Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция
Шрифт:
Дворянин оглядывается, будто ожидает увидеть толпу восторженных зрителей.
По правде сказать, все обходят нас сторонкой, за двумя исключениями. Чуть поодаль остановился и внимательно за всем наблюдает джентльмен с длинной и узкой желтой бородой, в платье, которое на первый взгляд кажется темным, а присмотришься и видно, какое оно богатое. Ближе, шагах в трех позади говнюка, стоит другой придворный. По виду он годится ему в отцы, а одет так, будто возвращается с голландских похорон.
— Однако я буду счастлив дать преимущество тому, кто отчаянно в нем нуждается, — объявляет
Весьма неучтиво аттестовал он шпагу Джорджа, хотя та, на мой взгляд, представлялась вполне достойной, однако Джордж не оскорбился; полагаю, они старинные знакомцы, и Джордж от него кормится.
— На вас снова наложат штраф, Герберт, — говорит Джордж, который, при своих неюных летах и траурном платье, выглядит куда более грозным бойцом.
— Штраф — безделица, — весело отвечает Герберт. — Одолжите ему свою шпагу.
Джордж отбрасывает полу плаща и достает оружие того же дедовского фасона, что и его платье: тяжелый палаш, какие протестанты в наших краях носят на страх ирландцам. Он протягивает его рукоятью вперед Тристану, тот не берет.
— Прошу вас принять мои извинения за все прозвучавшие слова, — говорит Тристан. — У меня в Саутуарке недужная мать, и мне надобно быть у нее через час.
— Если ее недуг достаточно тяжел, вы встретитесь с ней на небесах куда скорее, — отвечает Герберт. — Берите шпагу.
Тристан не двигается с места.
Герберт без предупреждения наносит удар — не будь Тристан так проворен, остался бы без носа. Однако мой сакс уворачивается от шпаги, точно стрекоза от птицы, хватает из руки Джорджа палаш и направляет Герберту в лицо. Старина Джордж, не будь дурак, пятится, освобождая им место. Проходящая прачка испуганно вскрикивает и отбегает. Внезапно я вижу, что, кроме нас четверых, на ступенях пристани ни души. Меня под жарким сентябрьским солнцем прошибает пот.
Бой получился яростный, но короткий. Там, откуда Тристан, шпаги точно в ходу, потому что движется он уверенно и красиво. Однако шпаги там, я чай, другие. Он фехтовал, словно танцует, как будто разучил каждое движение, а Герберт — хоть и уступал ему изяществом и силой, настолько свыкся со своим оружием, что для него фехтовать было как идти или есть.
Сражаясь, они сперва взбежали на две ступеньки, потом спустились. В наших краях народ собрался бы посмотреть, а тут горожане спешили мимо по улице, а те, что в лодках, продолжали путь к Вестминстерской пристани или ближайшей отмели. Герберт орудовал своей тонкой шпагой, как итальянский учитель фехтования, быстро поводя клинком туда-сюда, и Тристан мог только парировать удары тяжелым палашом, казавшимся огромным даже в его сильной руке.
И внезапно палаш отлетает в сторону, а Тристан лежит спиной на каменных ступенях, пришпиленный шпагой Герберта — она проткнула джеркин, дублет и рубашку рядом с его шеей и вошла в шов между ступенями. Тристан ошарашен: он не ждал от Герберта ни такой прыти, ни такой ловкости.
— Поддаться на такой легкий, такой старый прием, — фыркает Герберт. — Глупейшая ошибка — и роковая.
И тут ему на запястье спокойно, но твердо ложится рука в перчатке. Перчатка тончайшей белой кожи, с искусной вышивкой.
Для Герберта это была полнейшая неожиданность. Для меня тоже. Мы оба подняли взгляд и увидели джентльмена, которого я приметила минуту назад — богато одетого господина с острой желтой бородой.
— Кто вы, сударь, и как посмели? — вопросил Герберт, силясь освободиться, но рука в белой перчатке держала крепко.
— Я зекундант этого джентльмена, — промолвил господин с желтой бородой. Выговор у него был как у немца. Он покосился на Джорджа, затем его глаза вновь обратились на Герберта. Вернее сказать, глаз, ибо шляпа его, высокая и широкополая, как у молодых франтов, была надвинута низко, скрывая левую половину лица.
— У фас есть зекундант, — продолжал немец, вновь кося левым глазом на Джорджа, — и по чтимой традиции фашему противнику на дуэли тоже положен зекундант. Не так ли?
— Так, — признал Герберт, — но вы даже не знаете этого мерзавца.
Немец пожал плечами, дав мне возможность полюбоваться изысканным шелковым подбоем своего плаща.
— Это не отменяет традиций чести. Что ви прекрасно знаете. Как человек чести. — И немец обвел взглядом зрителей, которые успели собраться за время перерыва в дуэли. Алое перо на его шляпе качнулось сперва в одну сторону, потом в другую. Герберт увидел, что свидетелей много и среди них есть джентльмены — которые смогут дать показания под присягой и которым судья поверит.
Вмешательство немца возымело действие — запальчивость Герберта пошла на убыль. Он глянул на Тристана.
— Спроси у своей няньки, как уберечь шкуру в следующий раз. Но прежде принеси мне извинения. Мерзавец.
Немец отпустил руку Герберта, повернулся и ушел в толпу.
— Приношу извинения, — процедил Тристан, распростертый на ступенях.
— За что именно, сударь?
Тристан мгновение молчал, будто силился вспомнить свои провинности.
— За то, что был столь дерзок к человеку более высокого звания.
— Извинения приняты. — Герберт выдернул шпагу, распрямился и небрежно убрал ее в ножны. — Если это повторится, я проткну тебе глотку, а не одежду, — добавил он и сделал знак Джорджу (который поднял со ступеней палаш и теперь проверял, не поврежден ли клинок). Они спустились к воде, взяли следующую лодку и отбыли вниз по течению.
Тристан вскочил еще до того, как я успела протянуть ему руку, и ошарашенно затряс головой.
— Что ж, это урок, — пробормотал он себе под нос. — Сценическое фехтование не совсем то, что надо. — Он ободряюще улыбнулся мне. — Очень плодотворный был день.
Итак, Ваша милость, мой рассказ подходит к концу. Мы пересекли реку, вернулись в пивоварню, и я перенесла Тристана обратно в его время — куда дальше в будущее, нежели я думала, за сотни лет, судя по всему. Украденный наряд Неда Аллена я оставила у себя для следующего раза.