Весь Нил Стивенсон в одном томе. Компиляция

— У них разные шпаги, — объявил он. — Не только те, какие знаем мы, но и более старые. Шире, тяжелее. Как сейчас можно видеть стариков на больших старых «Бьюиках», в то время как молодежь ездит на маленьких гибридах. Мне нужно научиться фехтовать «Бьюиком». Мне нужен историк этого дела, который обучит меня нюансам того времени. Мой противник сделал что-то очень ловкое, чего я не ждал.

— Позвонить Даррену, чтобы зашел снова?

Даррена — инструктора по сценическому фехтованию из Бостонского шекспировского театра — мы наняли обучать Тристана (разумеется, после того, как он подписал соглашение о неразглашении).

— Даррен не годится, — ответил Тристан. — Он собаку съел на исторических деталях, этого не отнимешь. Но вся суть сценического фехтования, что оно должно выглядеть как можно более зрелищным, оставаясь совершенно безопасным. А я вам скажу: настоящее фехтование совсем не зрелищное и зашибись какое опасное.

— Я знаю, к кому обратиться, — проговорила Ребекка.

Она оказалась замечательной помощницей, при том что с самого начала не одобряла нашей затеи. Почти ни один этап работы без нее не обходился. И тем не менее сейчас мы повернулись к ней, не очень веря, что она говорит всерьез.

— В парке дальше по улице, — объяснила она, — по вечерам в хорошую погоду собираются исторические фехтовальщики.

— Ролевики? — скептически спросил Тристан. Поскольку никто из нас не знал этого слова, он пояснил: — Чуваки, которые рубятся пенопластовыми мечами?

— Не пенопластовыми, — возразила Ребекка. — Сталь о сталь. Мне слышно в саду. Они должны быть там сегодня вечером. Я пойду и наведу справки, как только вы закончите свой рассказ.

— Отлично. Если кто-нибудь из них готов подписать соглашение о неразглашении, я бы забронировал его на весь завтрашний день и на послезавтрашний, а возможно, на три дня подряд. Мне надо как можно скорее вернуться в «Тиршит», и мне точно нужно прокачать фехтование.

Взгляд его остановился на пивной бутылке с ее псевдостаринной этикеткой, на которой художник изобразил свое видение тогдашней пивоварни. Тристан несколько мгновений рассматривал ее, словно сравнивал с настоящей, где был несколько минут назад.

Затем он повернулся к Эржебет:

— Еще один момент. Следующий раз мне надо попасть туда не в тот же день, а на сутки раньше. Как это повлияет на Нити?

Она пожала плечами, но на сей раз не презрительно, а задумчиво.

— По обстоятельствам. Никогда нельзя знать наверняка. Если вы не отправляетесь туда в ближайшие дни, я в это время посижу с цамологепом и попытаюсь выяснить. Чем в большее число моментов вы прибываете, тем больше Нитей надо учитывать, и сложность растет как снежный ком. Вот что я вам скажу, в истории магии есть общая тенденция: каждый новый правитель хочет использовать перемещение во времени к своей выгоде, но чем опытнее они становятся, чем лучше понимают все сложности процесса, тем реже стремятся к нему прибегать.

— Мы не в истории магии, — ровным голосом ответил Тристан. — Мы вне ее. Это существенно меняет дело.

— Спасибо вам за… за то, что вы собираетесь делать со своим, ммм, цамологепом, — сказала я.

— А что именно вы собираетесь с ним делать? — спросил Фрэнк Ода.

— Я уже говорила, что не дам вам его в руки, — отрезала она.

— Я и не прошу, — с неизменной доброжелательностью ответил Ода-сэнсэй. — Но мне бы очень хотелось посмотреть, как вы с ним работаете. Я тут немножко балуюсь с артефактом Ребеккиной прабабки, напомнившим мне ваш цамологеп. Быть может, вы согласитесь ответить на мои вопросы. — Улыбка. — Я был бы безмерно счастлив осваивать азы под руководством такого прекрасного специалиста.

