Вердикт Лондона. Ностальгический отчёт

Я согласился с большим удовольствием, поскольку был в полном неведении о местоположении отеля Тависток, где для меня был забронирован номер. Соглашение, подбросить меня, было достигнуто на площади Пикадилли сёрклз. Водитель, хорошо знавший город, быстро разобрался с клубком улиц одностороннего движения в районе Блумсберри, поэтому вскоре мы были на Тависток-сквер. Таким образом, теперь я был спокоен в части решения своей следующей и главной задач на понедельник, поскольку нашёл своё новое прибежище. Я взял, на всякий случай, телефон для связи со своими доброжелательными попутчиками, поблагодарил их, и мы распрощались. Первый раунд в Лондоне был мой, хотя это, по правде говоря, происходило на родном ринге. Теперь меня ждали новые встречи в незнакомой обстановке, но я надеялся на новые достижения.

Song of Town

The song of love and trouble here I sing;

The town, it swore for our Russia to win,

Received a name of Lenin as a king,

Who passed his throne to Moscow, as an inn.

Red spite fanned here fleeting yellow wings,

My town is bagged, all pockets are such clean;

The bastards kept, like jackals, money fast,

Just only London now reminds its past.

Клип 1.6. Это красное словцо «ностальгия»

Пусть деревья голые стоят,

Не кляни ты шумные метели!

Разве в этом кто-то виноват,

Что с деревьев листья облетели?

(Н. М. Рубцов)

Итак, начинается второй раунд моего поединка с неизвестностью командировки, но теперь на иностранной почве. Этот раунд-клип предполагает завершение первой части отчёта актуальными уточнениями уже затронутых вопросов, включая и отдельные общественные проблемы, и сугубо личные воспоминания автора. Начну с изображения отеля, который стал моим ночным домом, и чьё гостеприимство выражалось и в предоставлении бесплатного завтрака. Его стоимость входила в стоимость номера, который был снят для меня министерством.

Да, здесь я почувствовал начало своей новой жизни. Она представлялась мне тогда очень туманно, но оптимистично. Такое предчувствие не обмануло меня. Я прожил, вернее, отдыхал здесь ночами наиболее интересный, хотя и краткий, период моей жизни. Но и здесь, около отеля, как я уже упомянул в предисловии, витал легкий запах родного дома, потому что именно здесь новый для меня мир имел некоторую историческую связь с Россией в её странной и трагической корреляции с прошлым. По моим данным, этот отель помнил товарища Ленина, отца и учителя мирового пролетариата. Вождь хаживал мимо по Тевисток-сквер, где обосновался, правда, ненадолго сразу после приезда в Лондон семьдесят с лишним лет тому назад. Будущий лидер проходил мимо него, направляясь оттачивать знания и смелость политического лидера. Подробности неизвестны, но скоро он встанет во главе борьбы миллионов угнетённых. Я лишь в самом конце вояжа случайно узнал, где здесь пребывал вождь.

Теперь отель увидел меня, человека земли, которая возродилась из пепла истинных и неудавшихся преступлений Ленина. Но тогда, в Лондоне, я был рядовым официальным приверженцем его культа, который партийное руководство создало вместо аналогичного культа Сталина. Идеалистический образ Ленина и его псевдо-гуманизма стали основой современной идеологической этимологии и словоблудия. Наука и искусство изучили подвиг лидера и сладко о нём запели. Поэтому известен каждый документированный шаг вождя, включая и первое жилье на Тевисток, Блумсберри. Я узнал об этом из книжки-приза, не помню за что был награждён, об его эмиграции. А на каждый день у нас была песня-заклинание с приятной славянской мелодией и многозначительной смысловой доминантой:

« Ленин всегда живой,

Ленин всегда с тобой!»

После Лондона у меня появились запоздалые вопросы относительно вождя. Первый касается национальности этого великого лидера иннацизма. В нём соединились еврейско-немецкая и русско-калмыцкая национальности. В случае Пушкина новая кровь означает ясный гений. Здесь букет наций породил злого гения Евразии, рационального идеолога, жестокого политика, и, наконец, всесильного диктатора России, лидера голодной стаи волков.

Его настоящая фамилия Ульянов-Бланк. Своими делами, а не только исходя из национальности матери, он может быть по праву помещён в Пантеон как великий Ленин из еврейских героев. И мой прямой вопрос к Еврейскому музею, как жаль, что я не попал туда, на той же Тевисток-сквер: не плохо бы знать, как он представлен в их экспозиции? Может быть, это групповое фото первого советского правительства (1918), который состояло на 90% из евреев и на 100% из волков? Как без лишней скромности они представили в этой экспозиции весь процесс из грязи, да в князи, когда товарищ Ленин, великий политик и расчётливый демагог, стал с их помощью царем великой единой и неделимой России. Пора сделать этот уникальный материал достоянием широкой общественности! Пора объяснить, за что мы, русские, славяне боролись до победы? К тому, как возник вопрос по этой актуальной теме, мы ещё вернёмся в ходе описания субботней прогулки по площади Тевисток-сквер в следующей части отчёта.

