Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция
Шрифт:
Исполнение подобного трюка в космосе являлось, однако, по словам Шона, «асимметричной задачей»: на программистском жаргоне это означало, что она требует множества тонких настроек и вариантов на случай, если что-то пойдет не так, и потому не сводится к единственному общему решению. Вероятнее всего, на поверхность кометы Григга-Скьеллерупа высадится множество роботов, которые растянут сеть и укрепят слабые места, расплавив лед и смешав воду с волокном, чтобы она застыла в виде пайкерита. Дина вызвалась в этом поучаствовать и уже предвкушала работу над новой задачей, но Шон вернул ее с небес на землю, указав на кое-какие неудачные обстоятельства. Связь между «Иззи» и «Имиром» будет ограничена единственным радиокомплексом. Передавать видео они вообще не смогут. Кроме того, велика будет и задержка сигнала: для большей части маршрута она составит несколько минут, поскольку радиоволнам предстоит пройти путь, сравнимый с расстоянием от Земли
Итак, в А+0.82 население «Иззи» уменьшилось на два человека, одновременно с чем резко упал и уровень напряженности на борту — Шон и Ларс на «открывашке» покинули станцию. Выполнив маневр смены орбитальной плоскости, они сблизились с «Имиром» над экватором. В течение недели произошло еще несколько стыковочных операций, в ходе которых к кораблю добавились модули, запущенные с мыса Канаверал и частных космодромов в Нью-Мексико и Западном Техасе. Затем, после довольно продолжительного включения маршевого двигателя, «Имир» оказался на траектории перехода к L1. Несколько дней спустя рекорд «Аполлона» по удалению от Земли был побит.
Конрад Барт подплыл к входу в мастерскую Дины и вежливо постучал, поскольку штора была задернута — все знали, что за ней у Дины случаются интимные встречи с Рисом. Оказавшись внутри, он начал беспокойно озираться, а потом спросил, не знает ли она, что, собственно, намерена делать экспедиция «Имира». Дина открыла было рот, но Конрад покачал головой, вытащил планшет и ввел пароль. Потом развернул его и показал фотографию.
Дина не сразу поняла, что перед ней. Очевидно, это было фото искусственного космического объекта. И довольно качественное, хотя сверкающие по краям пиксели свидетельствовали, что оно подверглось значительной обработке. Конрад сделал снимок через один из оптических телескопов «Иззи»: отвел его от привычного объекта — каши из обломков, обращающейся вокруг центра бывшей Луны, — и перенацелил на другой, рукотворный. Сооружение выглядело довольно сложным и, вероятно, превосходило размером все построенное людьми в космосе, если не считать самой «Иззи». Снимок был сделан с большого расстояния, «Иззи» и объект двигались друг относительно друга, и Конраду пришлось поработать с программой для обработки изображений, чтобы убрать размытость. Подобно «Иззи», объект состоял из модулей, очевидно, запущенных по отдельности и состыкованных в космосе. Кормовой модуль заканчивался большим колоколом сопла — это, очевидно, был маршевый двигатель. Некоторые походили на баки с топливом, другие явно были обитаемыми. Однако, без сомнения, самой заметной, и самой странной, частью объекта была вытянутая мачта, напоминавшая щуп: она торчала впереди и была раз в десять длинней всех прочих модулей, вместе взятых. Это была ферменная конструкция, причем совершенно очевидно такая же, как и новые фермы «Иззи».
— Ого, — рассмеялась Дина, — станция со своей собственной радиомачтой!
Конрад кисло усмехнулся.
— Взгляни на верхушку, — предложил он и провел пальцами по экрану, так что на нем оказалось увеличенное изображение пиксельного пятна на самом кончике. Формой оно напоминало наконечник стрелы — черное острие, сидящее на толстой белой подложке, которая в свою очередь покоится на темной плите.
Во взгляде Конрада читалось, что Дина должна сама все понять — или что он считает ее посвященной в секрет. Так оно и было. Но открывать его она не имела права.
— Я, конечно, не ядерный физик, — начала Дина издалека, — но бросается в глаза, что экипаж корабля… Ведь это же «Имир»?
— Естественно.
— …что они стараются быть как можно дальше от этой штуки, так что укрепили ее на самой длинной палке, которой смогли обзавестись.
— Она активно испускает нейтроны, — сообщил Конрад.
— Откуда ты знаешь?
— Вот это вот, — Конрад указал на белый слой в середине сандвича, напоминающий зажатое между вафлями мороженое, — скорее всего полиэтилен или парафин, эффективные поглотители нейтронов. В процессе образуются гамма-лучи, так что вот это, — он ткнул в шоколадную вафлю снизу, — вероятно, свинец.
Дина все знала и так, поскольку ей рассказал Шон: это был реактор от крупной атомной электростанции, тепловой мощностью в четыре гигаватта, спешно переделанный под новую задачу. Однако она дала клятву хранить секрет и сейчас могла только не мешать Конраду разобраться во всем самому.
— Меры предосторожности впечатляют, учитывая, что миссия и так практически самоубийственная.
— Когда и если они долетят, они хотят быть еще живы и способны хоть что-то сделать, — сказал Конрад.
