Вернуться в сказку

— Спасибо, — доносится до слуха Андреа.

Скорее всего, ему послышалось это. Мало ли что могло показаться в такой странный день? В конце концов, он с самого начала был безумен — этот день, когда Андреа Сонг вытащил Драхомира Фольмара из тюрьмы, в которую этого демона едва-едва удалось посадить несколько десятков тысяч лет назад. Да и шёпот, дошедший до него, был слишком тихим. Скорее всего, действительно — просто показалось.

Драхомир никогда никого не благодарил.

Пробраться на Эннуи было тем ещё безумием. На своих уровнях — их было всего четыре — императрица никого особенно не жаловала, кроме министров, генералов и падишахов в определённые часы, в которое они имели право появляться на её уровнях. На Эннуи обычно заседало правительство Интариофа. И это был самый безветренный уровень, что уже говорило в его пользу. Тут всегда было тихо и по мнению многих — очень красиво. Пусть Драхомир и выбрал бы что-нибудь другое. Что-нибудь более красочное, увлекательное, захватывающее — можно было показать Калм, именовавшийся «Ненастьем», Кронтогрез, получивший описание «Хрустальное безумие», Беспоутт, названный «Раем тщеславия», можно было показать знаменитый Джурвасаг, чарующий Аймент, бесподобный Панторхейлем… Можно было даже побывать на мрачном и вечно пасмурном Эрескульде!.. Но Деифилия просила что-то тихое, безветренное и утончённое. Если бы она не пожелала побывать на месте вроде Эннуи, Драхомир ни за что на свете сюда её бы не повёл. Да скорее уж на Калм… Калм по крайней мере был прекрасен своими белоснежными, как сама императрица, льдами. Но там было слишком много ветра — императрица любила ветер. И холод. Деифилия тоже любила холод. Да что там — и сам Драхомир его любил. Но Калм был не тем местом, с которого стоило начинать знакомство с Интариофом. Впрочем, Эннуи тоже вряд ли можно было назвать таким местом. Но Деифилии нравилось здесь. Она с интересом рассматривала местные красоты. И Драхомиру думается, что надо обязательно показать ей местные озёра. Они были прекрасны — ледяные, чистые, сверкающие… Отец говорил, что они чем-то напоминают тот хрусталь из коллекции императрицы. Когда-нибудь Драхомир обязательно подарит что-нибудь такое Дее. Что-нибудь, что она обязательно запомнит.

Впрочем, их прогулка по Эннуи вполне могла тоже ей запомниться — здесь было именно так, как Деифилии и хотелось. Словно бы уровень был создан именно для неё. Почти так же, как Сваард для Киндеирна. Безмолвный Эннуи подходил Деифилии. Прекрасный Эннуи — с его ледяным молчанием, чистейшими озёрами, цветущей вишней… Вишня цвела здесь постоянно, хоть Мир и не знал из-за чего. И эти белые цветы, символ смерти на Интариофе, эта гнетущая тишина, когда не было ни привычно завывающего ветра, ни детского лепета, ни стального голоса Киндеирна…

Почему-то это внушало ужас.

Порой оказаться в месте, где ничего не происходит — самое страшное проклятие. Слишком много мыслей сразу проносится в голове. И мыслей совершенно ненужных. Тех, которым в голове совершенно не место. Язвительная Лори обычно в это время шутила, что Мир просто не способен думать вообще — и именно поэтому он себя так ужасно чувствует, когда вокруг него не проносится что-нибудь со свистом и грохотом. Когда вокруг — гнетущая ледяная тишина…

На Биннеланде было совсем по-другому. «Вечная погоня» — так назывался уровень, что был выхлопотан для Драхомира его отцом. Там постоянно был ветер и никогда не выглядывало солнце. Там было всегда шумно. А Драхомир с самого детства привык к шуму — он старший среди законных детей Киндеирна. И ему хочется надеяться, что он один из любимых детей своего отца. Драхомир привык к шуму — к детскому шёпоту, к грохоту колесниц, к громкому смеху своего отца — на Сваарде и других уровнях, которые контролировал Киндеирн, — к язвительным комментариям Лори в адрес каждого, кто ей нравился не слишком сильно, к постоянному свисту, постоянным крикам и разговорам, к музыке… На Сваарде музыка звучала редко, потому что уровень считался военной крепостью, но на Щезринне, на уровне, где жила большая часть Астарнов… Драхомир не помнил и дня, когда музыка там не звучала. Даже в день смерти жены его дяди, тихой и безответной женщины, которую замучили постоянные капризы всех детей из семьи Астарнов, музыка звучала. А ещё — танцы. Танцевали на Щезринне тоже постоянно. Да, если подумать, и за время его дружбы с Сонмом мало было по-настоящему тихих дней.

А Деифилию шум раздражал. Ей хотелось побыть где-нибудь в полной тишине. Хотелось не слышать вечных споров Танатоса, Изара и Асбьёрна — этих гениев, которые постоянно пытались что-нибудь изобретать. Очевидно, хотелось не слышать хриплого пения Йохана, который просто не мог не петь, шушуканий по углам Лилит и Хелен, хихиканий Уенделла и Оллина, пафосных речей Саргона… И, пожалуй, именно поэтому она просила у Драхомира показать ей уровень вроде Эннуи. Когда у неё будет такое настроение, он покажет ей что-нибудь ещё. Интариоф был многоликим.

