Вера и рыцарь ее сердца

Вера никому не рассказала о том, что ночь провела с Шуриком, который читал ей стихи, чтобы ненароком не расплескать свое счастье. Прошло три дня, и все ее существо продолжало жить ее первым свиданием с Шуриком.

Теперь ее душа напевала арию Эдвина из оперетты Сильва: «Помнишь, ли ты, как счастье нам улыбалось…», а руки в перчатках меланхолично кидали клубни в корзину. На четвертый день чувство влюбленности просто рвалось наружу, но тут случилось то, что совсем не должно было случиться. После работы студенты стояли перед столовой в ожидании ужина. Вера сразу заметила, как Шурик отделился от «хамов» и пошел по направлению к ней, и она сделалась ни живой, ни мертвой. Паренек отозвал ее в сторону для разговора на удивление ее подруг.

– Вера, займи три рубля, потом отдам.

– Тебе нужны деньги? – спросила Вера серьезно, сопротивляясь внезапной сердечной боли. Шурик в знак согласии только кивнул. Сгорая от разочарования и стыда, Вера вытащила из кармана фуфайки последние пять рублей, протянула помятую купюру юноше, а потом непочтительно от него отвернулась.

– Значит, мне всё показалось, – думала девушка, рано забравшись в постель и укрывшись с головой стеганым маминым одеялом. – Это была не любовь, это была никчемная тайна, увлечение миражом. У Шурика в груди бьется не рыцарское сердце, а сердце попрошайки. Мама права, он втерся в доверие, чтобы поиграть со мной в ладушки. Он будет пить водку на мои деньги и вместе со своими дружками насмехаться над подобными дурочками, как я. Нет, надо все забыть, но как? А, если это и есть нормальные отношения между влюбленными? … Плата за тайну, у которой нет свидетелей? И получается, что я пятью рублями заплатила за его ночные стихи. Это пошло. … Разве истинная любовь может быть такой жалкой?

Вере хотелось, как можно скорее забыть всё, что было ей так щедро обещано той лунной ночью, забыть стихи Шурика и свое сердечное волнение, но как можно забыть то, что произошло совсем недавно, каких-то три дня назад?

– Вера, выпей чаю с шиповником и медом, этот отвар хорошо помогает при простуде.

Девушка выбралась из-под одеяла и увидела вокруг себя заботливые лица подруг. От горячего чая с ирисками ее настроение улучшилось, и на следующий день она согласилась прогуляться после работы с Пашей, который давно пытался за ней ухаживать и говорил, что у нее очень красивые глаза. Конечно, Вера знала всё про свои глаза, поэтому не попалась на удочку «обольстителя», но, погулять с ним, она пошла.

Перед первым «официальным» свиданием Веру принарядили ее соседки, опытные в делах амура, и, заглянув в зеркало, она увидела, что ее глаза действительно могут быть красивыми, если их подвести черным карандашом…

Во время своего первого свидания с Пашей Вера много говорила, чтобы не замечать смущение юноши при каждом ее слове. Она привела его к знакомому месту у совхозного пруда и усадила под осиной, с которых уже стали опадать желтые листья. Понимая неизбежность финального акта, Вера закрыла глаза и протянула к Паше вытянутые трубочкой губы. Ее первый поцелуй был совсем не таким, как его описывали в прочитанных ею книгах. Он показался девушке противным и негигиеничным.

Утром следующего дня Вера посчитала, что за полученный поцелуй надо платить дань, и стала собирать картошку в паре с Пашей. Они работали с таким азартом, что даже вышли в передовики. После полудня Вера отдыхала, сидя на корзине с картошкой, она так глубоко задумалась, что не заметила, как к ней подошел Шурик, который с мешком на плечах сел перед ней на корточки. С удивлением Вера смотрела на юношу, не понимая, что зачем он это делает.

– Что, пяти рублей не хватило?.. Или сдачу принес? – спросила она тихо.

– Вера, разве ты забыла то, что было между нами? – тихо произнес юноша, не обращая внимания на иронию, которая звучала в этом вопросе.