— Это лесть, — с довольным видом проговорила Эржебет.

— Это правда, — сказал Ода-сэнсэй. — Правда порою лестна.

Она на мгновение задумалась, потом улыбнулась. Улыбки, которыми она дарила нас так редко, очень подчеркивали ее красоту.

И так Ода-сэнсэй начал приобщаться к искусству диахронических вычислений.

Из дневника Ребекки Ист-Ода

22 июля

Температура 82^о по Фаренгейту, облачно, ветер слабый. Барометр поднимается.

Вся зелень растет прекрасно. Асклепиас зацветает. Анис вымахал почти до четырех футов, очень здоровый. Кистистая бузина отцвела, ягоды еще не созрели. Овощи: у капусты и латука в контейнерах завязываются кочанчики (латук уже можно рвать в салат), а вот лук я, боюсь, посадила слишком поздно.

Времени и сил для сада все меньше, если честно. Меня отвлекает постоянное лязганье тупого стального оружия в парке, где Тристан учится обращению с палашом у некого Мортимера Шора, местного любителя исторического фехтования, которого я ему нашла.

Наблюдала, как Эржебет пытается объяснить Фрэнку, что делает ее цамологеп. Сколько лет я редактировала его статьи и участвовала в нелепых факультетских посиделках (на которых изначально антиобщественные существа — физики — должны имитировать общение), а все равно не могла уследить за разговором. Трудность не в математике и не в физике, поскольку Эржебет абсолютно не знает ни того ни другого. Трудность в том, чтобы постоянно переключаться между двумя языками, на что Фрэнк с большой охотой идет. Она говорит на своем немыслимом жаргоне, а Фрэнк находит способ отвечать ей простейшими физическими понятиями. «Когда вы говорите XYZ, значит ли это АВС?» Она задумывается, вздыхает и говорит, что, наверное, да, если кто-то по тупости не понимает просто XYZ.

После нескольких часов обсуждения Фрэнк поблагодарил ее, забрал свои записи домой и занялся моей потрепанной семейной реликвией — проверить то, что усвоил. Со мной он пока своими открытиями не делится — не потому, что скрывает их, а потому что любит посвящать меня в работу, когда уже чего-то достиг. Думаю, он планирует сконструировать что-то наподобие кипу/цамологепа/семейного артефакта, чтобы Тристан меньше зависел от Эржебет. (Хотя только она может отправлять людей в прошлое, так что без ее доброй воли от кипу все равно практической пользы не будет. Здесь я рассуждаю как прагматик; Фрэнку такого рода соображения совершенно чужды.)

Еще одно примечательное обстоятельство (помимо того что Тристан заново учится историческому фехтованию — надеюсь, ему хватит осмотрительности не пускать полученные навыки в ход): оба наших молодых лидера, и особенно Тристан, все больше нервничают из-за того, что дело затягивается. Я прожила пятьдесят лет с человеком, для которого двигаться к цели — главное счастье, и внезапно мы оказались под началом у людей, которых интересует исключительно сама цель.

На самом деле это очень на них непохоже, особенно на Мел, так что явно исходит сверху, от персонажей, с которыми мы познакомились за конференц-столом в Трапецоиде. Торопит, вероятно, Фринк, но бесконечными угрозами по телефону и электронной почте донимает Тристана не по уму ретивый штатский подхалим Фринка, Лес Холгейт.

От Грайне к Грейс О’Мэлли

Воскресенье, середина страды, 1601 год

Удачи и во всем благого поспешения Вам, милостивая государыня!

Сегодня я поведу речь все больше о Тристане Лионсе, ибо прочих событий у нас мало, а с ним — много. Он определенно в союзе с могущественной ведьмой, каковая, в зависимости от того, кто она и где, может, я чай, на что-нибудь Вашей милости сгодиться.

Дабы составить связный рассказ, мне пришлось просновать во все снайхе — Нити, — в которых он совершает одни и те же деяния. Как мы с Вами, Ваша милость, понимаем, все они случаются разом, как хористы в церкви разом поют одну и ту же мелодию; однако я не могу сложить таковым образом много историй, так что буду низать их одну за другой, словно бусины в четках.

