Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция
Шрифт:
Что это? Как оно появилось на ровном месте и что мне теперь делать? Закопать книгу здесь я не могла, так что, обреченно вздохнув, побрела обратно к кембриджскому частоколу. Днем ворота стояли открытые и не охранялись. Я вошла в поселок и вновь отправилась в лавку.
Лавочник Ашер и печатник Дэй только что закончили спорить. Ашер, видимо, победил, потому что Дэй с угрюмым видом складывал книги в ящики. Я извинилась и незаметно поставила бадейку на пол.
— А что там строят у ручья, рядом с Уотертаунской дорогой? — спросила я.
Лавочник рассмеялся — без злобы, но и не весело.
— Самое честолюбивое предприятие, на какое когда-либо толкал людей дьявол. Некая компания со старой родины решила застолбить долю в будущем процветании здешних краев и сочла, что Провидению угодно обогатить нас посредством сахарного клена.
— А как называется компания?
— Бостонское товарищество для Бостона.
— Вы — пайщик? — спросила я.
Ашер мотнул головой:
— Мне предлагали вложить средства, и, должен сознаться, я чувствовал большое искушение вложиться в настолько передовой замысел. Однако, боюсь, он чересчур опередил время. Пока все акционерные общества в Новом Свете разорялись либо отходили короне, и нет оснований полагать, что у этого дела пойдут лучше. Город обнесен частоколом, потому что индейские племена постоянно воюют между собой, а фабрика — в полумиле ходьбы от частокола. Думаю, она обречена.
— Грандиозный замысел, — сказал печатник, отмахиваясь от возражений Ашера. — Всякое движение к лучшему в наших обстоятельствах весьма похвально.
— Но только если оно успешно, —
Я в растерянности поблагодарила их и оставила бадейку на пороге. Не было смысла тащить ее к матушке Фитч и создавать той лишние хлопоты. Я переправилась на пароме через речку и хорошо знакомой дорогой взволнованно зашагала к жилищу ведьмы.
Из дневника Ребекки Ист-Ода
28 июня
Температура 70о по Фаренгейту, затяжной дождь.
Рассада пока не взошла, но ей и рано. У азалий и пионов пик цветения миновал. Пряный огород зеленеет. Розы вроде бы прижились на новом месте, спасибо дождю.
В проекте возникли осложнения, а именно: на месте, где теперь стоит наш дом, внезапно появился фундамент фабрики. Тристан позвонил и попросил нас приехать для участия в мозговом штурме. Фрэнк занимался похожей на кипу вещью, которую я принесла с чердака. Мне не хотелось его отвлекать, и я сказала, чтобы они приехали к нам. Мы сели у Фрэнка в кабинете, и я для уюта затопила камин. За окном гремела летняя гроза, ливень бил в стекла.
Мелисанда была в отчаянии, Тристан — мрачен. Фрэнк, когда его ввели в курс дела, принялся с любопытством расспрашивать Эржебет, та старательно показывала, как ей это все надоело.
— Означает ли это, что существует параллельная вселенная, в которой нашего дома нет? — спросил Фрэнк.
— Не знаю, параллельная ли, я ее никогда не мерила, — буркнула Эржебет. — Но безусловно что-то такое. На вашем месте я бы не пыталась вернуться в тот мир.
— Тогда зачем вы меня туда вообще отправили? — сердито вопросила Мел. Она сидела ближе всех к камину и отогревала над огнем руки, все еще замерзшие после ОДЕКа. Пестрая кошка терлась о нее, прося почесать себя за ушком, но Мел как будто не замечала.
— Ты что, считаешь, я управляю вселенной? — сердито ответила Эржебет. — Будь это так, я с самого начала не позволила бы магии зачахнуть. Нет никакой уверенности. И никогда не бывает.
— Как нам избавиться от фабрики? Какие у вас есть варианты? — спросил Тристан.
Эржебет сказала:
— Избавиться от нее нельзя. Только рассоздать.
Дальше она объяснила, что обычный метод решения таких проблем — отправиться еще дальше в прошлое и устранить помеху, чуть-чуть (и многократно) меняя что-то перед нежелательным событием, дабы оно не произошло. При этих словах все в комнате сникли.
— А нельзя ли снова отправиться в тысяча шестьсот сороковой и повторить попытку? — спросила я. — Фабрика кленового сиропа была только в одной реальности, есть множество других, где она не существует. Может быть, удастся продолжить в другой Нити, где фабрики нет — так сказать, обойти затруднение.
