Вернуться в Антарктиду

– И что ты ей сказал?

– Толк будет.

– К чему ей ворошить прошлое?

Вик успокаивающе взял ее за руку:

– Потому что это не только прошлое. Патрисия беспокоится о дочери и, конечно же, о тебе. Ты помнишь, что было с тобой в Марсельской клинике?

– Я не хочу об этом помнить!

– Я это понимаю, любимая. Но проблема такова, что те изменения с тобою остались навсегда. Эпигенетика – наука все еще темная, а явление под названием «слабое взаимодействие» изучено плохо. Загоскин же работает в единственном научном центре, где могут провести ДНК-скнининг по определенной программе и дать советы. Если откровенно, я бы на твоем месте не забивался под веник, а все-таки рассмотрел возможность пройти обследование. Хотя, конечно, решать только тебе. Давить на тебя никто не будет.

Мила опустила голову, уставившись на узоры, вьющиеся по постельному белью.

– Но Миша со мной не знаком, ведь так? – спросила она после паузы. – Он ничего не знает ни о «Прозерпине», ни о ее опытах, ни про то, что мой отец…

– Да, он не знает. Но Патрисия считает, что он вполне компетентен, чтобы заново разобраться в собственной работе. Ты даже не представляешь, как сильно ее волнует будущее Аделин. Только поэтому она собирает в «Ямане» команду профессионалов.

– Разве Тимур не занимается с Аделью?

– Наездами, и это не совсем то, что хочет Пат. Она не слишком доверяет эзотерической мишуре, ей ближе наука. А поскольку Адель все время находится вблизи Триады, Пат опасается, что высокие энергии продолжают влиять на ее дочь.

– Но история с Триадой закончилась! Вещий Лис обещал, что разберется с артефактами без нас. И без меня…

Вик взял ее за руку:

– Но это все еще внутри тебя, Мила. Признаешь ты это или нет, но ты не простой «глаз урагана», как Вовка Грач или Юра Громов. Измененная ДНК с тобой останется навсегда. И я тоже об этом постоянно думаю.

– Может, последствия укола уже рассосались? – предприняла она неудачную попытку пошутить.

Муж обнял ее, и она прижалась к нему, сознавая, что защитить ее от самой себя он все равно не сможет.

– В любой клетке помимо собственной ДНК, имеется так называемый «мусор» - обрывки из нуклеотидов, который иной раз не хватает даже для составления пар одного гена, - сказал Вик.
– Когда-то считалось, что никакой информации эти «мусорные ДНК» не несут, но «Прозерпина» доказала обратное. Обрывки участвуют в активации спящих генов или в починке основной цепочки ДНК при мутациях, и на их поведение влияют не только химические стимуляторы, но и стрессы, еда или физические нагрузки. Я считаю, нам следует быть в курсе, когда и при каких обстоятельствах твой эпигеном внезапно способен отдать приказ отдельным генам усилиться или наоборот снизить свою активность. Это очень важно, Мила. Для нас всех.

Мила вздохнула. Она подумала о будущих детях, которых хотела иметь. Муж был прав: не стоило это упускать из виду. С ее способностями, которые никуда не исчезли в новой реальности, действительно надо было что-то делать. Хотя бы изредка мониторить, а лучше – держать под всесторонним контролем.

– Прости, что говорю тебе это сейчас, в самое неподходящее время. Не хотел портить путешествие…

Мила снова вздохнула.

– Ты собираешься встретиться с Мишей и все ему про меня рассказать?

– Не более того, что ему можно знать. И конечно, ничего без твоего разрешения. И не прямо сегодня.

– А что случилось с Иваном Петровичем, ты знаешь? – внезапно вспомнила о старике-профессоре Мила.

– Он живет вместе с сыном в Москве. Вернее, с сыном, невесткой и внуком. У них большая семья.

– Наверное, я бы хотела с ним увидится. Интересно, профессор нас вспомнит?

Вик улыбнулся:

– Вот знаешь, меня гложут большие сомнения, что профессор страдает от всеобщего склероза. Он не так прост и пережил немало диффузионных каскадов, сохраняя воспоминания неизменными.

Телефон снова зазвонил.

– Ответь ему, - сказала Милка, отстраняясь. – И если Миша пригласит нас в гости, не отказывайся. Я поеду с тобой.

– Это не обязательно. Время есть.

– Мне не нужно время, чтобы смириться. Я понимаю, что ты прав. И Патрисия тоже права: по-страусиному зарывать голову в песок глупо и опасно.

Вик поцеловал ее, вгляделся в лицо, убеждаясь, что все в порядке, и взял трубку.

А Мила потянулась и, завернувшись в одеяло, подошла к окну, за которым шумел нарядный Невский проспект. Как ни странно, но дав свое согласие, она полностью успокоилась. В ее душе постепенно распускалась солнечная умиротворенная тишина.

Мила подумала, что это добрый знак, и в ее жизни отныне все будет в порядке.

Конец