Верный меч
Шрифт:
Альфред резко поднялся с места.
— Вы бессердечные… nithingas! — закричал он рыцарям.
Они в замешательстве оглянулись. Я не знал, что означает это слово, но никогда не видел капеллана в такой ярости.
Я бросился вперед и опустился на колени рядом с женщиной. Она пыталась отмахнуться от меня, что-то говоря на своем языке, и продолжала шарить по полу, но я видел, как она пытается смигнуть слезу. Мне казалось, что моя мать плакала бы так же.
— Позволь мне помочь, — сказал я, но она, должно быть, не поняла меня, потому что заговорила громче, а потом начала
Я заметил монету около ножки стола и поднял ее, чтобы отдать трактирщице. Она покачала головой, когда слезы побежали по щекам, и быстро встала на ноги.
— Hwaet gelimpth? — раздался крик с другого конца комнаты.
Это был хозяин. Я встал и повернулся к своим людям.
— Вы совсем спятили?
Я схватил один из кувшинов и опрокинул его содержимое на пол, под ногами растеклась бурая лужа.
— Что ты делаешь? — Радульф начал подниматься с табурета.
— Мы за него заплатили! — сказал Филипп.
— С вас хватит, — сказал я, делая то же самой со вторым кувшином. — Со всех вас.
— Танкред… — начал Радульф.
Я хлопнул пустым кувшином по столу так, что столешница закачалась на хлипких ножках, и злобно уставился на него, потом повернулся к Гилфорду.
— Прости, отец, — сказал я.
Щеки капеллана были ярко-алого цвета, его лицо пылало гневом.
— Не я один здесь нуждаюсь в извинениях, — сказал он, указывая на подошедшего трактирщика.
Тот был невысоким, но широким в груди и выглядел сильным для своего роста, с тяжелым лбом и маленькими глазками.
— Ge bysmriath minwif, — сказал он, сплюнув на пол. Он махнул рукой в сторону женщины, которая поспешила отойти в дальний конец комнаты, и бесстрашно уставился на меня, хоть я и возвышался над ним на целую голову. — Ge bysmriath my.
Я смотрел на него, не зная, что делать. Потом огляделся в поисках капеллана и увидел, как он пробирается сквозь толпу к лестнице у противоположной стены.
— Гилфорд! — окликнул я его, но священник либо не слышал меня, либо предпочитал игнорировать, потому что даже не обернулся.
Торопливо потянувшись к кошельку на поясе, я высыпал на ладонь несколько серебряных монет. Я протянул их хозяину, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы заткнуть его.
Сначала он посмотрел на мою ладонь, потом на меня и то ли сказал, то ли выплюнул еще несколько слов. Но вид серебра действительно охладил его гнев, он быстро схватил монеты, словно решил, что я вот-вот могу передумать. Он хмыкнул, то ли благодаря, то ли предупреждая, и, бросив на меня последний взгляд, вернулся к жене.
Некоторые из англичан обернулись, но не многие, только те, кто сидел ближе к нам, и, когда я посмотрел на них, они один за другим вернулись к своей выпивке. Я молча возблагодарил Бога за это, потому что они выглядели крепкими ребятами, привыкшими к тяжелой работе на полях. Вызывать на драку пьяных работяг было совершенно ни к чему.
Я повернулся к моим воякам.
— Вы хотите, чтобы нас здесь угробили? Потому что все эти ребята уже готовы были навалиться на нас.
— Это была просто безобидная шутка, — сказал Уэйс, который казался мне самым трезвым из всех.
Я смотрел на него, не веря своим
ушам.— Вы решили, что обижать невинную крестьянку очень весело?
— Мы ничего ей не сделали, — вмешался Радульф.
Я с трудом удержался, чтобы не плюнуть ему в морду.
— Сегодня вы больше не будете пить, — сказал я. — Я пойду поищу капеллана.
Гилфорд поднялся наверх в свою комнату. Дверь была открыта, я обнаружил его стоящим на коленях на полу с закрытыми глазами и сложенными руками; он тихо молился на латыни. Я ждал, пока он не закончит; наконец он поднял глаза и увидел меня в дверном проеме. Он встал, когда я шагнул внутрь.
— Отец, — сказал я. — Я извиняюсь.
— Ты должен лучше следить за своими людьми.
Его голос был на удивление спокойным; гнев, казалось, прошел без следа.
— Они не мои люди, — возразил я.
Уэйс и Эдо были моими товарищами, это правда, но Эдо никогда раньше не ездил в моем отряде. Я подумал о Дунхольме и лица призраков встали перед моим взором: Жерар, Фулчер, Иво, Эрнст, Може. Они действительно были моими людьми, а не те балбесы, которых дал мне Мале.
— Лорд Гийом отдал их под твою руку, — сказал священник просто. — Следовательно, они твои.
— Они не признают меня, — ответил я.
— Значит, ты должен заставить их уважать себя. Иначе рано или поздно они причинят нам большой вред. Я знаю свой народ, Танкред. Они не потерпят такого обращения.
— А что насчет Этлинга и нортумбрийецв в Эофервике? — возразил я. — Разве они не англичане тоже?
— Они восстали против законного короля, и потому являются врагами Господа нашего. — он говорил медленно, словно сдерживая гнев. — Но здесь Уэссекс, совсем другое дело. Ты не можешь позволять своим людям вести себя подобным образом.
— Чего ты хочешь от меня? — спросил я. — Я не могу следить за каждым их шагом.
Не знаю, что он думал обо мне тогда. Несомненно, он был возмущен тем, как я оспариваю его слова. Возможно, он даже сожалел о решении Мале поставить меня во главе отряда.
— Ты можешь научить их сдерживаться, — сказал Гилфорд.
— Они обученные воины, — возразил я, — А не мальчики в церковной школе.
— Значит, они должны помнить, кем они являются!
Я был так удивлен силой его голоса, что сделал шаг назад. В любом случае, почему я защищал их? То, что они сделали, было неправильно, я знал это, и сказал им. Но я видел, что их шутка родилась не из злого умысла или неуважения, как предполагал капеллан, а из разочарования. Я вспомнил, что чуть раньше сказал мне Эдо, и вдруг понял все.
Они действительно были обученными воинами, как и я. Их предназначением на этой земле было сражаться, и если они находились вдали от боевых действий, то становились слишком беспокойными. Сейчас они должны были бы идти маршем к Эофервику, но вместо этого оказались в английской глубинке, не имея понятия, что они тут делают и почему. Я хотя бы имел смутное представление о цели нашего путешествия, потому что Роберт Мале назвал одно имя.
— Кто такая Эдгита? — спросил я.
Я не собирался упоминать ее имя, но понял, что лучшей возможности мне не представится.