Весь Дортмундер в одном томе
Шрифт:
На первом этаже здания, где жил Арни, виднелась витрина, где продавались мобильные телефоны и кассеты с занятиями йогой. А за всем этим тянулся вестибюль. Когда они вошли в вестибюль, Дортмундер сказал:
— Он всегда орет мое имя. Через домофон. Можно даже в Нью-Джерси услышать. Терпеть этого не могу.
— Так перекрой динамик рукой, — предложил Келп.
Удивленно и с благодарностью Дортмундер сказал:
— Я никогда об этом не думал. Почувствовав себя немного лучше по поводу этой ситуации, он увереннее нажал на кнопку рядом с фамилией Олбрайт, потом приложил ладонь к металлической решетке, откуда
— Что? — спросил он.
— Я говорю, — повторил спокойный голос, — кто там?
Голос не похож на Арни. — Арни? — спросил Дортмундер.
— Какой еще Арни?
— Нет, — сказал Дортмундер. — В смысле вы Арни. Это квартира Арни Олбрайта?
— А, я понял, — ответил голос. — Вы клиент?
Дортмундер не знал, как правильно ответить на этот вопрос. Он беспомощно посмотрел на Келпа, который приблизился к микрофону и сказал:
— А вы случайно не коп?
— Ха-ха, — ответил голос. — Очень смешно. Я двоюродный брат.
— Чей брат? — не понял Дортмундер.
— Арни. Поднимайтесь, давайте не будем перекрикиваться по домофону.
Послышалось жужжание, и Дортмундер толкнул перед собой дверь.
— Он точно не похож ни на какого двоюродного брата Арни, — сказал он Келпу.
— Ну, — неуверенно сказал Келп, — Каин и Авель тоже были братьями.
Внутри, уже в узком коридоре как всегда пахло старыми газетами и, чем-то вроде сырости. Крутая лестница вела на второй этаж, где никого не было: ни Арни, ни двоюродного брата, ни копа. Дортмундер и Келп с глухим стуком поднялись наверх, где справа виднелась открытая дверь в квартиру Арни. В проходе стоял тощий парень, у которого из ушей торчали кудрявые волосы цвета перца с солью под лысым куполом черепа, и который дружелюбно им улыбался. У него был такой же крючковатый нос, как и у Арни, но в остальном он был похож на обычного человека, одетого в коричневую рубашку поло и джинсы. — Привет, — сказал он. — Я Арчи Олбрайт.
— Джон.
— Энди.
— Проходите.
В отсутствии Арни квартира выглядела совершенно иначе, словно место, с которого сняли проклятие. Маленькие не обставленные комнаты с большими грязными окнами, из которых не открывался никакой вид, основной элемент декора — коллекция календарей Арни, стены пестрили, в основном, страницами января с патриотическими, историческими, миловидными и эротическими картинками, где-то виднелись страницы мая или ноября (неполные календари).
Закрывая за собой дверь, Арчи Олбрайт указал на несколько неудобных кресел и сказал:
— Присаживайтесь. Джон, так? Готов поспорить, Джон Дортмундер.
Дортмундер, который с опаской пытался присесть рядом с телевизором с антенной-ушами, пожалуй, последний такого рода телевизор во всем Манхэттене, покачнулся и с трудом устоял на ногах. — Вам Арни обо мне рассказал?
— О, конечно, — сказал Арчи Олбрайт, все так же легко улыбаясь. — Единственная причина, по которой мы пускаем его на наши семейные собрания, — это если он расскажет нам истории. Кивнув Келпу, он добавил:
— Я не знаю, что ты за Энди, но я обязательно это выясню.
Келп очень тихо произнес:
— Мы даже и не знали, что являемся героями рассказов Арни. Они все еще стояли.
— Да
ладно вам, это все в кругу семьи, — уверил их Арчи. — Да и так или иначе, мы все в этом бизнесе.— Укрывательство краденог о? — спросил Дортмундер.
— Нет, этим только Арни занимается. Присаживайтесь, присаживайтесь.
Все расселись, и Арчи продолжил:
— Большинство из нас, на самом деле, занимается подделками. У нас есть большая печатная фабрика в Бэй Шор, Лонг Айленд.
— Подделки, — повторил Дортмундер.
— А чем вы занимаетесь в основном? — спросил Келп. — Двадцатками?
— Нет, мы давно бросили заниматься американской бумагой, — ответил Арчи. — Слишком много головной боли. В основном, это Южная Америка, мы продаем все наркоторговцам, по десять центов за доллар.
— Наркоторговцы, — повторил Дортмундер.
— И все счастливы, — продолжил Арчи. — Мы получаем настоящие доллары, они получают фантики, достаточно хорошие, чтобы пройти контроль. Но если вы, ребята, здесь, значит вы здесь не за фантиками, значит у вас есть что продать.
— На этот раз, — сказал Дортмундер, — мы здесь за тем, чтобы предварительно кое-что обсудить. Когда Арни вернется?
— Одному Богу известно, — ответил Арчи. — Дело в том, что мы решили заняться вмешательством.
— Вмешательством? — повторил Дортмундер. Он понимал, что практически вся его беседа строилась на повторении того, что говорят другие, что дико раздражало его само, но он не мог остановиться.
Келп решил уточнить:
— Вмешательство — это когда какой-нибудь парень перепил, так? Потом его семья и друзья собираются вместе и отправляют его на реабилитацию, и они его не любят до тех пор, пока он не изменится.
— Ну, у Арни нет друзей, — напомнил Арчи, — поэтому тут собралась только семья.
— У Арни проблемы с алкоголем? — спросил Келп. Вдобавок ко всему, что уже есть? Я и не знал.
— Нет, — ответил Арчи, — Арни практически не берет и капли в рот. И совершенно точно не употребляет тяжелых наркотиков.
Дортмундер, обрадовавшись тому, что может придумать свое предложение, спросил:
— Так к чему тогда вмешательство?
— Из-за его вызывающего поведения, — пояснил Арчи. Вы же знаете Арни, знаете, каким он бывает.
— Когда видишь его, думаешь, лучше бы не видел, — сказал Келп.
— Точно. Арчи распростер руки. — Понимаете, друзей можно выбрать, но семья выбирает тебя, поэтому нам всем пришлось застрять с Арни на все эти годы. Поэтому в конце концов, вся семья собралась на печатной фабрике, без Арни, и мы все решили, что пришло время вмешаться. Дело было прямо в этой комнате.
Дортмундер осмотрел комнату, пытаясь представить себе, как она битком забита членами семьи Арни Олбрайта. — Должно быть это было эффектно, — сказал он.
— Было очень эмоционально, — согласился Арчи. — Плач, обещания, даже угрозы время от времени. Но в конце концов он согласился, он согласился с тем, что ему пора привести себя в порядок.
— А куда отправляют таких как Арни? — спросил Дортмундер.
— Клуб Мед, — ответил Арчи. — Сейчас он находится на каком-то острове, и уговор заключается в том, что пока менеджер не скажет, что он исправился достаточно, чтобы семья могла с ним встретиться без желания убить, он будет там сидеть. Так что никто не знает, как скоро он здесь объявится.