— Попытаться можно, но очевидно, все склоняется к фабрике. Так что советую заняться ей.
Эржебет демонстративно зевнула, давая понять, насколько скучны подобные разговоры.
— Почему? — спросил Фрэнк, который, как обычно, злился на нее меньше всех. — Почему все склоняется к фабрике?
— Да, каков механизм? — подхватил Тристан, чуть не перебив Фрэнка.
— Нет никакого механизма, — фыркнула Эржебет. — Это магия. Магия не разговаривает вашим языком, мистер Военный Физик. Сколько бы вы ее ни изучали, что-нибудь все равно да ускользнет. Я дала вам самый дельный совет для нынешнего положения вещей.
Тристан (с преувеличенным спокойствием):
— Вы хотите сказать, нам надо попасть туда до постройки фабрики и сделать так, чтобы ее не построили.
— Несколько раз.
Тристан тихонько выругался.
— Вот поэтому-то путешествия во времени никогда не считались дельным применением магии: слишком много усилий ради непредсказуемого результата, — менторским тоном добавила Эржебет. — Я знала, как невероятно трудно на что-либо повлиять.
— Так почему вы этого не сказали, когда я излагал Фринку мой план?
— Проще было согласиться, чтобы меня взяли на жалованье. Это хоть какая-то возможность отправиться в Венгрию и плюнуть на могилы моих врагов. К тому же не все мои враги в Венгрии, — мрачно добавила она и покосилась на Мел, которая смотрела на свои руки над огнем и ничего не заметила.
Я попросила Эржебет помочь мне с чаем и, когда мы оказались вдвоем на кухне, задала вопрос: отчего она так посмотрела на Мел?
Эржебет забросила черную гриву за плечо.
— Я жива лишь из-за Мелисанды.
Она была настолько прекрасна, настолько естественна в своем молодом теле, что я должна была себе напоминать, сколько лет ей на самом деле.
— Разве ж это плохо?
— Мне никакой пользы от того, что я столько живу. Теперь со мной обходятся как с дрессированной собачкой Тристана Лионса. Его Активом. Если бы я умерла в положенный природой срок, то покоилась бы с миром. Это… — она указала в окно на мой перекопанный участок, — совсем не то возрождение магии, какое я воображала. И ради этого я претерпела полтора столетия немыслимой тоски и одиночества.
Я не могла винить Эржебет за ее обиду и не знала, что ответить.
— Посему, — продолжала она, указывая на свое облегающее платье и высокие каблуки, — теперь я собираюсь повеселиться, чтобы наверстать все те годы. И тем не менее, — она вновь помрачнела, — я лишь пытаюсь найти хорошие стороны в неприятном положении. И в этом положении я оказалась из-за Мелисанды Стоукс.
— Я уверена, она в любом случае не желала вам зла, — быстро вставила я.
— Как и первый фотограф, — бросила Эржебет и пошла в комнату.
Я искренне ей сочувствую, но сомневаюсь, что на нее можно полагаться. И это очень тревожит, поскольку из всех участников она — единственная незаменимая.
В которой мы собираемся в Лондон
Не знаю, существовало ли Бостонское товарищество для Бостона до того, как я увидела фундамент его фабрики рядом с Уотертаунской дорогой. Но теперь, когда я его обнаружила, оно стало историческим фактом. Частная компания предприимчивых кальвинистов из первоначального Бостона (в английском Линкольншире) была создана за двадцать пять лет до основания Бостона в Новом Свете и никакого отношения к нему не имела. Учредители рассчитывали вернуть деньги в экономику родного города, так что название «Бостонское товарищество для Бостона» следовало понимать как «Наше товарищество для нас».
Изыскания показали, что в 1601 году компания (которая чуть было не развалилась с самого начала, поскольку учредители не могли сговориться о размере вступительного взноса) получила нежданную поддержку от богатого земляка, Эдварда Грейлока, чей отец удачно породнился с семейством европейских банкиров и в итоге достиг определенного влияния при елизаветинском дворе. В 1601-м сын, сэр Эдвард Грейлок, жил преимущественно в Лондоне. Дальнейшие исследования выявили, что сэр Эдвард (и его состояние) был самым тесным образом связан с авантюристом Джорджем Клиффордом, графом Камберлендом, первым главой Британской Ост-Индской компании, основанной менее чем годом раньше.
