Весь Дортмундер в одном томе
Шрифт:
— ОК, ОК. Хочу быть уверенным, что мы договоримся о цене сейчас.
— Дортмундер, — обратился к нему Арни, — ты знаешь меня. Возможно, что ты и не хочешь этого, но ты знаешь меня. Я даю большие деньги и не жульничаю, я даю 100 процентов гарантии. Я не поступаю как какой-нибудь обычный парень, и не занимаюсь надувательством и вымогательством потому, что, если я сделаю так, то никто никогда не придет ко мне больше. Я должен был стать святым, если бы не был таким дерьмом. Бросай ее сюда.
— ОК, — согласился Дортмундер и бросил.
Арни ловко поймал драгоценность своим мерзким полотенцем. «Какую бы цену
Пока Арни внимательно изучал брошь, дышал на нее и вертел в руках, Дортмундер заглянул в свой новый портмоне, который порадовал его наличностью в более чем $300, обычной ID и лотерейным билетом. Номер на билете подделали очень убедительно. В этом состоял самый сок аферы.
— Ну, — закончил Арни, — бриллианты вовсе и не бриллианты. Это стекло.
— Стекло? Ты думаешь, что кто-то смог обмануть кинозвезду?
— Думаю, что такое не могло произойти, — согласился Арни, — но все же случилось. Серебро же на самом деле является обычным металлом.
Где-то, очень глубоко в своем сердце, он предвидел такой исход дела. Все оказалось напрасно, все эти старания и трудности.
— А те зеленые штучки? — спросил он.
Арни удивленно посмотрел на него:
— Это изумруды, — ответил он. — Разве ты не знаешь, как они выглядят?
— Мне казалось, что знаю, — ответил Дортмундер. — Итак, она что-нибудь стоит?
— Нет. Не с фото во всех новостях. К тому же бриллианты и серебро оказалось ничем иным, как дерьмом. Кто-то должен вынуть изумруды и продать их отдельно.
— За сколько?
— Думаю, что 40 штук, — рассуждал Арни. — Но их нужно еще и выковырять.
— Арни, — сказал Дортмундер, — о чем мы вообще разговариваем?
— Я мог бы дать семерку. Ты может, конечно, прошвырнуться по городу, но никто не даст тебе больше, чем пять штук, если они и захотят взять ее. У тебя слишком известная вещица.
Семь. Он мечтал о 30, а был бы доволен и 25. Семь.
— Я заберу, — согласился Дортмундер.
— Но не сегодня.
— Не сегодня?
— Посмотри на меня, — сказал Арни. — Ты хочешь, чтобы я передал тебе что-то сейчас?
— Ну, нет.
— Я должен тебе семерку, — продолжил Арни. — Если это дерьмо, чем я болен, не убьет меня, то я заплачу тебе, когда смогу дотрагиваться до вещей. Я позвоню тебе.
Ни векселя — даже ни записки, ничего в письменной форме — от парня, который истекал сальсой.
— Хорошо, Арни, — вынужден был согласиться Дортмундер. — Выздоравливай поскорее, ты ведь понимаешь..?
Арни посмотрел на свои предплечья:
— Возможно, это выходит наружу мой скверный характер. Может быть, когда все закончиться, то я стану совершенно другим парнем. Как ты думаешь?
— Не надейся на это, — посоветовал ему Дортмундер.
По крайней мере, он поднялся на $300 за счет афериста и, может быть, Арни выживет, хотя все говорило об обратном.
Вернувшись на Бродвей, Дортмундер начал длинную дорогу в центр города — никакого колесного транспорта сегодня — и на 86-ой улице он заметил свежий выпуск New York Post в витрине газетного киоска на углу. На первой полосе красовались новости о разрыве Джер-Фелисия. Это, судя по всему, по оценке New York Post's было самой главной новостью в Северной Америке с прошлого раза, когда Дональд Трамп был занят или отдыхал с кем-то.
Пошло
все к черту: Дортмундер мог шиковать. У него было $300 и одно обещание. Он купил газету, чтобы просто узнать, как там поживает влюбленная пара.Так он и думал. Потеря булавки (бриоша, броши) сильно испортила отношения между возлюбленными. «В многообразии мы познаем других людей», — сообщала репортерам Фелисия. И с этим согласились многие иностранные эксперты из NYU, Columbia и Fordham. Однако, когда Фелисия произнесла слово «многообразие» (см. Diversity), то она имела ввиду «несчастия» (см. adversity).
«Я по-прежнему женат на моей музе», — заявил Джер. «Он вернулся в студию, чтобы сняться в еще одном фильме для публики». Эксперты не сочли необходимым пояснить данное заявление.
Подводя итог новости, репортер из Post заметил: «Стоимость изумрудной броши может составить даже $300,000, но никому, как оказалась, она не приносит счастья». «Пожалуй я с тобой соглашусь», — подумал Дортмундер и пошел домой.
Искусство и ремесло
ГОЛОС ИЗ ТЕЛЕФОННОЙ ТРУБКИ, КОТОРУЮ ПРИЖАЛ К УХУ ДЖОН ДОРТМУНДЕР, звучал как далекое эхо, как приглушенная сирена:
— Джон, — прохрипел мужчина, — как твои дела?
«До того как ты позвонил, было неплохо», — подумал Дортмундер. «Когда-то я сидел вместе с ним в тюрьме, но так и не могу вспомнить его, кто он?». Он познакомился в местах не столь отдаленных с очень многими людьми. И только после этого он научился, как нужно правильно «уходить в тень» в критические моменты, например, когда прибывает группа СПЕЦНАЗОВЦЕВ. Все те заключенные, сокамерники, соузники — у всех были веские причины, почему они оказались здесь. ДНК никогда не ошибалось, всегда брало свое, и лучшее, что он оно могло сделать для тех парней — это найти их отцов, если они хотели того.
Такая «группа» не организовывала встречи друзей после долгой разлуки, так почему ему позвонили, днем, в разгар недели и в середине октября?
— Поживаю хорошо, — был ответ Дортмундера.
Про себя он подумал: «У меня есть достаточное количество денег, но только не для тебя».
— Значит, тебе двойка, — сказал голос. — А если ты меня не узнаёшь, тогда это Три Пальца.
— О-о, — вырвалось в Дортмундера.
У Три Пальца Джилли было как и у всех нормальных людей 10 пальцев. Кличку свою он получил по другой причине: он владел специфической техникой боя. Драки в тюрьме отличаются тем, что проходят, как правило, на очень близком расстоянии, длятся недолго и без оружия. Бывший сокамерник так искусно владел в бою своими тремя пальцами, что всегда умел убедить другого парня быстро переосмыслить свою точку зрения. Дортмундер еще тогда решил держаться от него подальше, вне досягаемости его руки, и не видел повода менять линию поведения.
— Судя по всему, ты вышел, хм? — спросил Джон.
Голос Трех Пальцев прозвучал удивленно:
— Разве ты не читал обо мне в газетах?
— А-а, все плохо, оказывается, — проявил сочувствие Дортмундер.
В преступном мире, в их мире, наихудшее, что может произойти — это найти свое имя в новостных газетах. Официальное обвинение тоже сулило огромные проблемы, но осуждение за проступок, который заслужил освещения в печати, было хуже всего. Однако, судя по всему, Три Пальца вовсе не расстроился: