Вернуться в сказку

Да… Глупое требование, учитывая то, что он к ней уже подскочил. Впрочем, Деифилия и Йохан не зря бранили Бьёрна за те необдуманные поступки, которые он совершал. Драхомир обычно не бранил — он отвешивал подзатыльники и смеялся над промахами Асбьёрна. Танатос просто ржал. Без всяких подзатыльников и ругательств. Его забавляло, что кто-то совершал столь же досадные ошибки, что и он. Да и… В чём Танатос Асбьёрну, всё же, нравился, так это в том, что он никогда ни к чему не придирался. Творил ерунду, конечно, скучал и совершал от этого такие вещи, о которых без дрожи и подумать невозможно, но на чужие оплошности внимания не обращал. Точнее — обращал столь мало внимания, что это не стоило совершенно ничего. Танатос мог поржать над опрометчивостью Асбьёрна, Асбьёрн мог поржать над погрешностью в плане Танатоса. И всё было вполне даже честно. Даже учитывая скверный характер обоих. Но… Пожалуй, в данном случае оплошность Бьёрна ничего не стоила. Не та ситуация, чтобы на его слова слишком уж явно огрызались. И тем более — не та, чтобы ему за его слова отвесили оплеуху.

Девушка в испуге шарахнулась подальше от внезапно возникшего перед ней парня и едва слышно стала шептать какую-то молитву. Она смотрела на Асбьёрна своими зелёными глазами, словно пытаясь околдовать, убедить в чём-то. И Бьёрну хочется расхохотаться и сказать, что чары ведьмы на него действовать не будут — из-за того, что отчасти парень как бы медведь.

— Я лишь хочу спрятаться от дождя. Прошу вас — не убивайте меня, — это первые слова, которые он от неё слышит.

Посиневшие от холода губы девушки едва шевелятся, но голос полон металла. Не льда, как у Деи. Но лёд можно растопить легко, а чтобы расплавить металл понадобится огня куда больше. И гореть он должен куда жарче, тогда как лёд можно просто сжать в руке, чтобы он превратился в воду. Драхомир в чём-то подтверждал опасения Асбьёрна, если честно. Пусть сестра и не признавала этого — а демон был слишком влюблён и погружён в мысли о том, насколько он сам любви недостоин, чтобы это замечать, — но рядом с Миром Дея становилась куда мягче. И улыбалась намного чаще. И ей нравилось, как улыбался Драхомир — открыто, смело, совсем не так, как было позволено в оборотничьем семействе, которого Асбьёрн уже почти не помнил, но по которому Деифилия так сильно скучала. Так вот, Дее нравилось, как улыбался Драхомир. Нравилось, как хорошо он умел танцевать, как подхватывал её на руки и кружил, как рассказывал ей дурацкие истории про какие-то там рода в своём родном Интариофе. Особенно Мир любил рассказывать истории об отцовском уровне — Бьёрн до сих пор плохо понимал, из чего состоял Интариоф и почему составляющие назывались «уровнями» — Сваарде. Сваард, пожалуй, оборотню бы понравился. Пустынный, скалистый, тёмно-красный, с багровым небом, на котором сияли два солнца, полный крепостей, цитаделей и рудников… Самый богатый полезными ископаемыми уровень. И холодный. «Один из самых холодных уровней Интариофа».

В голосе странной девчонки весьма ощутим страх. Во всяком случае, Асбьёрн слышит этот страх. Он недовольно смотрит на незваную гостью пещеры и хмурится. Совсем уж пугать эту слишком уж разряженную принцессу он совсем не хотел. Дея бы очень сердилась на него, если бы узнала о его поведении. Но Деи здесь нет. Значит, вести себя можно совершенно любым образом. Но зелёные глаза девушки смотрят на Асбьёрна так пристально и внимательно, что совершенно не хочется думать о чём-то, что может этой девчонке навредить. Как есть — ведьма. И даже не пытается этого скрыть. Во — какими глазищами смотрит. Запугать его, небось, хочет. Не получится. Он её доже запугать не против.

— Да прячься от дождя сколько тебе угодно, ко мне только не подходи — я бешеный, — улыбается Асбьёрн, обнажив ряд острых зубов. — Так сестра мне говорит. И она права.

Бьёрн снова усаживается — правда, на этот раз, прямо на землю, так как до алтаря идти слишком лень, — и закутывается в сшитую своей старшей сестрой куртку. Он смотрит на сарафан девчонки и те лохмотья, которые она набросила поверх своего платьица, и усмехается. Деифилия никогда не позволила бы своему младшему брату ходить в подобном тряпье. И сама ни за что не ходила бы в подобном. Асбьёрн как можно более незаметно касается синяка на своей спине. Драхомир хорошо тогда ему поддал. Весьма больно. Бьёрну было так обидно, так стыдно и горько из-за этого, что он едва не разревелся. А Танатосу нисколько не досталось! Было даже немного обидно из-за этого… Впрочем, что было уже неплохо — Мир ни слова не сказал Дее. Точнее, ни слова не сказал Дее о том, что сделал это Бьёрн. Взял вину на себя. Что же… Пожалуй, Мир и был обязан это сделать — один раз Асбьёрн уже защищал его. И тогда ему досталось так сильно, что… Так что, Мир обязан был покрывать Бьёрна. До конца жизней их обоих. И не ворчать из-за тех передряг, в которые юный оборотень постоянно впутывался.