— Как ты думаешь, кто-нибудь сфотографировал эту штуку с Земли? — спросила его Дина. — Я что-то ничего не видела в новостях.
— Все было скрыто
обтекателем, пока они не включили двигатель, — пояснил Конрад. — Я сделал снимок два часа назад, и это был мой единственный шанс.Время включения двигателя рассчитали так, чтобы пересечь бывшую лунную орбиту в тот момент, когда большая часть обломков находится по другую сторону Земли, и таким образом уменьшить вероятность столкновения. И тем не менее через несколько дней после того, как экипаж «Имира» пересек орбиту Луны и тем самым начал самое дальнее путешествие в земной истории, связь с ними прервалась. До этого «Имир» посредством мощных передатчиков X-диапазона вел переговоры с сетью дальней космической связи НАСА — комплексом антенн в Испании, Австралии и Калифорнии, которая много лет поддерживала связь с космическими зондами. Теперь он умолк. Сам «Имир» никуда не делся — Конрад видел в оптический телескоп белесое пятнышко. Но поскольку пассивный участок траектории, в течение которого двигатели были выключены, составлял тридцать семь дней, не существовало никакого способа узнать, жив ли экипаж. Стреловидный «Имир» и сплющенная куча обломков одинаково вели бы себя на орбите и выглядели в телескоп.
Слегка обнадеживало, что с «Имира» не поступало вообще ничего. Автоматические системы корабля должны были оставаться на связи и без участия людей. Если бы телеметрия продолжала поступать, а люди молчали, это означало бы, что они мертвы или умирают. Тот факт, что замолчали одновременно люди и роботы, позволял надеяться, что проблема с радиоантенной Х-диапазона или самим передатчиком.
По мере приближения к L1 «Имир» стало сложно, а потом и вовсе невозможно разглядеть, поскольку он теперь был в точности между Землей и Солнцем. Предполагалось, что эта точка будет достигнута в День 126, там двигатели снова включатся и «Имир» перейдет на гелиоцентрическую орбиту: эллипс, который через год с небольшим — примерно в А+1.175, то есть через год и сто семьдесят пять дней после Ноля — пересечет орбиту Греки-Скелета. С того момента, как «Имир» скрылся от них в пламени Солнца, все, что оставалось — это ждать, пока он снова не окажется в наблюдаемом положении. Если с «Имиром» случилась авария и он превратился в кусок космического мусора, вероятней всего, он вернется по противоположному участку той же орбиты и снова пройдет рядом с Землей — однако с точки зрения орбитальной динамики L1 было местом крайне нестабильным, так что «Имир» с тем же успехом мог уйти прочь по гелиоцентрической орбите, особенно если его сбило с точного курса ударом метеорита.
Время текло, наступил День 140, на две недели позже той даты, когда «Имир» должен был пройти через L1, корабль все не появлялся на нисходящем участке траектории, так что сделалось ясно — он все-таки перешел на гелиоцентрическую орбиту, хотя неизвестно, повинуясь вовремя включенному двигателю или по чистой случайности. Если предположить первое, то Шону и всему экипажу из шести человек в ближайший год делать особо нечего — только плавать в невесомости и ждать. Ускорить путешествие невозможно, орбиты соприкоснутся в намеченный срок.
Все эти события, которые всего несколько месяцев назад имели бы всемирно-историческое значение, теперь по сравнению с остальным происходящим в подлунном мире годились бы разве что на вторую полосу.
Суматоха и энтузиазм, окружающие Шона, «Арджуну», космодром Мозес-Лейк и вояж «Имира», несколько оттянули на себя внимание от медленного и упрямого поступательного движения, которое тем временем осуществляли НАСА, Европейское космическое агентство, Роскосмос, Китайское национальное космическое управление и космические агентства Японии и Индии. В штате этих организаций состояли консервативно настроенные инженеры старой школы, с культурной точки зрения очень близкие к очкарикам с логарифмическими линейками времен «Союз-Аполлона». Точнее, некоторые из них были теми самыми очкариками, но существенно постаревшими и закосневшими. Их ставила в тупик, хуже того, бесила, та легкость, с которой кучка возникших ниоткуда техномиллиардеров завладела вниманием всего мира, запуская ракету за ракетой для выполнения задач, которые они сами себе поставили, не спросив ни у кого совета и даже без особого планирования. Отлет Ларса и Шона с «Иззи» вызвал у них глубокий вздох облегчения, поскольку означал возврат к методичной, серьезной работе, с которой эти люди прекрасно справлялись.
Тот, кто был готов уделить внимание скучным таблицам и диаграммам, мог по достоинству оценить плоды этих трудов в А+0.144, когда Айви открыла совещание в «банане» словами «двадцать процентов» (поскольку, согласно последним оценкам астрофизической лаборатории доктора Дюбуа Джерома Ксавье Харриса в Калтехе, а равно и других лабораторий, занятых подобными вычислениями в университетах по всему миру, Белые Небеса должны были наступить в А+1.354 или около того, то есть через год и 354 дня после разрушения Луны; миновала ровно одна пятая этого срока).