Верь мне

– Так и будет, Сонь. Вечно, – припечатывает он тихо. – Больше ни на день не разлучимся. На хрен. Куда ты – туда и я. И наоборот, я надеюсь.

– Конечно, – обещаю я. – Даже если ты решишь слетать на Луну, я с тобой. Имей в виду, когда будешь покупать билеты.

Сашка улыбается совсем незаметно, крайне сдержанно, будто сам себе, но этого хватает, чтобы у меня в очередной раз перехватило дыхание.

– Договорились, – заключает он.

– Ну, а теперь… Послушай меня, пожалуйста, внимательно, – прошу, скользнув в кольцо его рук. Прижимаясь к груди, сама обнимаю. Пока смотрю в глаза, замечаю, как Сашины брови сходятся на переносице. Он, конечно же, хмурится. Но больше не пытается меня остановить. – Одно время я ненавидела то, что мне навязывали родители… Молитвы, заповеди, послушание, необходимость поститься… Но по итогу могу сказать, что я взяла от веры больше, чем моя фанатичная мать. Я умею извлекать уроки. Видеть суть. Чувствовать важное. Слышал такое выражение? «Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя, но к тебе не приблизятся[1]». Знаешь почему? Потому что ты сильнее всего зла. Прощение, вера, любовь, милосердие, доброта – это духовные вибрации, которые поднимают тебя еще выше. Никогда не живи в угоду обидам. Не поклоняйся им. Это те самые демоны, которые в какой-то момент сбивают человека с пути. А тебе это не нужно. Живи свою жизнь, Саш. Я знаю, что ты добрый. Знаю, что тебе невыносимо, когда другой человек страдает. Знаю, что тебе больно за маму. Так прислушайся к себе. Найди в себе силы, чтобы понять и простить ее. Ты же не ошибся в борьбе с Машталерами. Ты не орудовал их методами. Ты доказал всем, что ты сильнее зла. Ты действовал в рамках закона и никому намеренно не причинял боль… Знаю, что даже Владе не смог, несмотря на ее непосредственное участие во всей этой кровавой войне. Ты держался достойно столь долгое время. Ты реально герой, Саш. Сладка лишь та победа, которая достигается честно, ведь правда?

Георгиев вдыхает, сглатывает, выдерживает долгую паузу.

– Правда, – хрипит, в конце концов, приглушенно.

– Ты ведь знаешь, что в криминале твоя мать не участвовала. Ну а то, что молчала… Так, а ты не подумал, что иначе она тогда не могла? – выпаливаю со всем жаром, потому как верю в то, что говорю. – Это ты пришел и всех по итогу раскидал. У Людмилы Владимировны этой силы не было. Ни у кого не было! Она пыталась предотвратить зло по-своему – это подстава с изменой и угрозы изнасилования, чтобы я уехала и не воспламеняла больной мозг Машталера. Подумай, что могло быть, если бы она осталась тогда в стороне?! Меня бы уже не было, Саш! – кажется, повышаю голос. Но иначе сейчас просто не могу. Особенно, когда вижу, как Саша вздрагивает. Мои слова достигают цели. – Да, Людмила Владимировна меня не хотела в невестки. Пыталась нас разлучить. Но… Знаешь, я тут подумала, что возможно, не хочу детей еще и потому, что сама не понимаю, какой я буду матерью. Мне кажется, если кто-то посмеет ранить моего ребенка, я сама его убью, забыв обо всех заповедях и о чистоте своей души! Потому что тогда мне не буду важна я. Как Людмиле Владимировне из-за страха за тебя не были важны ее жизнь и свобода! Помнишь? Будь я родителем, я бы тоже в стороне не осталась! А ты бы остался?

– Нет, – толкает Георгиев тяжело.

– Дети – это то, что делает нас безумными… Мы видим каждый со своей стороны… Не можем знать, что в голове у другого человека… И тогда тревога за родного человека затмевает наш разум… Думаю, ты сам это понимаешь… Чувствовал… Ведь чувствовал?

– Блядь… Да! – рубит Сашка на эмоциях.

– Когда один, оступившись, наносит рану, а второй со злости бьет в ответ – погибают оба.

– Соня…

– Мы с твоей мамой разберемся, Саш. Поверь, я себя в обиду больше не дам. Но и отыгрываться на ней за старые ошибки не буду. Мы с ней все выяснили и закрыли дверь в прошлое. Теперь шаг за тобой, потому что я не хочу лишать тебя матери, а ее – сына. Не хочу до конца своих дней испытывать за это вину. Не хочу видеть, как тебе больно. Пойми, что твоя мама руководствовалась любовью, не злобой. И найди… Я очень тебя прошу… Найди в себе силы простить ее.

На этом наш разговор в тот вечер заканчивается. Георгиев ничего больше не отвечает. Но я и не жду от него мгновенных действий. Собрав вещи, мы выходим на кухню и ужинаем вместе со всеми. На протяжении всей трапезы Саша молчит, однако его согласие сесть за стол с матерью я воспринимаю как первый луч надежды. После ужина мы все вместе отправляемся на прогулку.

Анжела Эдуардовна, ко всеобщему удивлению, ехать с нами отказывается и заявляет о своем намерении жить в Париже, как минимум до лета. Говорит, что будет следить за работой кафе. Это совершенно необязательно, ведь я оставляю заинтересованных профессионалов. Но если ей так хочется… Договариваемся просто быть на связи.

