Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция
Шрифт:
— «Команчи», — прочитал Сальвадор надпись на кружке.
— Название футбольной команды этого учебного заведения, — сказал доктор Радхакришнан.
— Ах да, футбол, — сказал Сальвадор, что-то смутно припомнив. Он выказывал все признаки человека, который только что прилетел из другого полушария и пытается проникнуться местной культурой. — Верно, это ведь глубоко футбольная территория. Пилот сказал мне, что здесь горное время. Это так?
— Да. На два часа позже нью-йоркского, на час раньше лос-анджелесского.
— До сегодняшнего утра я даже не подозревал о существовании этого часового пояса.
— И я — до приезда сюда.
Сальвадор
— Ну что ж, я бы с радостью продолжил удовлетворять свою страсть к светской болтовне, но нехорошо тратить ваше время, а напускать таинственность было бы оскорблением для вас. Насколько я понимаю, вы лучший в мире нейрохирург.
— Лестно, но не совсем соответствует истине. Учитывая то обстоятельство, что я не провожу операций, мне не следует даже претендовать на этот титул.
— Вы, однако, посвятили свою карьеру исследованиям?
— Да.
— Это довольно распространенный среди лучших медицинских умов выбор. Познание нового требует много большего, чем практика, не так ли?
— В целом — да.
— Итак, насколько я мне известно — и поправьте меня, если я скажу какую-нибудь глупость — вы разрабатываете процесс, который позволит реабилитировать пациентов с травмами мозга.
— Далеко не с любыми травмами, — сказал доктор Радхакришнан, выбрав самый осторожный подход, однако мистер Сальвадор не выказал никаких признаков разочарования.
— И как я слышал, вы имплантируете в поврежденный участок мозга некое устройство. Оно соединяется с нервным веществом, замещая поврежденную ткань.
— Это так.
— Помогает ли оно при афазии?
— Прошу прощения?
— При нарушениях речи, вызванных, скажем, инсультом?
Доктор Радхакришнан потерял под ногами почву.
— Я знаю, что такое афазия, — сказал он. — Но мы экспериментируем на бабуинах. Бабуины не разговаривают.
— Предположим, что разговаривают.
— Гипотетически это будет зависеть от степени и типа поражения.
— Доктор Радхакришнан, я был бы вам очень признателен, если бы вы прослушали вот эту кассету, — сказал Сальвадор, извлекая из кармана микрорекордер.
— Что за кассета?
— На ней записан мой друг, который недавно заболел. Он перенес инсульт прямо на работе. И вышло так, что как раз в этот момент он надиктовывал письмо на кассету.
— Мистер Сальвадор, извините меня, но к чему вы клоните? — спросил доктор Радхакришнан.
— Вообще-то ни к чему, — добродушно сказал Сальвадор, как будто они продолжали болтать о пустяках.
— Вы хотите услышать мое профессиональное мнение?
— Да.
У Радхакришнана была заготовлена речь для подобных случаев: о святости взаимоотношений доктора и пациента и о том, что он и помыслить не может о том, чтобы поставить диагноз, не потратив хотя бы несколько часов на обследование больного и не изучив целую кипу бумаг. Но что-то не позволило ему ее произнести.
Может быть, простецкая, бесцеремонная манера мистера Сальвадора. Может быть, его элегантность и очевидный статус представителя высшего класса, заставляли устыдиться при одной мысли о такой чепухе, как пустые формальности. А может быть, дело было в том, что мистера Сальвадора сопровождал лично Джекман, который бы палец о палец не ударил, не будь тот действительно важной персоной.
Мистер Сальвадор воспринял молчание доктора Радхакришнана как знак согласия.
— Первый голос, который мы услышим,
принадлежит секретарше моего друга, обнаружившей его после удара, — и он запустил кассету. Качество звука было на ахти, но слова звучали разборчиво.— Вилли? Вилли, ты в порядке? — голос секретарши звучал приглушенно, почти благоговейно.
— Звони, — приказ прозвучал неоконченным; человек хотел сказать «Звони такому-то», но не смог вспомнить имя.
— Кому?
— Проклятье, звони ей! — голос у мужчины был глубокий, дикция безупречна.
— Кому?
— Скутеру — три будильника.
— Мэри Кэтрин?
— Черт, да!
— Собственно, это и все, — сказал мистер Сальвадор, выключая устройство.
Доктор Радхакришнан поднял брови и глубоко вдохнул.
— Ну что ж, основываясь на одном свидетельстве, трудно…
— Да, да, да, — сказал мистер Сальвадор слегка раздраженным тоном, — трудно делать предположения, по записи невозможно судить наверняка и все такое. Я понимаю вашу позицию, доктор. Но я пытаюсь вовлечь вас в совершенно абстрактную дискуссию. Может быть, лучше было бы встретиться за обедом, а не в столь формальной обстановке. Можно устроить и обед, если он поможет вам должным образом настроиться.
Радхакришнан чувствовал себя полным дураком.
— В Элтоне — не так-то просто, — сказал он. — Если только вы не фанат чили.
Мистер Сальвадор расхохотался. Смех прозвучал натужно, но доктор все равно оценил учтивость.
— Говоря совершенно абстрактно, — сказал он, — если инсульт затронул лобные доли, больному грозит изменение личности, и против него мое устройство бессильно. Если эта часть мозга не пострадала, то ругательства, возможно — просто признак раздражения. Ваш друг, могу побиться об заклад, человек успешный и могущественный, и можно вообразить, как чувствует себя такой человек, оказавшись не в состоянии произнести простую фразу.
— Да, это представляет ситуацию в новом свете.
— Но без дополнительных данных я вряд ли смогу сказать больше.
— Понимаю.
Затем — небрежно, как будто спрашивая, как пройти в туалет, Сальвадор произнес:
— Можете вы вылечить такую афазию? Предположим, что ваш поверхностный диагноз верен.
— Мистер Сальвадор, я даже не знаю, с чего начать.
Мистер Сальвадор извлек сигару — бейсбольную биту из черного дерева — и обезглавил ее при помощи маленькой карманной гильотины.
— Начните сначала, — предложил он. — Сигару?
— Прежде всего, — сказал доктор Радхакришнан, принимая сигару, — существуют этические аспекты, которые полностью исключают эксперименты на людях. Пока что мы работали только с бабуинами.
— Давайте проделаем небольшой мысленный эксперимент, по условиям которого временно отложим в сторону этические соображения, — сказал мистер Сальвадор. — Что еще?
— Ну, если доктор согласен на эту операцию, а пациент полностью осознает риски, сперва мы должны создать биочипы. Для этого нам потребуется сделать биопсию — то есть получить образец мозговой ткани пациента, затем генетически модифицировать нервные клетки — что само по себе операция нетривиальная — и вырастить in vitro [415] достаточное их количество.
415
«В стекле» — то есть вне живого организма.