Если бы сэр Эдвард согласился вложить в Ост-Индскую компанию не только силы, но и средства, Бостонское товарищество для Бостона никогда не набрало бы денег на американскую затею, а значит, не построило бы фабрику для варки кленового сиропа на столь неудачном месте. Наш следующий ВиМН определился: Лондон, 1601 год.
И так мы познакомились с Грайне.
Из дневника Ребекки Ист-Ода
Температура 83о по Фаренгейту, ветер слабый юго-западный. Барометр стоит.
Капуста и латук в контейнерах на парадном крыльце проклюнулись. Чайные розы хорошо прижились на новом месте. Азалии почти отцвели.
Решено: Тристан отправится в ренессансный Лондон. Тут, по счастью, мое участие не требуется, поскольку я ничем практическим помочь не могу. Много и долго обсуждали, как заранее вычислить ведьму в данном ВиМНе, но, разумеется, угадать это невозможно.
Тогда Тристан предложил, раз уж мы не знаем конкретного адреса, отправить его в район потенциальной дислокации ведьм. Эржебет слушала и, как мне показалось, посмеивалась про себя. Я совсем не уверена, что ее заботит успех нашей затеи.
Чтобы понять, какое место будет потенциально привлекательным для ведьмы, надо составить ее обобщенный психологический портрет. Одной Эржебет и недолгого знакомства с матушкой Фитч для представительной выборки явно мало, однако кроме этого у нас есть только воспоминания Эржебет о других ведьмах. Воспоминания эти куда больше говорят о самой Эржебет, чем о ее матери, наставнице и так далее. Однако общая картина у нас получается такая.
Ведьма предпочитает говорить всем правду в глаза, не особо интересуется чужим мнением и старается сама управлять своей судьбой, даже если эпоха этому не способствует (а так, заметила Эржебет, было на протяжении почти всей человеческой истории). Судя по Эржебет и ее рассказам о матери, ведьмы охотно помыкали мужчинами, которым кружили голову своей красотой, однако ответных чувств к ним не испытывали.
Мы сидели у Фрэнка в кабинете (если не требуется ОДЕК или какая-нибудь офисная техника, я предпочитаю собирать всех здесь) и вчетвером размышляли над этим набором черт. Эржебет наблюдала за нами, а обе кошки терлись Фрэнку о ноги.
— При всем уважении, — заметил Тристан, — то же самое входит в психологический портрет многих проституток.
Эржебет рассмеялась.
— Без обид, — сказал Тристан.
— Забавно, что вы столько часов добирались до этого вывода.
— То есть вы знали? Вы могли сказать раньше и сэкономить нам кучу времени.
— Да, — с удовольствием ответила Эржебет.
— А почему не сказали?
— Вы меня испытывали много дней, проверяя, что я могу. Я решила посмотреть, каково быть на вашем месте. Мне понравилось.
Мгновение Тристан молча скрипел зубами.
— Так вы подтверждаете, что надо искать проституток.
— Не любых. Но ведь это логично, не так ли? Один из способов завести детей, не обременяя себя замужеством.
— Не верю, — вмешалась Мелисанда. — Это абсолютно романтизированное представление о работницах секс-индустрии. Они обычно нищие и бесправные. Ни одна ведьма не выберет такую жизнь для себя и своих детей. В документах, которые я переводила, ведьмы — всегда женщины влиятельные. Их боялись, но уважали и ценили.
— Это не значит, что они были замужем, — возразила Эржебет. — Чтобы добиться влияния, мужья не нужны.
— Так это было нормой для ведьм? — недоверчиво спросила Мел. — Роль гетеры или по крайней мере чьей-то содержанки?
Эржебет раздраженно глянула в ее сторону:
— Я всего лишь одна ведьма и жила лишь в одном сообществе ведьм лишь в одну историческую эпоху. Ты из своих переводов знаешь гораздо больше. Но да, в кругу маминых подруг о таком между делом упоминали. Если ведьма хотела завести детей, она всегда могла найти состоятельного мужчину, который будет хорошо с ней обращаться и поддерживать незаконного отпрыска материально, не афишируя свое отцовство.
Мне пришла в голову неприятная мысль.
— А вы? — спросила я. — У вас были дети?
Эржебет посмотрела на меня так, будто хотела уничтожить взглядом.
— Нет, конечно, — ответила она после паузы. — Мне невыносимо было думать, что они будут стариться, дряхлеть и умирать у меня на глазах, а я их всех переживу и должна буду хоронить.
