Верь мне
Шрифт:
– Тебе же не больно? – тяжело сиплю ей на ухо.
Пот льется с меня потоками. Я бы мог сказать, что сходит, как вода с ледника, если бы внутри той скалы, которой является мой организм, не бурлила вулканическая лава.
– Продолжай… – все, что требует Соня, стискивая меня всеми мышцами – с двух своих входов.
Я совершаю глубокий вдох. Задерживаю весь этот кислород в груди в надежде на томительную переработку. Сцепляю зубы. И заряжаю в Сонино тело серию монотонных, но безумных по своей мощности толчков. Пока она не зажимает мой охваченный огнем член и не начинает с криками и с судорогами
21
Рассказывай, Саш… Все рассказывай!
По времени эта ночь выдается какой-то бракованной. Нереально быстро уплывает. Только крадется рассвет, а я уже проклинаю весь день. Ведь сегодня мой Георгиев снова уедет.
Вроде как не питала иллюзий, заставляла себя помнить про краткосрочность нашего единения, и все равно… К сердцу будто гири привязали. Тянут ко дну, вызывая сумасшедшую боль, стоит лишь пропустить одну-единственную мысль, что скоро все закончится.
Зачем он только опять явился? В который раз душу разбередил. Не успокоить теперь.
– Что делаешь? – хрипит Георгиев, незаметно подбираясь со спины.
Не слышала, когда он покинул ванную и вошел в кухню.
– Просто смотрю в окно…
Позволяю себе крошечный тягостный вздох, когда он обнимает несколько странным образом: крест-накрест поверх моих плеч, словно бы пытаясь поглотить своим большим телом. Мне тотчас становится тепло и хорошо. Вновь я отмечаю чувство непробиваемой защищенности, которое дарит только Саша.
Он нагло скользит ладонью в вырез халата, который я накинула на голое тело после крайнего посещения ванной. Сжимая грудь, перебирает пальцами мой сосок, но именно сейчас делает подобное без похоти. Чувствуется в этом жесте какое-то сытое собственничество. Мне оно нравится. Очень-очень сильно нравится.
– Сама говорила: «Не думай», – припоминает мою недавнюю просьбу. – Тебя это тоже касается.
Киваю в знак согласия и с новым вздохом накрываю его руки своими ладонями. Бездумно поглаживая, прочесываю пальцами короткие жесткие волоски на сильных, увитых венами предплечьях.
«Он мой… Сейчас он мой…» – эта уверенность расталкивает все остальные мысли.
И я с ощутимым довольством перевожу дыхание.
Саня сжимает меня крепче и касается губами виска. Так и застываем, глядя через окно кухни на разливающееся оранжевыми лучами по небу солнце.
– Пойдем в спальню, – зазывает Георгиев чуть позже, наполняя голос какими-то дико интимными и безумно сексуальными нотками. – Хочу тебя. Бесконечно.
Это приглушенное и вместе с тем шумное, на потоке густого дыхания, заявление окутывает меня жаром и пронизывает острыми иголками трепетного волнения.
– Мм-м… Чуть позже, Саш.
Отказываю, потому что физически уже ноет все тело. Даже спазмы возбуждения вызывают внизу живота и в промежности боль.
– Почему позже? Дай долюбить, Сонь.
Невозможный нахал.
Но…
Заставляет улыбаться.
– Дай отдышаться, Саш, – пытаюсь отразить ему в тон, но голос слишком явно звенит переполнившим душу
счастьем. – Ты и так уже слизал с меня кожу… Про остальные места молчу!– Почему молчишь? М? Что я с ними сделал?
– Георгиев! – возмущаюсь задушено.
И ерзаю, когда ощущаю, что его член, упирающийся мне в поясницу, снова абсолютно, черт его дери, твердый. Сжимающая мою грудь ладонь так же меняет характер движения.
– Давай… Чаю попьем… – нахожу решение, чтобы выскользнуть из его объятий.
Саша неохотно, но все же выпускает.
А едва я подхожу к чайнику, выдает:
– Кстати, я голоден.
– Начинается… – протягиваю и цокаю языком, будто это что-то реально раздражающее.
Проверив уровень воды, жму на кнопку и оборачиваюсь.
Георгиев смотрит на меня. Смотрит в упор. Я и раньше нередко стеснялась столь пристального внимания с его стороны, но сейчас это вообще что-то запредельное. И дело даже не в том, что он повзрослел за короткий период времени и стал каким-то суровым брутальным мужиком. Порой ведь ведет себя как безбашенный мальчишка. А все равно при любых раскладах подавляет своей какой-то совершенно неуемной мужской энергетикой, заставляет меня чувствовать себя маленькой и безвольной.
Это пугает, конечно. И вместе с тем усиливает трепет.
Черт…
– Когда у вас начинает работать доставка еды?
Его голос так же вибрирует от напряжения. Не знаю, как он умудряется еще и о еде думать. Излучает совсем другой голод. Флюиды похоти забивают пространство и вытесняют из воздуха живительный кислород.
– Половина пятого, Саш, – бормочу я, надеясь, что звучу хоть сколько-нибудь серьезно. По собственным ощущениям, не покидает чувство, словно мы разыгрываем глупую эротическую сцену из фильма. – Доставка из общепита начинается не раньше девяти, думаю… Или даже десяти… – дышу слишком тяжело и часто, как ни пытаюсь выровнять эту функцию. Завожу руки за спину и вцепляюсь пальцами в столешницу. – Ночью нормальные люди спят.
Отвожу взгляд, когда он усмехается.
– Тогда пойдем к твоей соседке. Колядовать будем.
Врубает того самого мальчишку, который, например, способен ворваться в ванную, когда я там, чтобы сдернуть штаны и без какого-либо стеснения облегчиться.
По мне, так это слишком… Слишком… Просто перебор!
Боже… Зачем я это вспомнила? Щеки молниеносно загораются.
– Половина пятого, Саш! – напоминаю я уже сердито. Хотя эта злость не столько на него, сколько на себя саму направлена. – Я сделаю тебе очень сладкий чай! Или… – иду к холодильнику. Открываю, смотрю. Наслаждаюсь ударившей в пылающее лицо свежестью. – Есть яйца. Приготовь себе омлет.
Пауза.
Не дождавшись Сашиной реакции, рискую посмотреть ему в лицо. Он же… Таращится на меня так, словно я предложила ему поджечь квартиру.
– Что значит «приготовь себе омлет»?
Закрываю холодильник и, всплеснув руками, выпаливаю:
– Гос-по-ди! Я забыла, какой ты принц!
Сейчас это реально оскорбительно звучит. Просто я устала. Чувствую себя так, словно вот-вот от эмоционального напряжения взорвусь.
Георгиев стискивает челюсти. Играя желваками, жестко тянет ноздрями кислород. Но никак не отвечает на мое незапланированное ехидство.