Отметим, что автор испытывает к фигуре Ленина и к судьбоносному прошлому, которое с ним связано, своего рода ностальгию. По сути, это ностальгия от противного или обратного, не смешивать с ностальгией по противному. Такой вот неожиданный, подсказанный математикой, термин для обозначения смешанного чувства симпатии и отчуждения, гордости за свершение, считай, невозможного и, одновременно, ненависти к холодной жестокости переворота и братоубийственной войны.

На это обстоятельство не стоило бы и акцентировать внимание, если бы описанный вновь обретённым термином букет противоречивых чувств не был, по моему мнению, вообще характерным для русского человека, как по отношению к уникальному прошлому страны, так и применительно к собственной судьбе каждого. Мудрость «нет худа без добра, и наоборот» подходит и к историческим перипетиям и к личным судьбам. Поэтому чувство ностальгии и приемлет не только позитив, но и явно противное ему.

Отсюда, те актуальные уточнения, которые кратко представлены в этом клипе, без сомнений являются ностальгией от противного. Это так. Но рассматривать эту частную особенность памяти надо шире. Любое прошлое событие, представленное в ней, для любых явлений и личностей видятся нам, каждому в разной степени, как возможные быть идеальными, но если бы не то или иное… Увы! Что случилось, то случилось. Разум знает, что сожалеть о прошлом бессмысленно, но чувства в нашей природе всегда неизбежны, отсюда и ностальгия от противного. Собственно, и весь этот отчёт – тоже ностальгия от противного.

Вернёмся к отелю. Он был достаточно респектабельным, но без излишеств. В просторном и безлюдном вестибюле за стойкой меня встретил с некоторым любопытством портье-малаец. У него под рукой располагался старомодный телефонный коммутатор. Думаю, этот коммутатор внутренней связи, установленный, видимо, ещё в начале века, был данью консервативной старине. Меня ждал скромный одноместный номер с ванной и телевизором. Для трёхзвёздочного отеля за 12.50 в сутки, без налогов и включая завтрак, это было замечательно. За эту цену я получил свою нерушимую социальную защиту, приют для моей скромной личности в огромном Большом Лондоне, Великобритании, во всём великом мире, поскольку вся моя наличность в этот момент составляла примерно 10 фунтов. Кроме того у меня был банковский чек на сумму 70. Таким образом, мой номер стал моей крепостью, в которой были также некоторые запасы продовольствия: круг полукопчёной колбасы, что-то из консервов, и пресное вафельное печенье под названием «Московский хлебец». Наличие пачки этой продукции в моём портфеле вынудило меня объяснить таможеннику свою любовь к русским национальным блюдам. Он тщательно и с некоторым подозрением исследовал обертку печенья, но ничего не смог возразить против моей любви к домашней провизии.

Обратный билет, который я в дальнейшем подтвердил в офисе аэрофлота, была в Лондоне и такая советская контора, также стал частью социальной защиты и якорем в море событий. Он давал мне шанс попасть из моей индивидуальной нищеты в Лондоне снова к нашей коллективной бедности в России. Тем не менее, здесь, в Лондоне, мой капитал был не в моём пустом кармане. Ведь я был гражданином великой страны!

Моим главным капиталом, вернее, беспроцентным кредитом на всю жизнь было положение официального посетителя страны на государственном уровне эксперта, пусть даже в весьма ограниченной области. Я был гостем Британского государственного института со всеми вытекающими последствиями, и, не в последнюю очередь, для самого Лондона. Я был полномочным представителем могущественного противника Запада, великого и могучего СССР. За рубежом Союз стал моим надёжным кредитором по всем вопросам, хотя эта его щедрость не касалась денег. Тут мой кредитор становился скупым, как Гобсек. Кстати, его жадность и, в то же время, неограниченные возможности, были широко известны. Так что моя персона, в части её финансовых прорех, возбуждала среди хозяев встречи и коллег смесь любопытства, симпатии, недоверия, некоторого опасения и иронии. Но все они уважали моего кредитора, и лучи его могущества освещали меня.

В мои обязанности входило принять участие во встрече, организованной МЭК в офисе под названием Хэмптон-хаус, расположенном на Грин-стрит, Мэйфэр, рядом с Гайд-парком и Оксфорд-стрит. Это был старый, добрый и скромный дом в тихом и спокойном месте для встреч и совещаний Британского института стандартов и рядом с ним. Он был открыт с 8:30 утра до 5 вечера. Работа велась с 9 часов утра и до 12 часов, и снова с 2 часов дня до 5 вечера. Повестка дня была подготовлена заранее до встречи, и я знал, что и когда меня ждёт, в том числе и в части возможных социальных мероприятий. Планировалось обсуждение вопросов надёжности электроники. Эти вопросы были для меня интересны, но ещё более интересной была мне компания мужей-специалистов, среди которой была и одна леди. Я интересовал их, они меня. По внешности мы были вроде портретов разных живописных школ, по-своему рисующих одну человеческую природу.