Его переносили в несколько Нитей, всякий раз в воскресенье и всякий раз с одной и той же задачей: убедить сэра Эдварда Грейлока, чтобы тот вложил наследство в Ост-Индскую компанию вместо некоего паевого общества под названием Бостонский совет. Тристан желает, чтобы это повлияло на события за океаном сорок лет спустя. Он не распространяется о своих планах, только уверяет, что они-де никак не коснутся Вашей милости. Я еще не начала вытягивать из него важные сведения, рассудив, что чем более он привыкнет к моей помощи, тем легче поддастся, когда придет время. Так что я продолжаю завоевывать его приязнь. Несколько раз представлялся случай изобразить двуспинного зверя, но он ни разу не воспользовался оказией. А жаль, ведь он чище и благоуханней всех других мужчин окрест (кроме моего возлюбленного).

В каждой Нити одно и то же: он появляется, когда мы у обедни, надевает рубаху и подштанники из тех, что я держу про запас, и ждет моего возвращения из церкви. Я прихожу, отпираю сундук, достаю несколько монет и наряд Неда Аллена. Дабы воспитать в Тристане привычку со мной делиться (пусть пока и пустяками), я засыпаю его вопросами о будущем мире. Я узнала многое, любезное для моего слуха, ежели, конечно, Тристан меня не обманывает. Он говорит, мол, из всех святых, сколько их ни на есть, лишь Патрик чтим настолько, что его день празднуют всенародно. И, мол, ирландский дух силен в его краях, так силен, что многие наши соотечественники займут высшие придворные должности, а наш лепрекон станет талисманом гильдии людей, зарабатывающих на хлеб игрою со свиным пузырем (как сие возможно, ума не приложу, но коли Ваша милость пожелает, расспрошу еще). Ночь он проводит в веселом доме, наутро мы отправляемся на другой берег. Тристан понимает, что должен будет повторить свои действия несколько раз, прежде чем увидит результаты. Он уже четырежды вел с сэром Эдвардом Грейлоком одну и ту же беседу в одной и той же таверне подле Уайтхолла. Впрочем, произошли две значительные перемены.

Во-первых, когда мы входим в таверну, сэр Эдвард не сидит в одиночестве насупротив остатков чьего-то обеда. В этих других Нитях его сотрапезник задержался за едой и за разговором. Человек сей разодет весьма изысканно, в платье темное и даже несколько старомодное, но отменно пошитое. На нем высокая широкополая шляпа с алым пером, надвинутая щеголевато на один глаз, и когда он, приметив Тристана, поворачивает голову, показывается желтая борода с длинным острым концом. Иными словами, это тот немец в белых лайковых перчатках, что в первой Нити возник ниоткуда и спас Тристана от гибели на дуэли. Тут он молча сидит и слушает, что скажет Тристан. Иногда они с сэром Эдвардом многозначительно переглядываются. Засим он откланивается и уходит.

Во-вторых: в других Нитях мы сталкиваемся с тем же говнюком и тем же старым сквалыгой — Гербертом и Джорджем, — о ком я уже писала. Как и прежде, они увязываются за нами и Герберт затевает с Тристаном ссору на Уайтхолльской пристани. Как и прежде, немец здесь, вызывается быть секундантом Тристана. И вы, поди, думаете, что Тристан униженно приносит извинения, дабы избежать повторения дуэли. Однако уж как он меня изумил в первое возвращение, когда принял у Джорджа палаш без заминки и разоружил Герберта в два счета! Его ловкость, его мастерство, его уверенность — все от одной Нити к следующей возросло более чем троекратно! Как сие диво объяснить, не ведаю, но теперь он и вовсе малый на загляденье. Немец наблюдает за всем, но вмешивается меньше, потому как помощь его теперь без надобности, и всякий раз исчезает в толпе, не дожидаясь благодарностей.