Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция

Ковчег «Дарвин» дрейфовал у бухты, все еще притопленный. Идеальное место для дипломатической конференции между пингерами и делегацией высокопоставленных чиновников синих, которых спустили на капсуле прямо из Гринвича через несколько часов после битвы на пляже.

Эйнштейн, Сонар-Таможня и другие синие покинули бухту и погрузились на ковчег. Белед уходил последним. Перед тем как сесть в лодку, он освободил захваченного неондертала и оставил ему достаточно припасов, чтобы тот мог продержаться до прихода соотечественников. Уже через несколько часов соотечественники привели целую армию. Однако по соглашению, которое сами же заключили с диггерами, они могли претендовать только на сушу. А ковчег «Дарвин» находился в море. Так что красные развернули на берегу укрепленный лагерь и бессильно смотрели на дрейфующих в соленой воде синих.

На полузатопленной нижней палубе было прохладно, поэтому дипломатам синих пришлось одеться потеплее. Тэ, Глуб и Арджун сидели в сухом месте уровнем выше и ближе к носу. Это был полуоткрытый мезонин, преобразованный в столовую. Чтобы разместить пополнение синих и пингеров, если те захотят подняться по трапу, расставили складные столы и стулья. Ели горячий суп и бокалами глушили терпкий, но вполне пристойный сидр с северных склонов Антимера.

— Итак, — сказал Арджун, довольный возможностью похвастаться знаниями, как свойственно только айвинцу, — тебя наверняка гложет вопрос, как же им…

— Как же им удалось выжить? На одной только подлодке.

Арджун кивнул.

— Оказывается, те ученые, про которых я упоминал, — последний, кстати, умер лет двести назад, — сумели найти ответ.

— Но погоди, — возразил Тэ, — если снимки были сделаны до Каменного Ливня, как они могут рассказать, что произошло дальше?

— Видишь ли, Кэл постарался оставить зацепки на фоне снимков. Увидеть их должна была только Айви. И все они указывают на то, что шансов на выживание у него было гораздо больше, чем можно представить.

— Не томи, — Тэ с бокалом сидра в руках откинулся на спинку стула.

— Мы знаем все о программе Облачного Ковчега, потому что сами вышли из него. Это наша история. В архивах есть все записи. А Кэл своими фотографиями показывал, что была еще одна программа, возможно, не менее масштабная, но мы о ней ничего не знаем.

— Программа по спасению людей под водой?

— Именно. Если присмотреться, то на стенах можно разглядеть подробные батиметрические карты ряда глубочайших океанских впадин, а на полках — папки, названия на корешках которых указывают на проведение подобных приготовлений. Есть и другие доказательства — все в открытом доступе. Могу прислать.

— Давай, — сказал Тэ из вежливости, хотя читать эти научные талмуды, естественно, не собирался. — В общем, народ Глуба выжил вовсе не благодаря невероятному везению Кэла.

— У них есть свой Эпос, который, в принципе, можно сопоставить с нашим.

Эйнштейн и Сонар набрали подносы еды и подошли к их столу, углядев за ним два свободных места. Арджун, воспользовавшись их появлением, удалился. Глуб вежливо качнул головой в знак прощания. Через несколько мгновений Тэ и его приятель-пингер остались в компании молодых айвинца и энци. Минуту-две вновь прибывшие только сосредоточенно жевали, и разговор сводился к тому, что Сонар спрашивала названия и происхождение блюд, которые были для нее в новинку. Тэ отвечал, так что у Эйнштейна была возможность напихать в себя побольше. Даже Сонар-Таможня отвлеклась на это зрелище и, смеясь про себя, смотрела, как мальчик ест. Когда поднос опустел до критической отметки, она подложила Эйнштейну со своего.

— Как-нибудь расскажешь мне, каково это, — сказал Тэ.

— Каково… — начал Эйнштейн, но чуть не подавился.

— Каково что? — спросила за него Сонар.

— Каково это — найти свою идеальную вторую половину. Как вам двоим удалось.

— А тебе разве это незнакомо? — спросил Эйнштейн. Не из-за отсутствия такта; ему просто не приходило в голову, что он испытал нечто, недоступное Тюратаму Лейку.

— Нет, со мной такого никогда не было.

Эйнштейн приближался к точке насыщения. Он откинулся на спинку стула и созерцал остатки трапезы, высматривая недоеденные кусочки.

— У меня к тебе вопрос, — сказал он.

— Да неужели? — усмехнулся Тэ.

— Что это за Цель, о которой все без конца говорят?

— Если бы я знал.

— Не прикидывайся, ты знаешь, о чем я. Роскос Юров говорил о ней. Кантабриджия-пять говорила. И не просто цель, а Цель с большой буквы.

— Ответ тот же. Мне никто никогда не говорил. Могу только догадываться, исходя из поступков людей, которые как будто знают, в чем она заключается.

— Вроде хозяев твоего бара?

— К примеру.

— И какие твои догадки?

Тэ почувствовал на себе еще чей-то взгляд и оглянулся на Глуба. Тот отчаянно работал челюстями, пытаясь разжевать шматок водорослей, но при этом внимательно следил за беседой.

Тэ пожал плечами:

— Люди всегда…

Он хотел сказать «воображали», но не хотел производить плохое впечатление на Глуба.

— …предпочитали верить, что во Вселенной есть цель. Строились теории, но после Ноля все это казалось довольно бесполезной затеей. Так — сказки на ночь. Несколько тысяч лет никто не задумывался о высоком. Все просто пытались выжить. Как муравьи, чей муравейник разорили. В тех редких случаях, когда мы поднимались над сиюминутным, все равно все сводилось к мелочам, взять хоть противостояние красных и синих. Удивительно, но почти никто не задавался вопросом о природе Агента. Откуда он? Естественная ли это сила? Искусственная? А то, может, и божественная?

Эйнштейн, энци и Глуб смотрели на него во все глаза, мол «продолжай, продолжай».

Но добавить ему было нечего.

— Некоторые — неважно, красные, синие или непонятные люди вроде хозяев моего бара, может, даже кто-то из них, — он указал на Глуба, — считают, что им что-то известно.

— А на самом деле? — спросила Сонар-Таможня.

— Понятия не имею, — сказал Тэ. — Но дураков среди них я не видел. Даже если они…

Он помолчал, подбирая слова.

— Даже если они, — повторил Эйнштейн, — что?

— Цель — это нечто более важное, чем та херня, на которую мы потратили последнюю неделю жизни.

— Красные против синих — херня?

— Да. И даже пускай никто — пока что — со мной ею не делится, мне нравится ощущать, что она есть. Люди, которые утверждают, что ими движет Цель, ведут себя иначе — и в целом лучше — чем те, кто служит другим хозяевам.

— Это что-то вроде веры в Бога?

— В каком-то смысле — да. Только без теологии, Священного Писания, ослиной упертости и догматизма.

Эйнштейн с энци задумчиво покивали, но, как показалось Тэ, все-таки немного расстроились.

— Прошу прощения, что не дал ответа на твой вопрос, — сказал Тэ. — У меня его нет.

— И что же вы собираетесь делать дальше? Когда Семерка распадется? — спросила Сонар.

— Вернусь к себе в бар.

— На Колыбель?

— На Колыбель. Да, когда-то она была вершиной технологической мысли. Теперь ей уготована участь забытого предшественника куда более совершенного Гномона.

— Я бы хотела на нее взглянуть, — сказала Сонар.