Они сидят в беседке, что находится неподалёку с корпусом, что обычно выделялся для министерства. И Деифилия умиротворённо рассматривает белые лепестки вишни, которые осыпаются прямо ей на волосы. Она улыбается. Мягко и спокойно. Так, как не улыбался никто на свете — ни приёмная мать Драхомира, ни, уж тем более, настоящая, ни Лори, ни Ариадна, ни Хелен, ни Лилит… Такой улыбки Мир не видел ни у кого больше. Деифилия была совершенно особенной. Удивительной. Безупречной хрустальной девой, которой чудовище вроде него было так недостойно. И Миру кажется, что её имя подходит ей так, как никому не подходит то имя, которое носится этим человеком.

Кажется, Деифилии нравится на Эннуи. Ей нравятся фонтаны, которые есть в парке, нравятся ледяные статуи… Ей нравится то безмолвие, которое царит здесь. Эннуи выгодно выделяется на фоне той землянки, в которой им порой приходилось жить. Пусть Дея и очень следила за тем, чтобы в их жилище было очень чисто и опрятно. В этом была вся она — безукоризненно аккуратная и опрятная даже на поле боя. Деифилия очень сильно отличалась от своего брата, Асбьёрна, всегда растрёпанного и вымазанного в крови и грязи. Да даже от Танатоса, которого интересовали только вопросы его здоровья, а вовсе не эстетические. Драхомир никогда не уставал удивляться тому, насколько чистыми были её руки, насколько аккуратной — её одежда. Деифилия была словно бы другой, не такой, как все остальные в Сонме. Её выдержке любой бы мог позавидовать.

Всё же, неплохой идеей было оставить Танатоса и Асбьёрна одних на Сваарде. И этим двоим весело, и у отца достаточно хлопот, чтобы он чувствовал себя счастливым, вылавливая незаконно проникнувших на его уровень, и рекомендательное письмо у Бьёрна и Тана имеется на случай, если они слишком медлительны, чтобы убежать от Киндеирна, и Лори под рукой, если письмо будет обнаружено уже при осмотре практически трупов, и у Йохана деньги никто отбирать не будет, и Драхомиру с Деифилией никто не будет мешать. К тому же, Сваард был весьма красив, если не быть предубеждённым против степей, пустынь и каменных огромных крепостей. Да и разгуляться там было где… Единственное — там было многовато заброшенных шахт, где Бьёрн и Тан вполне могли сгинуть. Но Драхомир всё же надеялся на благоприятный исход дела.

Порой оказаться в месте, где ничего не происходит — самый ценный дар. Во всяком случае, все так говорили. Все стремились к тому, чтобы вокруг была эта тишина, но… Драхомир бы точно не смог жить в таком безмолвии. Он бы с ума давно сошёл! В абсолютной тишине ему бы постоянно что-нибудь чудилось. Мир не был своим отцом. Пусть и пытался — в далёкие детские годы — стать таким же солнцем, каким был Киндеирн для всего Интариофа. Но он не был своим отцом. Он не имел столько обаяния, заставлявшего людей подчиняться ему, даже тогда, когда они не имели никакой веры в тебя… Он не имел столько выдержки, позволявшей оставаться спокойным почти во всех необычных ситуациях. Драхомир был совершенно другим… Беспокойным, легкомысленным, подвижным, насмешливым… Мир был просто не способен оставаться долго на одном месте.

— Ты знаешь, что тут недалеко есть озеро? — говорит он первое, что приходит в голову.

Откуда ей знать? Деифилия впервые на Эннуи. Да и в Интариофе тоже впервые. Здесь она не знает ни озёр, ни гор — ровным счётом ничего. И она вовсе не Танатос, который умел находить всё интересное в первый же момент после своего прибытия. И не всезнающий — непонятно откуда — Йохан. Драхомир немного сердится на себя за свой глупый вопрос, но на душе у него так хорошо, так спокойно и радостно, что все ошибки разом перестают иметь своё влияние на него.

Он хватает её за руку и почти тащит к этому самому озеру, о котором только что говорил. Пожалуй, в будущем он обязательно выяснит у Лори, как этот водоём называется. Нужно будет запомнить это название. Озеро не слишком глубокое — всего метров пять или шесть в глубину. И совершенно прозрачное. Возможно увидеть каждый камень на его дне… Каждый из этих полупрозрачных светлых камушков, которыми здесь были выложены дороги.

На самом деле это озеро можно назвать прелестным. Во всяком случае, Деифилия говорит именно это — как когда-то давно говорила и маленькая восьмилетняя Якобина, с которой шестнадцатилетнему Миру приходилось возиться. Якобина была весьма непоседливой и крайне самостоятельной. Но вовсе не такой вредной, как Лори. Впрочем, у Драхомира было полным-полно сестёр, которые не были вредными — Роксана, Агата, Паулина… А без Лори было бы крайне скучно.

На дне озера блестит какая-то причудливая раковина. Тут, впрочем, достаточно много ракушек — кажется, покойный муж императрицы любил что-то такое. И Дея, кажется, тоже любит. Он не раз замечал, с каким вниманием она слушала рассказы остальных ребят из Сонма о море. Ей хотелось чего-то такого… К сожалению, в тех местах, откуда Деифилия была родом, были только реки. Ну и болота. Даже обычные озёра встречались редко — что уж говорить о море? Дея подходит почти вплотную к воде и опускается на колени, чтобы было проще разглядывать то, что находится в озере.