Вершинины, старший и младший

–  Лучше «красные», - предложил Вовка.
– Мы же красный отряд.

–  Лучше… Но все равно непонятно.

–  Лучше полностью: «Красные перья стрел», - сказал Митька.

–  Пускай будут «Алые перья стрел», - заговорила Валька.
– Красиво.

–  Тебе бы только чтоб красиво было, - заворчал Цыпа.

А Павлик медленно сказал:

–  Ну что ты, Цыпа! Разве плохо, если красиво? По слушайте, ребята: а-лы-е перь-я стр-рел-л…

Серёга напомнил:

–  Значит, и в самом деле на стрелы красные перья надо. Где брать?

–  У отца, думаешь, мало красных чернил?

– сказал Митька.

Яркий огонек свечки вздрагивал и качался от дыхания ребят. Валька Голдина писала красными чернилами на тонкой бумажной полоске:

–  «Мы, пионеры второго звена… Митя Вершинин…»

–  Дмитрий, сурово сказал Митька. Он макал в пузырек с чернилами бумажный жгутик и мазал хвостовые перья на стрелах.

«Дмитрий Вершинин, Игорь Цыпин, Виталий Логинов, Валентина Голдина, Владимир Шадрин…»

–  Владимир пишется через «и». Учти, - сунулся Вовка.

–  Знаю… «Владимир Шадрин, Павел Шагренев, Сергей Иванов… вступаем в отряд «Алые перья стрел». В скобках «АПС». «И обещаем друг другу и всем на свете, что… всегда будем бороться с фашистами и всякими врагами…»

Она оглянулась на Митьку.

–  Всегда будем учиться, чтоб бить без промаха.

–  «…Без промаха»».

–  И мстить за всех, кого они убили и замучили, - сказал Цыпин.

–  А если они полезут на нас… - вмешался Павлик.

–  «А если они…»

Июньские вечера очень светлые. Небо серебристое, и звезды едва проступают на нем. А крыши и заборы - почти черные. И уж совсем черными кажутся на небе листья и ветви тополей.

Громадный сук большого тополя протянулся над серединой двора, как рука великана. Высоко - выше всех проводов и крыш, выше труб кирпичной пекарни, которая стоит позади двора.

С шелестом ушла с земли и вонзилась в сук тяжелая стрела. Утром все увидят ее - высоко над головами. Увидят, что у нее алые перья. Но никто никогда не сможет достать ее. Только ветер.

Потом шквалистые ветры истреплют перья, обломают древко. Но крепкий наконечник навсегда останется в дереве. Наконечник, в который вложена туго свернутая бумажная полоска, где имена стрелков и обещание.

Этот наконечник, сделанный из пустой пули, будет там всегда, пока живет тополь. А такие могучие деревья живут долго.

В детстве кажется, что они стоят вечно.

Мысль продырявить баронессу на афише пришла Витальке. Раз уж в городе нет настоящих фашистов, то надо всадить стрелу хотя бы в нарисованного. Пусть все прохожие видят большую стрелу с алыми перьями - символ меткости и беспощадности к врагам.

–  А кроме того, - добавил Виталька, - это будет месть Адель Францевне за то, что она плохо отзывалась о Карле Бруннере (вернее, не о Карле, а о том пацане, который играл эту роль, но это ведь все равно).

–  И за то, что чуть не оставила тебя на осень, - въедливо заметила Валентина.

–  Чушь какая?
– обиделся Виталька.
– Я могу и не стрелять. У тебя. Голдина, между прочим, не язык, а швабра. Если так, то пусть Митька стреляет в баронессу.

–  Конечно. Сам-то промазать боишься, - поддела Валька, которая обиделась за свой язык.

–  Если издалека, хоть кто может промахнуться, - спокойно сказал Виталька. Он не хотел ссориться.
– Надо ведь шагов с тридцати, не меньше. Верно, Мить?

Читателям, не стрелявшим из лука, наверно, непонятен этот разговор. А дело в том, что афиша висит довольно высоко, и если выпустить стрелу с двух-трех шагов, она воткнется некрасиво - хвост с перьями будет наклонен вниз. Сразу все увидят, что стреляли в упор. Чтобы стрела воткнулась как надо - перьями слегка вверх, она должна описать в воздухе дугу. Значит, пускать ее надо с приличного расстояния.

–  С тридцати я не промажу, - сказал Митька. Он и не думал хвастаться, просто был уверен.

–  А вдруг?
– сказал Виталька и хитровато глянул из-под белого чуба.

Митька пожал плечами.

–  Да не промажу я.

–  А если?

–  Ну спорим?!

Вот так и оказался Митька в тот день у афишной тумбы. Вот так и познакомился с Матвеем Жарниковым, сотрудником второго отделения милиции, неплохим парнем и понимающим человеком.

Конечно, всю историю Митька рассказывать не стал, но кое-что объяснил: что такое «АПС» и зачем нужно было устраивать стрельбу на перекрестке.

Он и Матвей шагали сначала по улице, а потом сели на скамейку в сквере, где случилась беда с Феодосией. Матвей только через два часа должен был идти на пост, а пока гулял. Митьке же вообще некуда было спешить.

Митька потрогал ногу.

–  Как ты меня ухватил… Аж пальцы отпечатались. Все еще больно.

–  А не надо было прыгать. От меня, брат Митька, не сбежишь.

–  Я бы сбежал, да лук зацепился.

–  А я бы догнал. Думаешь, я не умею через заборы скакать?

–  Матвей… - осторожно сказал Митька и покосился на тугую кобуру. Из-под крышки вызывающе торчал металлический затылок револьверной рукоятки.
– Матвей… А если б не догнал? Ты бы стал стрелять?

–  Ты спятил! Зачем стрелять-то? Ты что - бандит? Я тебя и в отделение вести не хотел, а просто так, для порядка. Попугать.

–  Матвей… Ну попугать, это понятно. Я ведь не говорю, чтоб в меня стрелять, а если в воздух? Чтоб попугать, это как раз годится.

–  Да что ты! Потом объяснение начальнику писать. Зачем стрелял да в кого. Ведь у нас каждый патрон на учете.

–  Это я знаю. У нас тоже на учете. А иногда охота пострелять, ага?

–  Конечно. У нас вообще-то бывают занятия, но не часто.

Митька мечтательно продолжал:

–  А вот если бы патронов сколько хочешь? Хорошо было бы, ага? Стреляй хоть каждый день… В овраге один уголок есть хороший: заросли и обрыв. От домов далеко. Прямо настоящий тир… Хотя, конечно, случайные прохожие, если выстрелы услышат, могут придраться.

–  Как они придерутся? Я же в форме. Раз милиция стреляет, значит, надо. А если бы кто из наших подвернулся, я бы сказал, что оружие пробовал.

Увы, даже милиционеры не прочь иногда прихвастнуть. А хитроумный Митька, словно в шахматах, сделал еще один ход. Он с рассеянным видом сказал: