убрал! Я бы не носился около тебя кругами… Не ломал себя, пытаясь доказать тебе, как мне, блядь, похуй. Я бы сразу тебя поцеловал! Я бы говорил исключительно, мать вашу, на любовном! И исполнял бы все твои мечты!

– Саша, Саша, – шепчет Соня, сжимая руками мое лицо и заставляя замолчать в ожидании того, что она сама хочет сказать. – Ты и так исполнял, Саш, – заверяет горячо. – И продолжаешь исполнять! Саш… Я… Санечка… Мне ничего менять не хочется. Да, наша история не была идеальной. Но и мы ведь не роботы. Мы живые люди. Я встретила тебя! Именно ТЕБЯ, Саша! А ты – МЕНЯ. Нельзя менять старт. Невозможно прийти друг к другу цельными и совершенными. Меняться нужно ВМЕСТЕ. Вдвоем. Со всеми своими дефицитами и профицитами, наполняя друг друга в дороге всем, что является необходимым. Поддерживая, помогая, спасая, прощая, любя, доверяя и одаряя благодатью. В этом и заключается суть отношений, Саш, – ближе к моему имени голос Сони смягчается. Она замолкает, чтобы перевести дыхание. А я закусываю до крови губы, чтобы сдержать стон. Ощущая головокружение, прикрываю глаза. А когда открываю, встречаю все тот же любящий взгляд своей мудрой маленькой женщины. – У каждого свой крест, Саш. Наш был таким… – в конце этой фразы будто бы многоточие оставляет. – Нам нужно было сгореть и испепелиться, чтобы воскреснуть. Не раз, увы. И даже не два. Но такова наша судьба. Из каждой смерти мы вынесли что-то ценное. То, чего у других не будет никогда. Это наша жизнь, Саш! Только опаленный в печи жизни союз может стать настоящим. Он будет прочным, нерушимым и самым счастливым, – улыбается так, что у меня захватывает дух. Ведь именно в эту улыбку я когда-то и влюбился. – Так что менять ничего не надо… Менять не надо. Просто сделай все, что тогда не смог, сейчас.

– Соня… Малыш… – ни одно слово никогда не выразит степень моего благоговения перед ней. Но я очень стараюсь открыть все затворы и вытолкнуть максимум: – Моя сильная, красивая, мудрая, великодушная, мармеладная девочка… Моя воздушная, моя сладкая, моя фантастическая…

– Только с тобой такая, – шелестит она со слезами счастья на глазах.

Я выдыхаю и улыбаюсь.

Ранен, измучен, но вместе с тем наполнен до краев.

– Моя потрясающая солнечная девочка, – обращаюсь, открываю свою душу нараспашку в надежде на то, что Соня пожелает упасть туда, как я мечтаю пробраться обратно в ее. – Ты станешь моей женой? Станешь Георгиевой? Станешь, Сонь? – толкаю достаточно медленно, но только из-за того, что дыхание перманентно сбивается. А потом сердце с визгами тормозит, натягивая все мои артерии, и я с надрывом добавляю: – Пожалуйста.