Вероника из Тарлинга

— Скажи, что я не сплю! Нет, я не стала бы сожалеть о дворце и всех этих нарядных людях с медом на языках и острыми как лезвие взглядами, но тебя потерять невозможно… король ты или простой солдат…

Конта вернулся к двери и затворил железный засов, заодно проверяя его прочность.

— Я — король, Вероника! Тебе придется принять меня вместе с моим титулом. Но, если пожелаешь, на этой постели я буду простым солдатом. Только не робким юнцом, а мужчиной уже зрелым и знающим, как следует ласкать любимую женщину. Гм… к тому же сегодня наша первая ночь.

— Не первая, — шепотом напомнила Вероника, залившись румянцем.

— Ах, да! Но я обо всем позаботился. Вид утренних простыней удовлетворит самую взыскательную хранительницу традиций. Будь спокойна, моя дорогая.

На низкий прикроватный столик опустился крохотный стеклянный пузырек с бурой жидкостью. Смущенная Вероника со вздохом спряталась под одеяло, различая малейшие шорохи за покровом полотнища. Вот упал на пол кожаный пояс, тисненный золотом, темно-синий парчовый кафтан укрыл спинку стула, мягкие сапоги с золочеными шпорами легли подле специальной скамеечки, позволяющей взобраться на высокое ложе…

— Хочешь, чтобы я погасил свечу?

— Да.

— А если просто опущу полог до половины? Я бы желал видеть твое лицо.

И сейчас же вместо ответа она потянулась к нему, желая найти опору и утешение после шумихи судьбоносного дня. А разве он не хотел того же?

Вначале они долго-долго наслаждались объятьями и поцелуями, а потом, оставшись без нижней одежды, неспешно соединились телами, будто став на некоторое время единым целым.

«Руки мне даны — радовать тебя ласками, губы даны — шептать о любви своей и сливаться с твоими, волосы мои — твой покров и грудь моя — источник твоей неги.

Я прижмусь к тебе бедрами и стану ладьей твоей, а ты правь меня на пути к блаженству, которым Всевышний щедро одарил нас, послав друг другу среди бурного моря невзгод и мирских потрясений».

Конта заснул быстро, а она еще некоторое время, пока не погас светильник, вглядывалась в его лицо, отводя со лба темные пряди и целуя нервную жилку на виске. И вдруг на мгновение позавидовала тихому счастью Терезы и принца. Им не нужно жить во дворце с такими огромными, неуютными комнатами, что приходится протапливать несколько раз в день для изгнания сырости и прохлады. Не нужно постоянно следить за своими манерами и осанкой, равнодушно принимая подобострастные взгляды придворных.

Может, зря Гальбо считал своего сына хитрецом и лентяем — Ламарк всего лишь отдал предпочтение жизни свободной и почти беззаботной, притом, насыщенной самыми разными занятиями по своему вкусу: чтение, изучение наук и проведение опытов, любимое картографирование и рисование, наконец прогулки и встречи с теми, кто интересен, независмо от их положения в обществе.

А день королевской четы, оказывается, расписан чуть ли не по минутам и наполнен мелкими, докучными ритуалами. Веронику захлестнуло горькое предчувствие: "Мы будем редко видеться с Контой наедине, здесь даже у стен есть глаза и уши. Может, правда, последовать совету Санлизы и найти повод запретить леди Аглее бывать при дворе. Она недавно сняла вдовье покрывало и ведет себя слишком дерзко в присутствии моего короля. Ему приходится смотреть на нее, а я терзаюсь глупыми страхами.

Нет, мелко… недостойно… Ведь даже Лежьен сказал, что она ищет не любви Конты, а только утоления своей гордости и женского самолюбия, ведь рыцарь со шрамами на лице когда-то клялся ей в любви. Конта все понимает и не попадется на ее уловки. Тогда зачем престарелые баронессы пугают меня заговоренными булавками и платками, в уголки которых зашиты волосы с низа живота, смоченные в особой женской крови?

