Верни мне крылья, любимая

Десять лет назад, когда Арабелле исполнилось двенадцать и она впервые познала эту ноющую боль, эти изнуряющие ритмичные спазмы внизу живота, мама объяснила ей, что для женщины, для колдуньи страдать — нормально.

Она сказала: «Терпи, скоро все закончится». И Арабелла, напуганная двенадцатилетняя девочка, впервые испачкавшая белье кровью, терпела, но обещанного облегчения не наступало. Ее мучения продолжались три дня. Трое бесконечных, казавшихся адом суток.

Все терпят, и ты терпи.

Когда она спросила мать: «Почему никто не сварит зелье от этой боли, ведь она повторяется каждый месяц», Шарлотта Челтон ответила: «Она ведь неопасна. Так задумано природой», а доктор, пришедший ее осмотреть, добавил: «К тому же не сильно тебе и плохо, маленькая выдумщица». Конечно, ему, мужчине, было виднее.

Позже, в шестнадцать, Арабелла лично отправилась в зелейную лавку в двух кварталах от дома. Хотела купить средство от женских болей, но за прилавком оказался молодой парень, и она не осмелилась озвучить свою просьбу.

В тот день Арабелла обошла несколько аптек, и в каждой за прилавком ее встречал мужчина. Последнюю она покинула с какой-то микстурой от желудочных колик, но толку от средства, разумеется, не было никакого.

В восемнадцать Арабелла с удивлением узнала, что зелья от недуга, изводящего каждый месяц половину женщин Имании, не изобрели. Никто не занимался этой проблемой, никто не уделял ей внимания, ибо: «Опасности нет. Так задумано природой. Вы, барышни, слишком мнительны и любите преувеличивать свою боль».

Но страдания Арабеллы и ее подруг были реальны.

Тогда-то Арабелла и уговорила отца, Артура Челтона, оплатить ей обучение в Нортемском институте Магии и Колдовских искусств. Многие девушки из ее круга имели блестящее образование, хотя ни дня в своей жизни не работали и начинать не собирались. Диплом им нужен был для престижа — чтобы красиво висел в рамочке на стене и повышал ценность волшебницы на рынке невест. Образованная жена — показатель статуса.

Но Арабелла шла в институт за знаниями, а не за бумажкой с печатью элитного заведения. Она действительно хотела учиться, найти способ облегчить свои ежемесячные муки, потому и выбрала факультет зельеварения и целительства.

Артур Челтон решение дочери горячо поддержал. Иметь под рукой личного доктора, в любую секунду готового прийти на помощь страдающему отцу, — это ведь так удобно, главное, чтобы Арабелла не вздумала работать по специальности. Женщина-зельевар, женщина-лекарь — какая нелепость! Эти навыки только для дома, только для своей семьи.

В девятнадцать Арабелла поняла, что так считает не только ее отец. Ее окружали мужчины-доктора, мужчины-целители, мужчины-зельевары. В аптеках торговали лечебными снадобьями тоже одни мужчины. Изредка встречались и ведьмы-знахарки, но аристократы их услугами брезговали, к ним обращались в основном бедняки и владелицы борделей.

«Что ж, — подумала Арабелла, глядя на женщину, что с надеждой ждала ее ответа. — Я прекрасно понимаю, почему проблему Агнес не решили до сих пор».

— Нужного вам зелья у нас нет, — сказала она и поспешила добавить: — Но завтра обязательно будет. Хотите сделать индивидуальный заказ?

— Да, — закивала обрадованная женщина. От облегчения она даже прижала ладонь к груди. — Да-да, я возьму сразу несколько бутылочек. Утром пришлю за ними служанку.

Всю ночь втайне от приболевшего Милтона Арабелла хозяйничала в его кабинете — варила зелье по собственному рецепту. Благо полки шкафов были набиты всевозможными ингредиентами, среди которых легко отыскались нужные.

К рассвету на столе рядом с остывшим котлом аккуратно выстроились в ряд десять наполненных жидкостью фиалов. Около полудня их забрала служанка госпожи Агнес, заплатив за каждую склянку по серебряному грифону. Таким образом, в руках у Арабеллы оказалось ее полугодовое жалование. И отдавать его Милтону было необязательно.

К вечеру в лавку к Арабелле явилась целая делегация смущающихся волшебниц, и самая бойкая среди них шепотом попросила: «Такое же чудо-средство, как то, что вы сделали для дочери госпожи Уинстон. Двадцать баночек, пожалуйста».

Арабелла приняла индивидуальный заказ и снова работала всю ночь без отдыха. В этот раз за каждый флакончик она попросила по три грифона. И получила! Женщины охотно расстались с деньгами и покинули аптеку, рассыпаясь в благодарностях.

А потом пришли другие. В зелейную лавку господина Милтона потянулась длинная вереница волшебниц, уставших от регулярной боли. Они закупались впрок, советовали зелье Арабеллы своим подругам, особо щедрые платили не серебром, а золотом.

«Больше не надо терпеть, — читалось на их лицах. — Не надо с содроганием ждать тех самых дней».

Мужчинам и обычным женщинам, не обладающим магическими способностями, этого было не понять — понимали только колдуньи, чей дар являлся одновременно и проклятием.

К тому моменту как хозяин лавки и по совместительству начальник Арабеллы встал на ноги, под матрасом у девушки завелся целый зоопарк из грифонов и драконов. Звон монет ласкал слух, когда Арабелла пересыпала их из одной ладони в другую.

Часть денег она отдала Милтону за то, что пользовалась его кабинетом и слегка проредила запас хранящихся там ингредиентов. Хотела предложить сотрудничество, но тут подвернулось куда более интересное предложение.

Глава 8

После обещания Арабеллы прошло семь дней. Неделя.

Она так и не вернулась.

Он ждал.

Ждал, сходя с ума от неизвестности и горячего желания увидеть возлюбленную. Ждал, не находя себе места от беспокойства, медленно, но непреклонно впадая в отчаяние.

Ему так необходимо было снова к ней прикоснуться. Просто на нее посмотреть. Оказаться рядом. Близко.

Время шло. Часы, равнодушные к страданиям Дьяра, отсчитывали секунды, а те ползли, как улитки, тянулись, как густая, тошнотворно-приторная патока.

Каждый вечер Дьяр спускался в «Гостиную встреч» с надеждой увидеть Арабеллу. Каждую ночь после двенадцати он поднимался наверх с очередной клиенткой, убитый горем, придавленный разочарованием к полу, как гранитной плитой.

Он вздрагивал, когда слышал шум открывающейся парадной двери, и тут же поворачивался на этот звук, вытягивал шею, чтобы посмотреть, кто вошел. Не она. Всякий раз это оказывалась не она, и его накрывало почти физической болью.

Он жил только ради обещания Арабеллы. Только потому, что верил: любимая сдержит слово. Сойти с ума не давали воспоминания. Дьяр закрывал глаза и чувствовал, как снова целует свою избранницу, ощущал на губах ее вкус. Сумасшедшую сладость. Невыразимую горечь.