Верная Чхунхян: Корейские классические повести XVII—XIX вв.

Правитель позвал вестового, приказал ему выдать слепому старику кое-что из вещей и добавил:

— Ты можешь надеть и военный убор, а шляпу свою отдай слепому. А ты, носильщик, отдай слепому свой подшляпник, а сам повяжи голову платком.

Когда Хаккю оделся, оказалось, что новая его одежда куда богаче утерянной. Поэтому он низко поклонился правителю и направился в столицу, продолжая сетовать на судьбу.

— Как я пойду? Как я пойду? Где буду ночевать сегодня и где буду спать завтра? Эх, сесть бы на вороного коня Чжао Цзылуна! Тогда бы я сегодня же добрался до столицы! Сколько дней мне еще шагать на своих слабых ногах? Как добраться до столицы? Говорят:

В далекий путь уходит милый — Застав отсюда не видать.

Но это сказано о легконогих воинах. А как пройти слепому и слабому тысячи ли до столицы? Иду я в столицу, а что я знаю о ней? Это не подводное царство, где я могу увидеть свою дочь; это не царство небесное, где могу встретить госпожу Квак, свою жену. Нищий и больной, как доберусь я до столицы?

Вздыхая и причитая таким образом, Хаккю добрел до Аллеи зеленых дерев. Когда он переходил Лошуйский мостик, какая-то женщина обратилась к нему:

— Путник, остановитесь на минутку! Вы не слепой Сим?

Хаккю задумался: «Странно! Ведь в этих местах меня никто не знает!» Тем не менее он тотчас ответил женщине, и та повела его за собой. Они вошли в великолепно убранный дом, перед Хаккю поставили столик с редкими кушаньями. Когда он поел, женщина сказала:

— А теперь, господин Сим, пройдите со мной в другую комнату!

— Послушайте, что вы от меня хотите? Ведь я слеп и не умею гадать и читать сутры!

— Следуйте за мной без возражений!

Хаккю подумал про себя: «Ох, как бы мне не повязали платок» [291] . Однако, ни слова не говоря, он прошел в другую комнату. Слышит — какая-то женщина почтительно спрашивает его:

— Вы слепой Сим?

— Да. А откуда вы знаете?

— На то есть причина. Моя фамилия Ан. Я ослепла, когда мне не было еще и десяти лет. Я выучилась искусству гадания, но до двадцати пяти лет не нашла себе суженого, сочла это за судьбу и потому не вышла замуж. Но вчера мне снился сон: будто луна на ущербе. Узнав, что ваша фамилия Сим [292] , я пригласила вас к себе, чтоб породниться с вами.

291

Повязать платок — метафора, означающая заключить брак.

292

Фамильный знак «сим» тоже означает «быть на ущербе».

Хаккю обрадовался:

— Слова ваши приятны мне, я согласен.

В эту ночь он разделил ложе со слепой Ан и вкусил краткий миг блаженства. Во сне его одолевали кошмары, и наутро он встал озабоченный. Слепая попросила его:

— Теперь мы связаны с вами навек, так поведайте же свои заботы.

— Видел я сегодня сон: сняли с меня кожу и натянули ее на барабан; опали листья и закрыли корни деревьев; над высокими языками пламени роились пчелы. Все это предвещает, что я скоро умру.

Госпожа Ан задумалась на минуту и стала разгадывать сон Хаккю:

— Нет, это счастливый сон! Сняли кожу и натянули на барабан, вы говорите? Что ж, «бьет барабан в императорской столице...». Это значит, что вы побываете во дворце. Листья опали и корни закрыли — встреча дочери с отцом. Значит, вы увидите свое дитя. Пчелы роятся над пламенем — значит, вам придется плясать на радостях!

Хаккю вздохнул:

— С каким же дитятей я встречусь, если моя любящая и преданная Сим Чхон погибла в Имдансу?

Госпожа Ан удерживала Хаккю, но он, побыв с нею несколько дней, попрощался и снова отправился в путь.