— А ты что — заболеть так хочешь, раз ходишь почти голая? Думаешь, пара тряпок тебя спасут от холода?

Злой взгляд ярко-зелёных глаз служит ему ответом. Таких ярких, что Бьёрну хочется захохотать во весь голос и крикнуть девчонке, что она ведьма. Но порыв он сдерживает. Едва-едва, но… Она пытается кутаться в свой тонкий шёлковый сарафан. Эх!.. Деифилия была бы вполне рада увидеть такой, а уж тем более — надеть! Бьёрну думается, что неплохо было бы сорвать этот сарафан с девчонки. Жаль только, что кровавые пятна отстирываются не слишком хорошо. А Дея никогда не наденет что-то, где будет пятно. А зачем ему что-то проворачивать, если сестра рада всё равно не будет?..

Может, убить девчонку, сорвать сарафан и подарить этот предмет гардероба Хелен?

А что? Это был не самый плохой вариант — эта мелкая бестия (да, она была старше Асбьёрна на целых три года) вполне будет рада обновке, даже с кровавыми пятнами, что было огромным преимуществом. Всё-таки, при всём своём скверном характере (да, Танатос непременно бы хихикнул — «кто бы говорил о скверном характере»), Хелен была вполне милой девушкой, заслуживавшей красивых платьев и сарафанов, чего ей, разумеется, обеспечить никто не мог. И вообще, Хелен была такой же сиротой, как он и Дея. Так, может быть, Бьёрну стоит хотя бы раз в жизни её порадовать? А у гостьи, кажется, весьма тонкая шея и…

— Не твоё дело! — фыркнула девушка. — Сам же сказал — к тебе не подходить!

Бьёрн подпрыгивает совсем близко к ней, а она даже не отшатывается, лишь впивается в него своими изумрудными злыми глазами. Впивается, будто её загнали в угол, будто бы её тут убивать собираются… Ну… Может, и собираются, Бьёрн это толком так и не смог решить.

Асбьёрн всматривается в черты её лица и тщетно пытается понять, кого именно эта девушка ему напоминает. Ну не Магна же! Нет, волка тоже, но… Был же кто-то ещё, кого почти с таким же лицом Бьёрн уже когда-то видел. Но девушек в своей жизни вряд ли он видел так уж много — тех, кто жил в деревнях, в которых Йохан… кхм… неважно… Нет, те девушки были совсем другими!

Зелёные глаза смотрят на Бьёрна с вызовом. Так, будто бы девчонка, если захочет, сможет одолеть его в рукопашной схватке. Словно бы она… Как минимум у одного человека — не считая весь их Сонм и того странного парня, который периодически дрался с Драхомиром — он уже однажды видел подобный взгляд. И увенчалась их схватка… Новой дружбой. Тот парень оказался даже… славным. Да, Деифилия крайне не любила слово «славный», считая его слишком неприличным, хотя никто больше это слово таковым не находил. Впрочем, неважно, что думала Дея по поводу этого слова. Абалим, действительно, был именно что славным. И другого слова было не подобрать.

Абалим… Абалим! Вот кого ему напоминает эта гордая девчонка! Именно его! Такая же гордая, к тому же — совершенно так же улыбается. Лицо Абалима, правда, было привычнее, Асбьёрн видел его куда больше. Зато лицо девчонки была тоньше. И глаза у неё были… умнее.

Должно быть, эта девчонка и была той сестрой Абалима, о которой тот так много рассказывал! Только вот на «истинное совершенство» по мнению Бьёрна это худенькое и хрупкое существо вряд ли тянуло.

Рыжие волосы Хельги словно светятся — кажутся почти что золотыми. Леонард стоит на смотровой площадке учебной башни и смотрит в подзорную трубу, одолженную ему Константином Райном. Хельга и родители едут к Академии в карете. Отец что-то говорит сестре Леонарда, и та счастливо улыбается. Это видно даже отсюда — с учебной башни. И Лео думается, что тоже счастлив, раз счастлива его семья.

Леонард улыбается. По правде говоря, по своей несносной сестрице он скучал. Пусть Хельга порой и вела себя крайне скверно, была раздражительна, упряма, не обладала чувством юмора, она была его дорогой сестрицей. Она была единственной дочерью Томаса и Леокардии Кошендблатов, единственной сестрой Лео, тогда как братьев у него было вполне достаточно. И Леонард совсем не ожидал, что родители и Хельга навестят его в Академии так скоро.

До их приезда, пожалуй, остаётся ещё около часа — всё же, хорошо, что Райн позволил Лео воспользоваться его подзорной трубой, что теперь юный герцог Кошендблат видит их издалека…

Леонард тяжело вздыхает — ждать придётся ещё целый час. И откуда только у Константина всегда берётся столько терпения, что он может ждать чего-то годами? Лео никогда не смог бы так… Впрочем, возможно, у Райна была некая тайна, помогавшая ему сохранять самообладание и терпение даже в тех ситуациях, когда кто угодно другой это терпение уже терял.

— Леонард! — слышит Кошендблат откуда-то с нижних этажей голос Эрны Хоу. — Ты здесь? Помоги мне, пожалуйста!

По правде говоря, то, что Хоу просит его о помощи сразу кажется герцогу странным — обычно Эрна считала, что из-за своей болезни Леонард не должен быть вовлечён в какие-либо слишком сложные задания. Роза Эсканор тоже считала именно так, и потому Леонард не исполнял ничего из «заданий масти», а только учился.