Вернуться в Антарктиду
Шрифт:
Переодевшись в сухое и перекусив наспех приготовленными консервами, Тим поспешил в палатку к Акилу, как договаривались.
– Садитесь, поговорим, Тимур-джи, - пригласил тот. – Все процедуры нам приходится совмещать с разговорами, потому что мало видеть и знать, информацию предстоит еще и усвоить. Я спешу, конечно, но и при спешке пытаюсь быть основательным.
Они устроились, как и в прошлый раз, на подушках, обратившись лицами друг к другу. Акил проделал какие-то пассы, но сегодня эффект от них был не столь сокрушительный, Тим почти ничего не почувствовал.
– Вы как-то обмолвились, что мы умерли и возродились… - произнес он с выжидающими интонациями, подкидывая собеседнику волнующую его тему.
–
– Так, кажется, в вашей стране называют посланцев небесных дакини.
– Вы назвали посланцами нас всех, выходит, мои опасения не беспочвенны. Я задумался над этим еще по дороге сюда, когда мы едва не провалились в трещину. Уж очень похоже на то, как все это начинается.
– Есть спящие посланцы, а есть пробужденные, - пояснил Акил. – В какой-то мере любой заблудившийся путник – это опасный «глаз урагана», но чаще смертельный ветер в нем спит, и для его пробуждения требуется существенный фактор.
– Смерть прототипа?
– Да, прототипу из иного мира, на место которого вы прибыли, должно сильно не повезти.
– Неужели нам троим не повезло?
– Только вам, Тимур-джи. Дакини поцеловали вас одного.
Тим закрыл глаза, потому что мир покачнулся и сдвинулся, открывая свою изнанку. Он увидел покрытую снежной шапкой гору и плоскую равнину перед ней. Ни деревца, ни кустика – только камни и мхи. И светло-салатовая трава, пробивающаяся из глубоких, дышащих чернотой щелей. К нему, приминая эту траву тяжелыми ботинками, направлялись трое. Их глаза были пусты, а в руках блестели черным пистолеты…
– Почему вы все время твердите о каких-то дакини? – спросил он, выныривая из сонма тревожащих образов.
– Привычка, вскормленная родной культурой, - пожал пухлыми плечами индус. – Дакини, на мой взгляд, это яркая иллюстрация древней мудрости, гласящей, что не стоит обманываться внешним видом. То, что может показаться ужасным, не обязательно зло и может быть полезным для нас.
– Дакини такие ужасные?
– Изначально их считали коварными духами и изображали танцующими красотками, соблазняющими нестойкие мужские сердца, - улыбнулся Акил, - однако их образ – всего лишь олицетворение мощи далеких ветров, дующих из самого центра Сурья Мандалы. Они сдувают с наших душ все суетное и мерзкое, что мешает преодолевать притяжение сансары. Разумеется, сейчас неподходящий момент, чтобы просвещать вас в вопросах древнеиндийской религии, но согласитесь, Тимур-джи, что быть принесенным на крыльях дакини – это красиво. Гораздо красивей, чем переродиться в ураган, будто речь о фанатичном камикадзе.
– Каждый народ выбирает понятный ему образ.
– Это верно. В Тибете таких, как вы, называют нейтральным «кхандрома», что означает «небесный путник». Суть же всегда одна: вы словно бы прибыли из ниоткуда, из пустоты, и впустили за собой чужеродный для местной атмосферы вихрь странствий.
– Вы знаете, что со мной случилось? С моим здешним прототипом?
– Вам не стоит об этом думать.
В глубине души Тим с ним согласился. Наблюдать собственную смерть со стороны – в этом не было ничего притягательного. Копаться в деталях, просматривать обстоятельства, которые привели к непоправимому… сердце, что называется, не лежало. Но и оставаться в покое, не обращать внимание на параллельную судьбу Тим тоже не мог. Что-то свербело в нем, царапалось, требуя обратить внимание.
– Почему вы запрещаете? – спросил он.
– А зачем? Для вас это было тупиком.
– Мне надо знать, чего не следует делать, чтобы снова не оказаться в тупике.