Расставшись со слепой Ан, Хаккю прибыл в столицу. Со всех уголков страны стекались сюда слепые, ими были переполнены все постоялые дворы. Слепых было так много, что среди них затерялись зрячие. На улицах дворцовая стража, размахивая императорскими знаменами, провозглашала:

— Слепые всех провинций и всех округ! Торопитесь попасть на пир!

Их громкие голоса донеслись до Хаккю в то время, когда он сидел в харчевне. Услышав призыв, Хаккю вскочил и тотчас направился во дворец. Дворцовая стража у ворот записывала имена и адреса приходящих сюда слепых. Императрица сама каждый день просматривала списки, но имени отца не встречала. Опечаленная, сидела она в одиночестве и даже не могла дать волю слезам — неподалеку стояли три тысячи придворных дам. Сидя на нефритовых перилах и прислонившись яшмовым личиком к коралловым занавескам, она грустила:

— Бедный мой отец! Жив ли он? Может, умер? А вдруг Будда смилостивился и открыл ему глаза, и он уже больше не слепой? А может, он заболел и потому не смог прийти? Или какое-нибудь несчастье постигло его в пути? Как жаль, что я не могу сообщить ему, что жива и стала знатной!..

Долго печалилась государыня... Между тем слепые уже вошли во дворец и уселись за пиршественные столы. И она обратила вдруг внимание на слепого, который сидел в самом конце стола, — под ухом черная родинка. Ну, конечно, это отец! Императрица призвала служанку и приказала ей:

— Приведи-ка сюда вон того слепца и скажи ему, пусть назовет свое имя и место жительства.

Поднявшись с места, Хаккю, ведомый служанкой, подошел к императрице и начал свою печальную историю:

— Я — Сим Хаккю из селения Персиковый цвет, что в уезде Хуанчжоу. В двадцать лет я ослеп, а в сорок потерял жену и остался один с грудной дочерью на руках. До пятнадцати лет я растил ее, вскормив молоком чужих матерей. Имя ее — Сим Чхон. Необыкновенно любящая и преданная, она ходила собирать милостыню, и тем мы кормились. Прослышав однажды, что, если пожертвовать с молитвой триста соков риса в монастырь «Пригрезившееся облако», Будда откроет мне глаза, она продала себя за эту цену купцам из Южной столицы и вскоре погибла в море Имдансу. Я потерял дочь, но зрение так и не вернулось ко мне. Мне хотелось умереть, чтоб уйти от горькой судьбы, но я отправился в дальний путь к императорскому дворцу, желая рассказать сначала о своей несчастной доле.

Седые волосы его растрепались, из глаз хлынули горючие слезы:

— О дочь моя! Сим Чхон! Где ты?

И он упал, рыдая и колотясь о землю. Императрица, еще до того как он кончил говорить, почувствовала, что на глаза ей навертываются слезы, а все тело слабеет. Помогая отцу подняться, она прошептала:

— Батюшка! Откройте же глаза и взгляните на меня!

Как обрадовался Хаккю, услышав эти слова! Обеими руками он начал тереть глаза.

— О! О! Что я слышу? Моя дочь Сим Чхон жива? Сим Чхон жива? Если она жива, дайте же мне посмотреть на нее!

В этот миг все кругом окуталось белыми облаками, среди которых парили попарно синие и белые журавли, фениксы и павлины. Над головой Хаккю повис густой туман. И вдруг глаза его раскрылись, и весь мир, земля и небо, небесные светила предстали его взору. В испуге и радости вскричал он:

— Ой-ой! Почему мне так слепит глаза! Как огромен мир! Как прекрасны земля и небо! Я вижу лицо дочери — оно ясное и красивое и обрамлено венцом с семью драгоценными камнями.

Только теперь Хаккю понял, что прозрел. Он огляделся кругом, радуясь окружающим его предметам и краскам. Вне себя от счастья, он бросился к дочери.