Вернуть мужа. Стратегия и Тактика

Короче, читать интересно - править долго. Анна патологически рассеянна, ее тексты нафаршированы грамматическими и речевыми ошибками, как утка апельсинами. Покойный муж предлагал Анне оплатить учебу на филологическом факультете, но она стеснялась садиться за парты с восемнадцатилетними студентами. В первый год нашего сотрудничества она даже обратилась ко мне с просьбой: она готова получать от меня за дополнительную оплату консультации. Брать деньги за уроки я отказалась, и в течение всех этих семи лет мы время от времени дополнительно занимаемся, но это, к сожалению, помогает мало.

– Все готово, - сладко зевая и рискуя вывихнуть челюсть, сказала я Анне по телефону, позвонив в шесть утра.

– Можете приезжать.

– Варенька!
– радостно защебетала Анна, которая ежедневно, с пяти до шести утра, занималась йогой.
– Вечером приеду. С меня причитается. Что-нибудь сладенькое.

От сладкого я не отказалась и с чувством выполненного долга и удовлетворения от проделанной работы отправилась спать.

Разбудили меня запахи, провоцирующие приступ ностальгии: жареных оладий, чая с чабрецом, свежесваренного варенья. С кухни раздавались звон посуды, шум воды и тихое пение. Именно оно, это пение, вызвало чувство легкой досады. Это не сон. Это не баба Лиза. И это не детство.

На кухне обнаружились Мышильда, поглощающая оладушки, политые малиновым вареньем, и Зинаида Петровна, готовящая завтрак сразу на двух больших сковородках.

– Варька!
– простонала Мышильда, облизывая сладкие пальцы.
– Это такой кайф! Как у бабушки!

– Давайте завтракать, Варвара Михайловна!
– улыбнулась мне женщина, стряхивая на большую тарелку очередную партию оладий.
– А то Мария Михайловна все съест, ни одной не оставит!

Зина с Семеном всегда называли нас с сестрой по имени-отчеству. Сначала в шутку, потом по сложившейся привычке.

Я с удовольствием мазала ноздреватые оладушки малиновым сиропом и запихивала в рот почти целиком, давясь от наслаждения и восторга. Машка заворчала и ускорилась. Мы устроили шутливое соревнование, но сдались одновременно, будучи больше не в состоянии есть.

Зина, заняв своим внушительным телом почти все пространство, села к нам за кухонный стол, маленький, покрытый белой скатертью. У бабы Лизы была слабость: белоснежные, голубые, розовые скатерти, настоящие, тканевые, не клеенчатые. Зинаида тепло посмотрела на нас и лукаво спросила:

– Вкусно?

Мы с Машкой дружно закивали, не в силах отвечать не то что внятно, а вообще словами.

– Я ж Семену толстые пеку, дрожжевые, с ночи тесто ставлю. А у Елизаветы Васильевны скороспелочки на кефирчике. Максим Константинович тоже их любит. Скоро приедет?

Мышильда испуганно посмотрела на меня и пожала плечами, мол, когда-то и приедет.

– Максим Константинович занят. Работы много, - равнодушным тоном сказала я и поморщилась, словно содрала свежую коросту со старой ранки.

– Оладьи - шедевр!
– стараясь мне помочь, перевела тему разговора сестра.
– Вот выйду замуж, тоже научусь так готовить!

– И когда же?
– тут же любопытствует Зина.
– И жених уже есть?

Мышильда краснеет от досады, понимая, что сама спровоцировала добрую женщину задать этот вопрос. На него у сестры ответа не было. Зато у меня был! И как я забыть могла?! Коко!

Я заметалась по кухне, вылетела в гостиную и по лестнице понеслась на второй этаж, в свою комнату. Вытряхнула содержимое сумочки и в кучке самых нужных и полезных вещей нашла визитку ветеринарной клиники "Дружок".

Вернувшись на кухню, запыхавшаяся и счастливая, я стала рассказывать Машке о найденном котенке, о том, какой он милый и необычный, о том, как однажды ночью его спасли в клинике. О том, что, кроме смерти, чудесный врач спас бедняжку и от ошибки в определении сексуальной ориентации. Умолчала я только о Кирилле Ермаке. А что? Сюрприз будет!

Через час, созвонившись с клиникой, я отправила Мышильду за котенком. Потом написала эсэмэску Ермаку, вырыв из той же кучки и его визитку: "Еду за котенком. Спасибо за помощь. Варвара".

Чрезвычайно довольная собой, чувствуя себя чуть ли не вершителем судеб, представила Коко в виде ангелочка-купидона с белыми крылышками и золотым арбалетом. А затем я отправилась допрашивать Зинаиду.

– Зинаида Петровна! Я ведь вас вроде не звала завтрак готовить? Или я что-то путаю?
– точно ничего не путая, подозрительно и обличительно одновременно спросила я.

Женщина, шумно моющая сковородки, растерялась и смутилась:

– Да я по привычке помочь хотела. Побаловать вас с сестрой, - неуверенно промямлила она.

– С чего бы?
– для верности я сдвинула брови домиком. И баба Лиза в последние годы, и потом Максим, конечно, частенько обращались за помощью к Зине. Но я - никогда. Я вообще после смерти бабушки приезжала на дачу с Галиной Семеновной, которая и вела хозяйство.

Зинаида Петровна выглядела расстроенной. Она вдруг заторопилась домой:

– Ой! Мне же Семена еще завтраком кормить!
– засуетилась она, бочком продвигаясь к выходу.

– Завтраком?
– с сомнением переспросила я, выразительно глядя на часы, деревянный домик с кукушкой. Часы показывали час дня.

– Обедом!
– замахав на меня руками, неестественно засмеявшись, пробормотала Зина.
– Борщ сегодня. Рагу из кролика.

Но я, встав в дверном проеме, не шелохнулась. Не решившись отодвинуть меня, она вздохнула и остановилась.

– Максим, - я не стала спрашивать, я знала, чувствовала.

– Просто приглядеть просил, помочь, если что...

– Когда?

– Что когда?
– не понимала меня Зинаида.

– Просил когда? Вчера? Сегодня?

– Нет. Давно, еще на прошлой неделе, вечером в пятницу, - расколовшись на первых минутах допроса, созналась Зина.

– В пятницу?!
– это же был день моего рождения, полный надежд, ожидания сюрпризов и подарков. День моей встречи с НИМИ. Вечером в пятницу, видимо, предположив, что я могу уехать на дачу бабушки, Максим попросил Зинаиду и Семена опекать меня. Это было и приятно, и неприятно. Ожидаемо и неожиданно. Логично для моего мужа Максима, но совершенно нелогично для мужчины, имеющего любовницу.

Затеплившаяся было надежда тут же была мною заморожена: Максим поступил как человек ответственный, заботящийся обо мне даже в такой ситуации. Это для него более чем характерно. Не удивлюсь, если он и содержать меня будет, когда мы... разведемся. Тошнотворное благородство! С ней он живет, а меня содержит и жалеет. Прекрасно! Просто мечта, а не будущее.