Вернуться в Антарктиду
Шрифт:
– Не волнуйтесь, ничего из этого вам скоро не понадобится, - остановил его индус и заспешил к машине.
Тим развернулся за ним:
– Увы, не разделяю вашего оптимизма, господин Ядав.
– Случай ваш нетривиальный, не спорю. Два проникающих в корпус, рваная рана на бедре, кровопотеря… Кажется, затронут позвоночник, раздробило позвонок, и началась лихорадка, - бормотал Акил, карабкаясь по лестнице в кабину, - но нет ничего необратимого. Не сомневайтесь в моих силах, Тимур-джи, я помогу вашему другу.
Рванув на себя ручку, он распахнул дверь и всунул в салон голову:
–
Он залез внутрь, стянул шапку, размотал шарф и кинул все это на руки напряженно взирающего на гостя Куприна. Потом расстегнул куртку и, сняв ее, отдал подоспевшему Борецкому.
– Нужно помыть руки. Где это можно сделать?
Тим указал на рукомойник, судорожно вспоминая, осталась ли там вода. К счастью, ее было достаточно. Акил вытер руки насухо висевшим на крючке полотенцем и посмотрел в сторону спального отсека:
– А вот и мой уважаемый пациент. В сознании, и это прекрасно! Вы понимаете по-английски? Как вас зовут?
– Толя, - хрипло ответил Зиновьев, с трудом выворачивая шею, чтобы лучше видеть пришельца.
– Превосходно, Толя-джи, сейчас я буду вас лечить.
Куприн вопросительно взглянул на Борецкого. У Акила не было при себе ни докторского чемоданчика, ни каких-то инструментов, однако он так широко и лучезарно улыбался, что ему хотелось верить.
Тимур прижал палец к губам. Он надеялся, что Вещий Лис рекомендовать кого попало не станет.
Усевшись на пол перед койкой, где лежал Зиновьев, Акил взял его за руку, положив пухлые пальцы на запястье, словно намеревался считать пульс.
– Доверьтесь мне, Толя-джи. Я не сделаю вам ничего плохого. Больно не будет.
Борецкий тем временем принес изрядно похудевшую аптечку:
– Если вам что-то понадобится…
Акил повернулся к нему. В его глазах клубился странный туман.
Тим прервал себя на полуслове, поймав этот расфокусированный взгляд, от которого его неожиданно пробрало до мурашек.
– Что вы делаете? – непроизвольно воскликнул он.
– Я же сказал, уважаемый Тимур-джи, все вопросы потом, - мягко одернул его индус. – Вот закончу, и поговорим.
Он сидел перед Зиновьевым, казалось, целую вечность. Не шевелясь, не издавая ни звука и даже не моргая. Глаза его, темные от рождения, посветлели, и в них по-прежнему перекатывались волны серебристого тумана.
Куприн (с одеждой в руках, которую так и не выпустил, забыв про нее) устроился на банкетке у входа и молчаливо ждал. Борецкий тоже сел в кухонном уголке, заняв место у стола. В салоне висела тишина, если, конечно, не считать едва слышного гудения компрессора, качающего теплый воздух.
Зиновьев уснул. Его грудь мерно вздымалась. На лбу заблестели капельки пота, и губы из бледно-синих сделались розоватыми. Тим смотрел на него, и вместе с радостью в груди теснилось тревожное ожидание. Сейчас в его присутствии действительно вершилось волшебство, но за него, как он помнил, предстояло платить. Платить собой, своей жизнью и судьбой. Борецкий считал, что готов к этому. Но было немного страшно из-за неясных перспектив.
Наконец Акил пошевелился.
– На сегодня достаточно, - проговорил
он, осторожно укладывая руку Зиновьева тому на грудь. – Толя-джи проспит до утра. Когда проснется, напоите его отваром, я принесу вам ингредиенты. А к вечеру, после второго сеанса, можно будет и покормить его чем-то легким. У вас есть свежие овощи? Впрочем, чего я спрашиваю, конечно же нет. Но я что-нибудь придумаю.– Спасибо! – искренне сказал Борецкий, поднимаясь.
Он видел невероятный результат и верил в него, но кроме выражения благодарности, не торопился никак это комментировать. Опасался спугнуть.
Акил вскочил на ноги, для своей комплекции сделав это весьма резво. Он снова улыбался во весь рот и выглядел обычным простаком.
– Ну вот, теперь, когда стало можно спрашивать, вы, Тимур-джи, забыли про все свои вопросы! – воскликнул он, хитро прищуриваясь.
– Просто я никогда не сталкивался ни с чем подобным, - признался Тимур. Куприн, подтверждая мысль командира, кивнул и тоже встал. – Можно узнать, что именно вы с ним сделали?
– Прочистил каналы, по которым циркулирует божественная прана. Сейчас ваш друг самовосстанавливается. Он молодой и сильный. Ему был нужен толчок, чтобы начать, и я толкнул его. Это если кратко.
– А если с подробностями?
Акил рассмеялся:
– Тогда мне придется вам пересказать «Вайдурья-онбо или Голубой берилл» целиком! Это длинный трактат по пранической медицине, входящий в фундаментальный свод «Чжуд-ши».(*3) Однако разве ваш добрый друг Виталий Лисица использует другие приемы в лечении?
– Виталий Лисица не лекарь, - растерялся Борецкий. Он допускал, что слишком мало знает о генерале, получившем прозвище «Вещий», но никогда не слышал, чтобы Лис наложением рук возвращал к жизни умирающих.
– Лис редко кому раскрывает свои секреты, - согласился Акил.
– Мы, Хранители Откровений, вынуждены скрывать нашу суть от непосвященных. Общество не доросло до сокровенных знаний, и чтобы держать мир в равновесии, приходится немножко притворяться.
Тим и Купер переглянулись.
Акил, по-прежнему добродушно щурясь, сказал:
– Вы – другое дело, Тимур-джи. Вы и ваши подчиненные солируете отныне в священном танце жизни, и небесные дакини (*4) несут вас на своих крыльях. Да не смотрите так на меня, в самом деле! – он окончательно развеселился. – Я не съем вас и даже не укушу! Знаю, хитрый Лис очень не хотел кидать мяч на поле Гималайских Стражей, но даже он сознавал, что лучше дать вам мои контакты, чем погубить мир во тьме.
– Но почему он предостерегал меня так настойчиво? – спросил Тим осторожно.
– Он знал, что именно я попрошу у вас взамен, и, видимо, не одобрил. Возможно, сам лелеял тайную надежду взвалить на ваши плечи аналогичный груз. Я очень долго жду кого-нибудь, чтоб передать ему свою судьбу. Я жду преемника.
– Но разве мы можем…
– Сможете, конечно. Как говорят у вас: не боги горшки обжигают.
– Акил прислушался: - Прошу меня простить! Кажется, возвращаются мои любимые коллеги. Я покину вас ненадолго, чтобы подготовить почву, а потом познакомлю вас со всей экспедицией.