Разве могут чары зависливой злобной красавицы разрушить наш союз? Не так уж она красива… И давно не молода. А я смогу родить королю дитя. Кажется, сейчас мысли об этом занимают меня больше, чем завтрашнее посещение новой лечебницы Гальсбурга. А ведь Конта сказал, что заведение будет носить мое имя. Зачем? Я еще ничего примечательного не совершила.

Прежде я не могла даже подумать, что рука об руку с любовью извечно тянется страх потери и жгучая ревность. Похоже на промозглый осенний туман — липкий и беспросветный. Нет, я ни за что в него не попаду! Я представлю себя юркой свободной птичкой и сумею подняться выше будничных склок и раздирающих душу подозрений.

Нужно лишь твердо помнить, что Конта не мне одной принадлежит, а нужен своему народу — каждому земледельцу в унылой хижине, каждому воину, зорко стерегущему границы, степенному торговцу и веселому пекарю, даже бродячему скомороху, что умеет только ловко ходить на руках и потешать толпу.

Уже прикрыв глаза в кромешной темноте, Вероника долго еще вспоминала суету предсвадебной подготовки, наставления незнакомых дам, наперебой предлагающих свои услуги и жаждущих получить личные привилегии или осчастливить родных. Ламарк скучал при дворе и тяготился приемами, оттого и Тереза теперь редко навещала сестру.

"Мне во всем следует полагаться лишь на себя. Так пусть же утром я проснусь королевой, достойной своего прекрасного мужа".

Глава 27. Прошло время

Наконец завершилась весенняя распутица, и вступило в свои права благодатное лето. Едва подсохла щебнистая дорога до поместья Ламарка близ Гальсбурга, королевская чета отправилась на охоту. Вернее сказать, выслеживать по лесам дичь намеревался Конта, а Вероника собиралась отдохнуть от столичного двора и посвятить время общению с сестрой. Тереза заметно повзрослела и расцвела, подобно садовой розе, пересаженной из душных комнат на щедрую почву зеленой лужайки.

Конечно, главной темой разговоров стало будущее материнство молодой королевы. Уже четвертый месяц Вероника знала, что во чреве ее зародилась новая крохотная жизнь.

Услышав это чудесное известие, король приказал приближенным дамам не оставлять супругу без присмотра. А когда леди Санлиза намекнула на дурной глаз и острый язык одной ветреной вдовы, Конта вызвал увядающую красавицу Аглею для личной беседы наедине.

Малютка паж после рассказывал, что запертые на засов двери дрожали от любовных объяснений и насквозь промокли от слезного дождя. Но гроза ожидала еще впереди — громовым голосом король призвал к себе стражу и повелел немедленно выслать леди Аглею на заставу Ничейной пустоши.

Вдова жаловалась на растущие долги и одиночество, отсутствие мужской заботы и достойного объекта для огненной страсти, сжигающей ее слабое сердце. Хладнокровно выслушав интимные признания очевидно несчастной женщины, Конта приказал ей взять в мужья заслуженного воителя, что долгие годы самоотверженно укреплял юго-восточные границы королевства.

Комендант южной крепости Ланс Моске некогда поступил под управление Конты простым лучником — все имущество в заплечном мешке. Впоследствии личными заслугами безо всяких протекций он заслужил титул барона и земли вблизи последнего места службы.

Возраст доблестного ветерана как раз перевалил за сороковой рубеж — самое время обзавестись благочестивой супругой, жаждущей новизны ощущений среди столичной суматохи.

Услышав о путешествии на самую удаленную заставу королевства, леди Аглея по своему обыкновению лишилась чувств, но воспользовавшись ее беспамятством, король без помех скрепил печатью нужные бумаги и отправил своему верному вассалу радостное известие о скором прибытии невесты.

Когда болтливые фрейлины поведали эту едва ли романтическую историю Веронике, — та даже прониклась легкой жалостью к спесивой и язвительной даме, но пожилой граф Турже заверил, что хорошо знает бывшего лучника по военным походам, и брак этот обещает быть самым взаимовыгодным. Леди Аглея просто пока не понимает своего счастья, но со временем, несомненно, оценит милость короля.