Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция
Шрифт:
Дик видит меня в толчее и дарит улыбкой, которая могла бы озарить небеса. Он меня любит, да и для чего бы ему меня не любить? «Грейси!» — кричит он, ибо так здесь произносят мое имя (и Вашего величества тоже — в Англии говорят «Грейс О’Мэлли»). Бутафор недовольно шипит на Дика, но Дик, как всегда, и в ус не дует.
— Где это ты раздобыла молодца крупнее меня? — спрашивает Дик и протискивается через толпу статистов, а те и не посторонятся даже, будто он один из них, а не богатейший и прославленнейший актер во вселенной.
Он подходит, осматривает Тристана Лионса с ног до головы. Тристан Лионс молчит, только смотрит прямо на Дика.
—
— Нет, — отвечает Тристан. — Солдат.
Дик уважительно отступает на шаг.
— Кто ж твой военачальник, любезный?
— Засекрет, — отвечаю я.
Дик смотрит еще уважительнее.
— Коли ты друг Грейси, то ты и мой друг, — говорит он, не представляясь (ибо думает, что в этом нет нужды, все его и так знают). — И я помогу тебе в том, что тебе надобно.
— Ему надобно платье, — говорю я. — Без всяких затей, учти. Просто чтобы сойти за своего подле Уайтхолла, он хочет потолковать с некими малыми. У тебя вроде есть костюмы Неда Аллена…
— Есть, — отвечает Дик и вновь поворачивается к Тристану: — Почту за честь услужить, сэр. Мне сейчас опять на сцену, так что надо поторопиться, но идемте.
Он жестом приглашает нас в каморку у внутренней стены — ему, как главному пайщику, положена отдельная уборная. Там на крюках одежда, шитая как на Тристана: костюмы Эдварда Аллена, самого высокого актера нашей эпохи, премьера конкурирующей труппы «Слуги лорда-адмирала». Аллен до того высок, что никто не может носить одежду с его плеча, даже Бербедж, который украл ее шутки ради, когда Нед несколько лет назад уходил со сцены.
— Наряди его джентльменом, или рыцарем, или купцом, — советую я, пока Дик смотрит то на крюки, то на Тристана.
— Хорошо, у меня есть одна мысль, — говорит Дик и отодвигает сперва галлигаскины, потом круглые, набитые шерстью, французские шоссы.
Тристан заметно успокаивается, что ему не придется рядиться этаким петухом.
Наконец Дик вытаскивает более длинные венецианские кюлоты с завязками под коленом — синие камчатные, с прорезями, в которые виден алый атлас. К ним он достает черные шелковые чулки и синий бархатный дублет, а потом еще и суконный колет с гульфиком, но тут я говорю, куда, мол, в такую жару. «А нет ли у тебя простого джеркина?» — спрашиваю я, и, разумеется, он вынимает джеркин, красный бархатный, с пуговицами из оправленной в золото слоновой кости и плечиками наподобие обрезанных ангельских крыльев.
— У него гульфика нет, — говорит Дик. — Извини, приятель.
За джеркином последовала шляпа, плоеный воротник и башмаки кордовской кожи — куда лучше тех деревянных, что я раздобыла Тристану в «Тиршите».
— Одевайся сам, мне надо быть на сцене через пятнадцать строк, — промолвил Дик, вытащил ворох нарядов из каморки и закрыл дверь.
Я поблагодарила его и пообещала вскорости все вернуть. Он поцеловал меня в щеку, простился с Тристаном и выбежал на сцену, стеная, будто от неутоленной страсти. За ним последовали несколько молодцов в масках и с фонарями и еще один, наяривавший на дудке так, что хоть уши затыкай.
Тристан все это время молча примечал все вокруг. Дорого бы я дала, чтобы узнать, каково там в его времени, которое он сравнивает с нашим. Я помогла ему одеться. Кругом царила все та же приглушенная суета: вот-вот должна была начаться сцена маскарада. Тристан оказался чуть ниже ростом и чуть шире в плечах, чем Нед Аллен, но в целом наряд пришелся ему впору.
— Кто был тот человек? — спросил он, когда мы вышли из «Глобуса».
— Гамлет, помимо многих прочих, — ответила я. — И Ромео.
Он принял это без особого восхищения, что немного подняло его в моих глазах. Вдобавок им трудно было не залюбоваться: мускулы так и выпирают под туго зашнурованным джеркином. Да и зубы у Неда Аллена вовсе не такие красивые. Так что наше маленькое приключение было мне весьма по душе.
Я сказала, что мы-де идем к Уайтхоллу. Тристан вроде бы слышал это название не впервые. Тут мы выходим к Темзе, он видит длинный Лондонский мост со множеством великолепных зданий и головы предателей, догнивающие на Больших каменных воротах, и глаза у него распахиваются, как у мартышки в клетке, из чего я заключаю, что в его краях мало-мальски приличной архитектуры нет. Мне не терпится показать ему Савойский дворец и все остальное — он свалится в Темзу от изумления! Я беру его за локоть и указываю на запад.
— Нам туда, — говорю я.
Он идет с таким лицом, какое было у меня, когда я впервые вошла в собор Святого Павла. Отлив, лодки с трудом преодолевают течение, и я решаю дойти до поворота реки, чтобы переправиться там.
Идти вдоль Темзы очень приятно: дышится тут куда легче, чем в Саутуарке с его сточными канавами. Однако у Тристана лицо по-прежнему такое, будто он страдает от несварения желудка. Верно он из какой-нибудь деревушки в Новом Свете, коли городской воздух столь ему непривычен. А притом на барки, лодки и корабли он засматривается так, что я думаю, уж не из моряков ли он. Ему они все как диво — что королевская барка со стеклянными окнами, что навозные баржи, — и он задает вопросы, на которые я отвечаю, как могу. Я пытаюсь завязать разговор о нем самом, но он не спешит рассказывать о себе и о своем деле. Я покуда не настаиваю — все будет в свое время. Приучу его полностью мне доверяться и зависеть от меня во всем, а когда ему отчаянно понадобится моя помощь, потребую откровенности. Я такое проделывала уже не раз.
Мы идем через Пэрис-Гарденс. Слышно рычание медведей, лай собак, возгласы зрителей. Мне всегда смешно, что королева ездит сюда смотреть медвежью травлю, но ни разу не заглянула в «Глобус», сколько бы Вилль Шекспир не лизал ей зад, возводя напраслину на ирландцев.
Меньше чем на середине пути, там, где на нашей стороне начинается Нэрроу-Уолл, на другом берегу нам открылись все дворцы епископов и знати: Солсбери-Хаус, Судебные Инны, Арундел-Хаус и прочая. Я показываю их Тристану (разумеется, я все их знаю по разным делам в интересах вашей милости), но тот не таращится на них, как на Лондонский мост.
— В мое время все немного иначе, — только и говорит он.
Здесь Темза поворачивает к югу, и я, заслышав возглас лодочника: «Эй, кому на запад?» — сразу его окликаю.
— Перевоз будет стоить нам пенни, — говорю я Тристану. — Ты их заплатишь из тех денег, что я так ловко выманила для тебя у моего неумного кавалера.
Лодочник перевозит нас на другую сторону без особых злоключений. Тристан платит пенни, и вот мы уже в квартале от Кинг-стрит, под стеной дворца Уайтхолл, а прямо перед нами — таверна «Колокол». Одна из трех таверн, куда придворные победнее захаживают поесть, выпить, а иногда и кое за чем еще. Я предпочитаю Саутуарк, где мне все привычно и где я не привлекаю лишнего внимания, но, как вашей милости ведомо, немало времени провожу и здесь.