Верный меч
Шрифт:
Около двадцати монахинь парами шли от дормитория к церкви. Некоторые из них несли маленькие фонари, и я мог разглядеть их лица в мягком мерцающем свете. Среди них были женщины всех возрастов: некоторые морщинистые и такие древние, что спотыкались и шаркали ногами на каждом шагу; им помогали идти совсем юные, чуть старше той девочки, которая встретила нас в доме настоятельницы. Мы подождали, пока все они не пройдут, и тогда та монахиня, которую аббатиса назвала Бургиндой повела нас к дому в дальнем конце сада.
Я заметил, что парни переговариваются и ухмыляются за моей спиной.
— Что
Их позабавило, как ловко настоятельница привела меня в замешательство.
Уэйс справа от меня только улыбнулся и покачал головой, хотя мне показалось, что я слышу отчетливое хихиканье Радульфа. В другой раз, возможно, я и сам счел бы это забавным, но сейчас я не мог забыть, где мы находимся. Каждая из монахинь шла с низко опущенной головой, и ни одна не проронила ни слова.
Я бросил им предостерегающий взгляд. После того, что случилось вчерашним вечером, я не хотел давать еще один козырь в руки священника. Но он с Бургиндой шли впереди, а колокол у нас над головами звонил так громко, так что я не боялся, что они нас услышат.
За садом находился еще один длинный дом, окруженный плетеным забором, предполагалось, что таким образом гостиница отделяется от монастыря. Бургинда опустила фонарь на порог, порылась в кожаном мешочке у пояса и достала ключ. Он ярко блеснул в свете ее фонаря, когда она вставила его в замок и аккуратно повернула. Дверь распахнулась без единого скрипа. В зале было темно. Монахиня взяла фонарь и вошла внутрь, мы последовали за ней. Оранжевый свет играл на стенах, озаряя длинный прямоугольный стол, очаг с медным котелком, лестницу в глубине зала.
Когда все вошли внутрь, Гилфорд отозвал меня на шаг в сторону.
— Когда приедет Эдгита, я буду говорить с ней один, — сказал он, понизив голос. — Я не хочу, чтобы ты следил за мной.
— Я дал клятву твоему господину защищать тебя, — ответил я. — Я всего лишь следую его указаниям.
Это было не совсем правдой, и я знал это.
— Я не нуждаюсь в твоей защите, — рявкнул он. — Это Божье место. Кто может причинить мне вред здесь?
Он повернулся ко мне спиной и направился к лестнице. Конечно, он был прав, но я не хотел этого признавать.
— И что мы теперь будем делать? — сказал я ему вслед. — Сидеть здесь и ждать, пока она не вернется?
— Нам ничего другого не остается.
— Мы могли бы поехать в Винчестер и найти ее там, — предложил Уэйс.
— А что, если она уедет оттуда до нашего прибытия? — спросил капеллан.
Уэйс пожал плечами.
— Значит, мы встретимся с ней на дороге.
Винчестер находился недалеко, до него всего несколько часов езды. В темноте немного дольше, но даже в этом случае, мы доберемся туда к рассвету, если поедем прямо сейчас. Хотя, конечно, лошади уже устали.
— Это не вам решать, — сказал священник.
— Уэйс прав, — возразил я.
— Нет, — кажется, Гилфорд решил, что сможет взглядом пригвоздить меня к полу. — Я не собираюсь с вами спорить. Я говорю, что мы остаемся. Если нам придется прождать леди Эдгиту день или неделю, это не имеет значения.
— Армия короля скоро покинет Лондон, — заметил Эдо. —
Если мы задержимся здесь надолго, мы не сможем присоединиться к ней.— Мне нет дела до армии короля! — лицо священника побагровело, как вчера вечером. — Мы здесь выполняем задание лорда Гийома. Ничто другое не имеет значения!
В комнате воцарилась тишина. Я заметил, что монахиня все еще с нами, стоит и смотрит, как мы спорим друг с другом. Сколько из сказанного она смогла понять?
Но прежде чем я успел указать Гилфорду на нее, Уэйс спросил:
— А кто такая эта леди Эдгита?
Капеллан закрыл глаза и поднял руки к лицу, его пальцы, словно когти, вонзились в лоб, он что-то забормотал на своем родном языке: вероятно, ругался.
— Раньше она была женой Гарольда Годвинсона, — я решил не ждать, пока он успокоится. — Узурпатора Гарольда.
Уэйс с удивлением уставился на меня, хотя я не был уверен, поражен ли он тем, что я сказал, или тем, что я оказался в курсе дел.
— Это правда? — спросил он капеллана.
— Не имеет значения, кто она, — ответил Гилфорд.
Он смотрел на меня, не скрывая угрозы.
— Правда, — сказал я.
— Уэйс нахмурился, и я понял, что ему на ум пришел тот же вопрос, что и мне.
— Но зачем?
— Это не ваше дело!
Священник закрыл глаза и глубоко вздохнул, как будто пытаясь успокоиться, потом пробормотал короткую молитву на латыни. Он говорил слишком быстро, но я уловил слова: гнев «ira» и прощение «venia».
— Я больше не хочу это обсуждать, — заявил он. — Вы невыносимы, все вы. Я обещаю, что виконт услышит об этом. Он услышит обо всем.
Он покачал головой и поднялся вверх по лестнице.
— Ты знал? — спросил Уэйс, когда капеллан скрылся из виду. — Он сказал тебе?
— Я узнал вчера, — ответил я. — И только после того, как нажал на него.
Это было не совсем верно, подумал я, потому что имя Эдгиты я впервые услышал в Лондоне. Но только вчера я узнал, кто она такая, и вот это было действительно важно.
— Ты знал и не сказал нам, — упрекнул Эдо.
Я почувствовал вспышку раздражения.
— После того бардака, что вы устроили в таверне? — спросил я, убедившись, что Радульф с компанией слышат меня хорошо. — Думаешь, я мог доверять кому-либо из вас?
Эдо заткнулся, остальные насупились.
Уэйс заговорил первым.
— Мы были неправы, — признал он, оглядываясь на Эдо и остальных, как будто ожидая от них поддержки. — Неправильно себя вели. Мы забылись.
— Это было безумие, — мрачно согласился Филипп, Годфруа рядом с ним согласно кивнул.
Но выражение лица Радульфа не изменилось, хотя он перестал ухмыляться.
— Это было больше, чем глупость, — сказал я. — Вы вели себя безрассудно. Но теперь мы здесь, и это главное.
Над головой заскрипели доски, приглушенные шаги звучали в комнате наверху. Наверное, капеллан все никак не может успокоиться, подумал я. Я снова посмотрел на монахиню, наши глаза встретились, и она, быстро повернувшись, опрокинула табурет. Тот с грохотом упал на пол.
— Почему она все еще здесь? — спросил Уэйс, когда монахиня наклонилась, чтобы поднять ее.