Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция

— Звучит заманчиво, — сказала Нелл.

Из-за трубки Гарв не мог говорить. Он внимательно смотрел на Нелл и не поверил.

— Извини, — выговорил он между двумя судорожными вдохами, — забыл, что ты не любишь мои рактюшки. А что, в твоем Букваре Громилы Стадда нет?

Нелл заставила себя улыбнуться. Эту шутку Гарв повторял каждую субботу. Она отдала корзину с печеньем и фруктами из Города Мастеров и около часа сидела рядом, разговаривая на приятные ему темы, пока не заметила, что взгляд его все чаще останавливается на фантоскопе. Тут она попрощалась до следующей субботы, поцеловала его и встала.

Она раскрыла зонтики на полную матовость и пошла к дверям. Гарв схватил трубку, несколько раз сильно втянул кислород и, когда Нелл уже была в дверях, окликнул ее по имени.

— Да? — спросила она, оборачиваясь.

— Нелл, я хотел сказать тебе, какая ты красивая, — сказал он, — как самая шикарная вичка во всей Атлантиде. Не могу поверить, что ты — та самая Нелл, которой я носил подарки на нашей старой квартире — помнишь? Знаю, с того дня в Городе Мастеров наши пути разошлись, и еще знаю, если б не Букварь, неизвестно, как бы оно было. Я просто хотел сказать, сестренка, ты не слушай, что я говорю про виков всякие вещи, я все равно тобой страшно горжусь и надеюсь, когда ты будешь читать в твоем Букваре все такое, чего мне не понять и даже не прочесть, ты вспомнишь своего Гарва, который нашел его и придумал отнести своей маленькой сестренке. Вспомнишь, Нелл? — Тут он снова затолкал в рот трубку и ребра его заходили.

— Конечно, Гарв, — в слезах отвечала Нелл, кинулась к нарам и сильными руками обвила его оплывшее тело. Вуаль водопадом пролилась Гарву на лицо, и крохотные зонтики расступились, когда Нелл прижалась губами к его щеке.

Вуаль вновь собралась, когда он осел на пенно-воздушный матрас — как те маленькие матрасики, которые годы назад научил ее делать в МС — а Нелл повернулась и с рыданиями выбежала из комнаты.

Великий Нэйпир вводит Хакворта в курс последних событий

— У вас была возможность поговорить с семьей? — спросил полковник Нэйпир с медиатронной столешницы. Он был в своем кабинете в Шанхайской Атлантиде, Хакворт сидел в пабе в Атлантиде Ванкуверской.

Нэйпир был из тех мужчин, которых годы только красят — сейчас он выглядел куда более осанисто и представительно. Когда его образ материализовался на медиатроне, Хакворт в первое мгновение растерялся, потом вспомнил свое отражение в зеркале. Вымывшись и подровняв бороду, которую решил оставить, он обнаружил, что заметно возмужал, хотя тщетно ломал голову, с какой стати.

— Решил прежде выяснить, что к чему. И потом… — Он смолк. Ему трудно было поддерживать обычный темп разговора.

— Да? — Нэйпир был само терпение.

— Я говорил с Фионой сегодня утром.

— После того, как вышли из туннеля?

— Нет. До. До того, как… проснулся, или что там.

Нэйпир слегка опешил. Он поиграл желваками, взял чашку с чаем и рассеянно взглянул в окно на Новый Чжусин. Хакворт, по другую сторону Тихого океана, ограничился тем, что уставился в кружку и принялся созерцать темные пивные глубины.

В мозгу, доской от разбитого корабля сквозь толщу зеленой воды, всплыл образ: руки доктора в бежевых перчатках ловят синий блестящий снаряд, за ним тянется толстый шнур, он разворачивается, нет, расцветает младенцем.

— Почему я об этом подумал? — сказал он.

Нэйпир, видимо, не понял, к чему это относится.

— Фиона и Гвендолен сейчас в Атлантиде Сиэтлской — от вас это полчаса на метро, — сказал он.

— Разумеется! Они живут… то есть мы живем… в Сиэтле. Я знал.

Он вспомнил: Фиона гуляет по заснеженной кальдере какого-то вулкана.

— Если вам кажется, что вы недавно с нею общались — что, боюсь, совершенно исключено — то это происходило через Букварь. Мы не смогли сломать шифр сигналов, поступающих из пещеры Барабанщиков, но, судя по анализу информационных потоков, вы много рактировали в эти десять лет.

— Десять лет?!

— Да. Вы уже должны были сообразить это по многим признакам.

— По ощущению — десять. По всему, что произошло — тоже. Но инженерному полушарию трудно это охватить.

— Мы ума не можем приложить, почему доктор Икс отправил вас отбывать срок заключения к Барабанщикам, — сказал Нэйпир. — Нам представлялось, что именно ваше, как вы выразились, инженерное полушарие, и должно его привлекать — вы знаете, в Поднебесной чертовски мало инженеров.

— Я что-то разрабатывал, — сказал Хакворт. В мозгу замелькали образы нанотехнологических систем, восхитительно изящных и компактных. Такую конфетку он мог сделать, только если бы очень долго и сосредоточенно думал. В тюрьме, например…

— Что именно? — произнес Нэйпир неожиданно резким голосом.

— Не помню, — сказал наконец Хакворт, беспомощно встряхивая головой. Атомы и связи перед мысленным взором вытеснило жирное бурое семя, словно нарисованное Магриттом. Оно висело в пустом воздухе, и с одной стороны раздваивалось, как ягодицы, с другой заканчивалось острым как бы соском.

— Так что, черт возьми, произошло?

— До того, как вы покинули Шанхай, доктор Икс подсоединил вас к МС, верно?

— Да.

— Он сказал, что именно вам вводит?

— Думаю, это были какие-то гемокулы.

— Перед отъездом из Шанхая мы взяли у вас кровь на анализ.

— Как?

— Есть способы, — сказал полковник Нэйпир. — Мы также провели полное исследование одной вашей пещерной знакомой и нашли в ее мозгу несколько миллионов нанозитов.

— Несколько миллионов?

— Очень маленьких, — успокоил Нэйпир. — Они вводятся через кровь и циркулируют в ней, пока не окажутся в идущих к мозгу капиллярах. Тогда они пересекают барьер кровь-мозг и цепляются к ближайшему аксону. Эти энзиты разговаривают друг с другом посредством видимого света.

— Значит, пока я был один, мои энзиты разговаривали между собой, — сказал Хакворт, — а как только оказался среди людей с такой же штукой в мозгу…

— Зиту неважно, в чьем он мозгу. Они все разговаривают друг с другом, образуя сеть. Соберите нескольких Барабанщиков в темной комнате и получите гештальт-общество [385] .

385

гештальт (нем) — понятие в психологии, означающее целое, несводимое к сумме своих частей.

— Однако интерфейс между нанозитами и самим мозгом…

— Согласен. Несколько миллионов нанозитов, сидящих на случайных нейронах — слабоватый интерфейс для такой сложной системы, как человеческий мозг, — сказал Нэйпир. — Мы не утверждаем, что в вас с ними был общий мозг.

— Так что именно у меня с ними было общего? — спросил Хакворт.

— Еда. Воздух. Компания. Секреторные жидкости. Возможно, эмоции или общее эмоциональное состояние. Возможно, больше.

— И это все, что я делал десять лет?