Акил призадумался.
– Ну, хорошо. Если вам от этого станет
легче, то я расскажу. Но прошу вас не зацикливаться на том, что вас уже никогда не коснется.– Согласен.
– Что ж, тогда слушайте. Когда «Прозерпина» впервые попробовала провести древний тибетский обряд по канонам Черной Бон, вы попытались их остановить, но допустили ошибку. Вам следовало ехать в Москву и искать выход на «Клуб Собирателей», а вы поплыли в Индийский океан, на Кергелен, где «Прозерпина» нашла всего лишь мертвые руины. Вы не подумали о том, что мертвое очень сложно оживить. Вы пробрались в эти руины и были застигнуты врасплох.
– Постыдно проиграл, короче.
– Ваша игра не закончена, - возразил Акил. – Вы все еще в строю. И сейчас вы гораздо ближе к цели, чем на Кергелене. Давайте я расскажу вам о Разъятии и Сопряжении, о том, что ученые физики из «Ямана» называют «квантовой диффузией в напряженном поле гравитационного магнита», и для начала составим список развилок от вашей мнимой гибели до нашей несомненной победы. Вам не помешает услышать о будущем и его вариантах.
– Всегда мечтал знать будущее.
– Тогда начнем с ноября прошлого года. Что вы делали тогда, помните?
– Год назад? Конечно,- Тим даже не задумался. – Я отслеживал контакты одного молодого гения, придумавшего революционный прибор, использующий силу гравимагнитного поля. Он пытался создать что-то вроде вечного двигателя, но не нашел поддержки среди своих и обратился в Фонд «Миссии достойных». Его пригласили в Париж, а я поехал за ним…
Тим остановился, припоминая подробности той неудачной поездки. Взяв напрокат машину, он отправился из аэропорта в гостиницу и попал в аварию. Ничего особо серьезного, но сломанная нога не позволила ему завершить начатое.
– Ага, - произнес Акил, приподнимая вверх указательный палец, - вот и первая развилка. Вы вернулись домой ни с чем, но это позволило вам год спустя прилететь сюда, в Антарктиду.
– Но я мог бы покончить со всем этим гораздо раньше, если бы внимательнее следил за дорогой! – в досаде выкрикнул Тим, но осекся. Перед глазами вновь предстали пустынные пейзажи Кергелена.
– Вы покончите с этим здесь и сейчас, потому что мир наш не может спасти один человек – только команда и только осознанно, когда каждый из действующих лиц будет готов. Это не бог весть какое откровение, Тимур-джи, но от этого не менее важное. Пусть год назад вы проиграли сражение, и «Прозерпина» сумела создать для себя горстку плохо управляемых «кхандрома», но если взглянуть на это с другого конца, то одно проигранное сражение не означает проигранной войны. Считайте, что дали время подрасти другим участникам, которые выступят на вашей стороне.
– Подрасти? – заинтересовался Тим. – Кого вы имеете в виду?
Он тут же увидел маленькую девочку, еще даже не школьницу, а детсадовку, со светлыми волосами, заплетенными в две смешные косички. На ней был сарафан, усыпанный крупными розами, и розовые сандалии. Девочка сидела в плетеном кресле на веранде какого-то экзотического дома, явно не в России, и болтала ногами, не достающими до пола.
– Ее зовут Адель де Гурдон Долгова-Ласаль, - подсказал индус. – Это дочка Патрисии Ласаль и Павла Долгова. Тех самых, что пытались привезти сломанное «Черное солнце» в Европу.
Тим, разумеется, слышал о Патрисии и ее работе в «Ямане».
– Совсем кроха…
– Адель – ключевая фигура в нашей сложнейшей партии. Без девочки не будет гармоничной склейки. «Глаза урагана» разъединяют, а склеивать суждено Адели.
– Если мы вынуждены привлекать детей, то плохи наши дела.
– У Адель старая душа. Нам с вами можно у нее поучиться.
Тим упрямо мотнул головой:
– Это как-то совсем неправильно! Я не смогу иметь дело с ребенком. Ей бы в куклы играть!