– Я мечтала, чтобы ты вышла замуж за своего принца, Сонечка… Сейчас, когда мои желания практически исполнились, мне нужно придумать, о чем дальше мечтать. А где, как не во Франции, быстрее всего получить вдохновение?

Со смехом прижимаю ее к себе и обещаю часто наведываться.

Так что утром, уладив все срочные дела, мы с Георгиевым забираем Габриэля и улетаем обратно в Одессу.

Притирка у моих мужчин проходит ожидаемо сложно. Награждается Сашка и свежими царапинами, и новыми испорченными ботинками. Кроме того, пару раз Габи нападает на него прямо во время нашего секса. Не могу не рассмеяться, когда это рыжее чудо в самый ответственный момент оказывается у Георгиева на спине. Настрой сбивает моментально. Отсмеявшись, я, естественно, принимаюсь воспитывать питомца.

Саня же сердито сопит и бегает курить.

– Это подло, Габриэль. За дверью оставишь – мяукаешь до одури и скребешься. Впустишь – нападаешь. Нехорошо так себя вести. Нас с тобой просто выселят. Ты этого добиваешься? Будем вдвоем жить на помойке! И никакого тебе паштета!

Эти разговоры, конечно же, особого эффекта не имеют. Приходится нам с Сашкой подстраиваться и заниматься сексом, когда этот монстр спит. Представляете? Будто у нас дома младенец… Очуметь, в общем.

В остальном все развивается прекрасно. Георгиев ездит в офис, чтобы управлять своей миллиардной компанией. Я сижу дома и пишу свою книгу.

– О чем она? – спрашивает Саша в один из вечеров.

– Обо мне… О тебе… О нас…

– Мм-м… Правда? И что именно ты там пишешь?

– Ну прямо сейчас я описывала наш первый поцелуй на сеновале.

– Серьезно? – оживляется мой темный принц. – Дай почитать. Мне тоже есть что сказать.

И он действительно вносит важные дополнения. Пока делится своими тогдашними мыслями, эмоциями и ощущениями, у нас обоих дико горят щеки. Но мы стараемся сохранять невозмутимость и сплоченно работать. Я долго обдумываю все, что он сказал. Прокручиваю его слова, когда сам Георгиев засыпает. Чувствую такой безумный трепет, который, кажется, не испытывала даже в то рассветное утро на сеновале. Ведь сейчас я точно знаю, что Саша любит меня так же сильно, как люблю его я. Он волновался больше меня тогда, теперь я это понимаю.

Помимо написания книги, в течение дня выделяю время, чтобы заняться «хвостами», которые у меня скопились по учебе.

А еще… Я готовлю для своего мужчины. Утром, в обед и вечером. С огромным удовольствием.

Седьмого января, на Даниной свадьбе, я решаюсь на очень рискованный шаг. Устав наблюдать за глубоко несчастной Людмилой Владимировной, в один момент подхожу к ней, беру за руку и веду на танцпол к Саше. Оба выражают гремучую смесь из эмоций – начиная от растерянности и заканчивая страхом. Но я не сдаюсь. Обнимаю его, обнимаю ее и заставляю их в итоге сомкнуть кольцо.

Вздрагиваем. Натужно вздыхаем. На эмоциях судорожно вцепляемся друг в друга руками.

Уверена, что наполниться слезами успевают больше трех пар глаз. Двое из этих трех слишком сильные, чтобы позволить этой влаге пролиться. Я же оставляю этих двоих на танцполе, как только понимаю, что не оттолкнут друг друга, и ухожу в дамскую комнату, чтобы проплакаться полноценно.

Там меня Саша позже и находит.

– Что ты здесь делаешь?

– Просто скучаю… Захотелось поскучать.

– Малыш… – вздыхает Георгиев, вкладывая в это обращение обожание, которое я способна видеть, слышать и чувствовать. – У тебя красный нос.

– А у тебя – глаза, Минотавр.

Кто кого? Да никто.

Мы не нуждаемся в победе друг над другом. Мы нуждаемся в любви.

В поисках ее и делаем встречные шаги. Прижимаясь к Сашиной рубашке пылающей щекой, прикрываю глаза и с тяжелыми частыми вздохами трусь об нее.

– Спасибо, родной… За то, что сумел простить.

– Спасибо тебе, родная… За то, что помогла эту силу откопать.

[1] Псалтырь, 90:7.

56

Я влюблен в тебя как пацан.

Под конец января отца, наконец, закрывают. Команды Градского и Полторацкого не зря свой хлеб едят – по совокупности приговоров что ему, что Машталеру, выписывают путевки на пожизненное.

Мама после всех проверок оставляет должность прокурора и спокойно выходит на пенсию.

А уже с середины февраля наша пятерка официально становится самой могущественной коллаборацией в городе. Не только потому, что победой «V STARS» завершается аукцион по принадлежавшему когда-то Машталерам «Южному региону». С подачи Титова мы вкладываемся и открываем еще несколько крупных перерабатывающих производств, которые в дальнейшем будут оказывать влияние не только на внутреннюю экономику юга, но и на ВВП государства.