– А разве между нами что-то было? …

Вера еще не успела договорить, как в ее сердце вошла чужая боль, которая вспыхнула в глазах юноши, вместо его слов: «Все кончено». В этот момент у нее сильно засосало под ложечкой, потом закружилась голова, словно она стала преступницей. Теперь ее несбывшееся счастье не было прекрасным и тайным, оно напоминало рванный картофельный мешок, который нес на спине уходящий Шурик, через дырку в мешке, одна за другой, падала на землю картошка, как бы отмеряя время с момента гибели ее первой любви. Слова другого романса зазвучали в ее разбитом сердце, «Отцвели, уж давно, хризантемы в саду» и осенний дождь вторил мокрой печалью.

Трудовой семестр закончился, и пришло время учиться на педиатра. В радости Веры ее группа состояла в основном из девушек, но были в ней и трое юношей: высокий Юра, приехавший из Белоруссии, музыкально одаренный Ларик, сын директора школы, и ничем неприметный Аязбек, паренек из далекого аула. Юноши на педиатрическом факультете ценились, и их знали в лицо.

Так случилось, что Вера завалила свой первый экзамен по английскому языку, и только потому, что этот экзамен проходил рано утром, а утром ее язык не успевал проснуться, чтобы выговаривать иностранные слова. С тройкой в зачетке на стипендию рассчитывать не приходилось, и Вера решила выразить свой протест «ничегонеделанием». Вопросов для следующего экзамена у нее не было, поэтому девушка спокойно сидела дома и зачитывалась трилогией Юрия Германа, главный герой которой успешно трудился врачом в Китае. О, как ему везло в жизни!!!

Только за день до сдачи второго экзамена Веру пробрало беспокойство. И, хотя, очередной экзамен был совсем не медицинский, а, скорее, экономический, но его тоже надо было сдать, чтобы стать хорошим врачом. Поэтому, немного подумав, Вера пошла к своей сокурснице, которая жила по соседству.

Ирина Борисова отличалась от других студенток в группе изяществом в движениях, изысканной худобой и витиеватостью рассуждений. Вера осторожно позвонила в звоночек квартиры Борисовых и дверь ей открыла Иринина мама.

– Зоя Васильевна, можно мне поговорить с Ириной? Завтра экзамен, а у меня нет вопросов по политэкономии.

Ирина мама вместо шапочки носила черноволосый парик, а на ногах у нее были не тапочки, а туфли на каблуках, что делало ее очень неприветливой хозяйкой. При виде Веры на пороге своего дома Зоя Васильевна не выразила никакого намека на радость, вместо ответа на Верин вопрос женщина тряхнула черными кудрями на голове и указала на дверь, ведущую в комнату ее единственной дочери. Потом она покрутила раскрытый ладонью у виска и отправилась на кухню. Вероятно, эти движения должны были означать следующее: «Если моя дочь сходит с ума, то вы уж меня извините».

Вера осторожно вошла в комнату, и залюбовалась тонкой фигурой мечтательной девушки, сидящей на широком подоконнике. Ира сидела на подоконнике, отвернувшись к окну и тоже, как ее мама, не собиралась приветствовать Веру.

– Ирина, дай мне, пожалуйста, почитать вопросы по политэкономии! – попросила Вера, как можно осторожнее, но ее просьба осталась без ответа. Ирина по-прежнему сидела на подоконнике, по-прежнему смотрела в окно и по-прежнему мятым платочком что-то смахивала с щек.

– Ира, завтра экзамен, а у меня нет вопросов по политэкономии.

Не услышав ни слова в ответ, Вера подошла поближе к окну и заглянула в лицо сокурснице. Оказалось, что Ирина не просто сидела на подоконнике, а она беззвучно рыдала. Этого только не хватало! Экзамен на носу, а тут черные слезы!

– Ира, возьми себя в руки. Остался всего один день до экзаменов. У тебя есть вопросы, а то я и второй экзамен позорно провалю!

– Ну и что из этого? – печально произнесла Ирина и обреченно посмотрела на Веру из-под опухших век, а потом захныкала уже в голос. Вообще-то, это Вера пришла к Ирине за сочувствием по поводу тройки по английскому языку, а выходило, что в утешение больше нее нуждалась не она, а утонченная в чувствах Борисова.