Вершители свободы

Мы все интуитивно желали стать вдруг маленькими миниатюрками, проникнуть в сознание мыслителя и стать свидетелями напряженной работы его дум. Будто прочувствовав наши намерения, пускай и далекие от реального воплощения, правитель покинул свой внутренний мир и обратился к нам, вернее к той, которая была в ракурсе его сосредоточенного внимания.

– Знаешь, дорогая, вот о чем я, было, тут подумал... А ты изменилась с того момента, когда наш тихий мир на острове Милая рухнул. Да, невзгоды ожесточили тебя, сделали более воинственной и резкой, но, к сожалению, для нынешнего времени это необходимый опыт. Слушая твое повествование, я дивился, как умело ты стала разбираться в политике, как легко управляешь соотношением ценностей в зависимости от ситуации, придаешь, казалось бы, недопустимого окраса с точки зрения моральной прерогативы разным своим поступкам. Мне тяжело это признать, но для меня это уже непостижимо, и не потому, что я стар, а потому, что сознание этого не разрешит, оно не допустит действий, которые противоречат законам его морали.

– Теперь пришло время великих переворотов, а если быть более правильной, то пришло время войны. Без четких уставов политики и морали. Тут решается судьба не государства, а сохранность порядка в нашем мире!

– Вот-вот о чем и я... Исходя из всего этого, я пришел следующему весьма целесообразному решению... Завтра на собрании всех участников военной коалиции Милай будешь представлять... ты! В тебе течет молодая кровь Милая, и именно ты должна его отстоять! Я верю своей доблестной наследнице, дорогая...

В воздухе повисла немая тишина, наполняющаяся ответственностью принимаемого решения. Лицо Антри укутал холодный мрамор, не пропускающий ни единой мысли на поверхность. В принцессе просыпался маленький гений, интуитивно нащупывая туго сложенные крылья, для которых когда-то настанет время парить. Обретя внутреннее согласие, достойная наследница своего мудрого родича гордо прорекла:

– Я все сделаю, дедуль! В лучших Милайских традициях!

Потом тихонько подошла к старику и ласково поцеловала Мортимера в щеку.

Вот, казалось бы, и завершили дела государственной важности. Но почему-то нашего чтимого собеседника не покидал задумчивый вид. И судя по всему, он намеревался продолжить нить важных сообщений. Только теперь объектом его внимания стала не любимая внучка, а кто-то из нас, от чего всем стало не по себе... Каково же было наше всеобщее удивление, когда он обратился к ничего не ожидающему, беспечно спрятавшемуся в свои потайные мысли... Грашалису!

– А теперь я бы хотел поговорить с этим юношей...
– явно неловко чувствовал себя правитель, не имея возможности обратиться к брату "человек".
– Грашалис, верно?

– Да... Меня зовут Грашалис...
– еле слышно отозвался двоюродный брат, удивленный и в то же время взволнованный таким неожиданным вниманием к своей неприметной персоне со стороны Мортимера Милайского.

Словно через пелену гипнотизирующего взора Мортимера, окончательно растерявшись, Грашалис едва смог услышал вопрос:

– Скажи мне, ты, и вправду, носишь на шее кулон Ашакау?

Немного осмелев, предполагая, что вопрос касается обыденных вещей, он не задумываясь ответил:

– Да, кулон у меня и вправду есть! А вот... чей он, этого... я и не замечал. Не приходилось как-то. Мне его дал Великий Жрец, когда мы покидали наш город. Возможно, Вы правы, и эта подвеска в действительности кулон Ашакау.

– Да, дитя, это бесспорно кулон Ашакау...
– серьезным задумчивым тоном подтвердил правитель Милая, чем кому-либо иному. Наивное непонимание Грашалиса всей значимости находящегося у него кулона, заставило жизненно опытного старика еще более призадуматься над дальнейшими действиями. Но его утешало одно: эта чистая юная душа открыта для всего доброго и справедливого, в нем нет гордыни, поэтому в правдивости его избранности сомнений не было.

Придя к такому оптимистическому выводу, но пребывая все же под влиянием того впечатления, которое составил о себе юный собеседник, мудрец важно обратился к нему:

– Если бы ты был человеком, я попросил бы тебя присесть... Но в данном случае... подползи поближе...
– Наклонив голову, шепотом произнес Мортимер.
– Сейчас ты должен сосредоточенно все выслушать и с соответствующей серьезностью принять как должное грядущие коррективы, привнесенные Создателем в твое будущее... На днях в Инфорио прибыл раненный ядовитой стрелой гонец с побережья Восточных земель. Это был наг, последним заданием которого оказалась важная миссия: доставить сюда письмо. К сожалению, он умер сразу же по прибытию. Спасти его было не возможно, но врачи сказали, что он умер не в муках, а это главное...
– Мортимер выдержал минутное молчание в знак памяти о погибшем.
– А письмо было от самого... Великого Жреца...

Король достал из небольшого кармана мантии свиток, на котором стояла вскрытая печать, протянул его Грашалису. Многозначительное молчание в этой ситуации было намного ценнее и красноречивее. Понимая каждый жест и взгляд Милайского правителя, наш друг взял письмо в руки, внимательно осмотрел всех присутствующих и начал читать вслух:

"Дорогой Грашалис! Я пишу тебе из последнего оплота народа змеелюдов. Это мое последнее письмо в жизни, поэтому прошу прочитать его крайне внимательно.
– Грашалис на миг затаил дыхание, но через миг продолжил чтение .
– - Я, Грашалис Шавар, из людского рода, торжественно клянусь в верности Эошаиру и своему народу. Я принимаю волю Ашакау и нарекаю себя Шестым Великим Жрецом от рождения Бытия. Пусть мое провозглашение подтвердит талисман нашей власти– сердце Ашакау!.."

Кулон на шее брата засветился серебряным светом! Все его тело начало покрываться магической энергией. Нас всех откинуло назад силой волны, которая вырвалась на волю. Вокруг моего брата начали образовываться пять магических силуэтов, которые посылали в его тело некую силу.

– Грашалис, мой дорогой, я рад, что ты не снимал кулон!
– заговорила одна из фигур.
– Прости, у меня совсем мало времени, и мне надо так много тебе сказать. Наш народ был почти уничтожен. Два десятка верных мне, а теперь тебе, змеелюдов плывут на юго-восток, к Замку Духов. Теперь в твоих руках судьба нашего народа. Ты - новый Великий Жрец...

В один миг свет исчерпался, и все вновь стало на свои места. Грашалис, поражен последними словами, безжизненно склонил голову на грудь, отверженный от всего и всех стоял без единого движения. Казалось, он спрятался в дальние глубинки самого себя. Мрак тишины поглотил его, и это безмолвие тянулось, порождая тревогу, неумолимо медленно, злорадно наслаждаясь каждой рожденной фобией. Часовой механизм времени призадумался... Но завидев еле уловимые движения мимики лица Грашалиса, засуетился и сам, плавно возрождая привычный жизненный ритм.

– Я... Великий Жрец...
– нерешительно проронил наг.
– Но, как же так?!

Риторичность этих вопросов скорее напоминала перешептывание с немым пространством, безжизненность которого не подпускала ничего живого, но опытный мудростью собеседник решился разорвать нити отрешенности и наполнить дыханием бытие.

– Мальчик мой, тяжелая ноша упала на твои неокрепшие плечи. Но, увы, времени на раздумья нет. Впереди нас ждут только тяжелые решения...