Наступило тягостное молчание. Мел смотрела в пол и как-то даже съежилась.
Тристан кашлянул.
— Так нам надо искать… э… куртизанок? Дам полусвета или как там это называется?
— Я бы сказала, да, — величаво проговорила Эржебет.
Мел внезапно подняла глаза.
— Погодите. Этот ВиМН — самый конец царствования Елизаветы, верно? Не знаю, сколько независимых, красивых и влиятельных женщин потерпели бы в придворных кругах. Если не ошибаюсь, Елизавета с годами становилась все более ревнивой и подозрительной. Так что, может быть, все-таки заурядные проститутки.
— Нет, — ответила Эржебет. — Мы не бываем заурядными.
— В таком случае это, наверно, может быть незаурядная проститутка, у которой есть свои причины держаться подальше от двора, — предположила Мел.
— Много борделей было в Саутуарке, где располагались театры, — заметила я. — Помню, я читала об этом в программке «Генриха IV», когда его ставил Бостонский шекспировский театр.
— Как на ваш взгляд, подойдет нам Саутуарк? — спросил Тристан у Эржебет.
— Впервые слышу про такое место, — фыркнула она. — Но если там много неуправляемых женщин, то можете попытать счастья.
В которой Тристан узнает эвфемизм
Перо пишет все так же медленно, до солнечного затмения осталось двадцать три дня, а я по-прежнему тешусь глупой надеждой сбежать из Лондона 1851 года. На этих страницах я уже наверняка сетовала на вонь, но по мере того, как лето набирает обороты, усиливается и амбре. Когда я соблазнилась на высокую зарплату, то не думала оказаться в таком дерьме. Буквально. Надо излагать мою историю быстрее; я буду опускать часть подробностей, чтобы успеть за оставшийся срок.
Я попросила уволить меня от нового задания, сославшись на усталость от прошлых командировок. Тристану ничего не оставалось, кроме как сдержать слово и готовиться к отправке в следующий ВиМН. Ему нужно было выбрать конкретное место в Лондоне, в сентябре 1601 года, за неделю до того, как сэр Эдвард Грейлок согласится передать деньги Бостонскому товариществу для Бостона. Это событие мы смогли датировать точно по архивным документам. А вот найти подходящую точку для заброски оказалось куда сложнее.
По ходу изысканий мы добыли сканы городских планов, составленных около 1600 года, распечатали их на больших листах и развесили по стенам. Здесь они постепенно обросли клейкими листочками, булавками и рукописными пометками. Как-то, разглядывая один из них, Тристан вдруг выругался крепче обыкновенного и ткнул в темное пятнышко на карте так сильно, что наверняка ушиб палец. Пятнышко, когда его увеличили и разглядели как следует, оказалось надписью «Тиршитская пивоварня».
Как я уже упоминала, Тристан питал слабость к «Лучшему старому тиршитскому горькому», основной марке «Тиршит беверейдж груп лимитед», позиционирующей себя как одну из старейших лондонских пивоварен. Он провел в Лондоне семестр и гордился тем, что приобрел вкус к такой экзотике. Пиво это, не то чтобы уж совсем крафтовое, но и не повсеместно известное, в Новой Англии можно было приобрести в бутылках в нескольких избранных магазинчиках, а на розлив — в пабах, которые посещали англоманы и экспаты.
Невероятно, но факт: покопавшись в материалах еще немного, мы установили, что «Тиршит беверейдж груп лимитед» и впрямь ведет историю от заведения на старой карте. К радости Тристана, «ТБГ лимитед» в рекламе так налегала на свою древность, что посвятила целый раздел вебсайта рассказу о лондонской пивоварне, которая в начале семнадцатого века располагалась ярдах в двухстах от театра «Глобус». Тогда при ней был собственный паб. Хотя сайт об этом умалчивал, район в ту пору был известен высокой концентрацией борделей.
Я снова отправилась в библиотеку Уайденера и узнала (без особого удивления), что прилегающий к пивоварне паб был слишком велик для обычного питейного дома и содержал слишком много укромных комнатушек. Учитывая особенности района, он вряд ли был и гостиницей.
— Значит, это оно, — радостно произнес Тристан, когда я показала ему отсканированную в библиотеке карту. — Будет мой исходный пункт. Что еще мы про него знаем?
— Само слово «тиршит» было жаргонным обозначением проститутки.