Вещь. Империя Терон

— Конечно, нет, — быстро заверил маг.

Амаэль вздохнула с явным облегчением и предложила сделать настоящий привал. Получилось так заискивающе и робко, что Нальяс не отказал бы, даже если бы хотел.

Они расположились в небольшом саду у дома. Девочка с видимым удовольствием съела пирог, запивая водой. Маг, опершись спиной о ствол дерева, ел хлеб с колбасками и поглядывал на Амаэль. Переживания последних дней, долгий и быстрый переход, бой не прошли для нее даром. Девочка устала и клевала носом. Нальяс помог бы ей заснуть, будь резерв хоть немного полней, но пришлось положиться на время и тишину.

Ворчание подземного грома стало привычным, как и мелкая дрожь мостовой под ногами. Нальяс нес спящую девочку, поглядывал на темнеющее небо и надеялся выйти из города до ночи. По ощущениям, оставалось пройти треть пути.

Амаэль всхлипнула, дернулась, попыталась вывернуться из держащих ее рук. Нальяс поспешил поставить девочку на землю.

— Все в порядке, все хорошо, — положив руки ей на плечи, заверил он.

Она потерла кулаками глаза и несколько раз кивнула.

— Куда идти? — не встречаясь взглядом со спутником, спросила Амаэль.

Он жестом указал направление:

— Мы уже скоро выйдем из города.

Нальяс хотел подбодрить, но отчего-то был уверен, что девочка даже не слушала.

Они шли довольно быстро и молча. Целеустремленная принцесса хмурилась, между бровями у нее залегла морщинка. Это и поджатые губы делали ее очень похожей на Ардира, как и упрямство, с которым она отказывалась от нового привала.

— Я не слабая. Не нужно обо мне особо заботится, — с вызовом заявила девочка.

— Тогда прошу, будьте снисходительны ко мне. Я устал и нуждаюсь в отдыхе, — схитрил Нальяс.

Она не нашлась с ответом, послушно села рядом с магом, но есть отказалась и казалась взбудораженной и дерганой.

— Ваше Высочество, поешьте, — попробовал уговорить Нальяс.

— Тогда я опять засну, — буркнула она и жестом отказалась от предложенного куска хлеба.

— Ничего страшного. Я понесу вас, — заверил эльф.

— Нет. Это будет медленно. А потом вы устанете… от меня, — губы девочки задрожали, голос к концу фразы осип.

— Ну что вы? Откуда такие мысли? — искренне удивился юноша.

По ее щекам побежали слезы, а пробившиеся сквозь всхлипы слова объясняли поведение Амаэль.

— Устанете… и бросите! Бросите… Одну…

Нальяс не удержался и обнял девочку. Она прижималась к нему и плакала, вцепившись в одежду.

— Я специально возвращался в ратушу за вами, — сказал Нальяс, когда волна рыданий пошла на убыль. — Я вас не брошу.

— Правда? — просипела Амаэль, так и не посмотрев на него.

— Конечно, правда, — погладив ее по голове, заверил маг. — Вы не останетесь одна.

Принцесса долго молчала, по-прежнему прижимаясь к Нальясу и время от времени всхлипывая.

— Мне приснилось, мои родители умерли, — в голосе Амаэль слышалась обреченность. — И что я всем мешаю. За мной охотились… хотели убить.

— Это был простой кошмар, — солгал эльф, крепче обняв девочку.

Он отлично понимал, что в сложившихся обстоятельствах сон вполне мог оказаться пророческим. Нальяс видел, как воин и старейшина гильдии магов грызлись за власть. А на тот момент Ардир даже еще не был мертв.

* * * * *

— Это очень странно, — незнакомка говорила тихо, с акцентом, напоминающим говор лорда Санборна. Фарсиму нравилось звучание этого светлого, как журчание искристого ручья, голоса. Казалось, нежно-голубые слова проскальзывают сквозь пальцы, щекочут щеки.

— В его воспоминаниях я увидела то, чему он свидетелем не был, — удивленно рассказывала чужачка. — Но могу я сказать наверняка, что лорд Теферт мертв. Убил его разряд магии потока.

— Какая ирония, — хмуро откликнулся лорд Саркани. Его голос отблескивал янтарем и пах ладаном.

— Соглашусь, — вступил в разговор глубокий баритон лорда Старенса. Теплое звучание роднилось с поздним медом диких пчел и сухим ветром в сосновых кронах. — Так стремиться освободить друга, чтобы убить его потом шальным ударом потока.

— Вы к нему несправедливы! — вмешалась госпожа Наззьята, яркий голос сиял огненными проблесками. — Он не мог знать, что так случится. Нельзя винить лорда Талааса в смерти лорда Теферта!

— При всем уважении, но можно, — твердо возразил командир. — Его предупреждали. Наравне со всеми и несколько раз лично. Я пытался его остановить, вы сами были тому свидетельницей.

Ответа госпожи Наззьяты Фарсим не слышал — пелена пепла затмила все, голоса, пробивающиеся сквозь эту осязаемую темноту, потускнели, казались разноцветными вспышками. Они, будто светлячки, расселись вокруг черного провала бриллианта в бесконечность. Но светлячков не хватало! Пропажа четверых причиняла невыносимую боль, едва не останавливала сердце.

Золотое сияние отогнало черноту, вернуло Фарсима к чудесным голосам драконов.

— Там явно что-то происходит, — серьезный тон, голос подрагивает от напряжения. Лорд Старенс был недоволен и озадачен.

— Камни я вижу, — журчащий голос незнакомки одновременно и обнимал бережно, и подстегивал страхом драконицы. — Камни не все! Они на месте не все были, когда ритуал начинали!

— Что? — возмущение лорда Старенса и негодование сам-андрун раскрасили тусклый туман вокруг Фарсима слепящим многоцветием.

— Лорд Талаас точно знал, что комплект неполный камней! — убежденно говорила драконица.

— И все равно начал ритуал? — пульсирующий пламенем размытый образ госпожи Среффы вынырнул из-под завесы пепла неожиданно близко, но не напугал.

— Да. Ритуал начал он, на силу диска понадеявшись и переоценив себя. Гордыню четко я вижу, — подчеркнула стоявшая рядом с Фарсимом на коленях молодая женщина.

Она была из рода лорда Саркани, смоль волос подчеркивали яркие заколки, белизна идеального лица казалась почти неестественной. Лежа на одеяле в палатке, Фарсим любовался заботящейся о нем чужачкой и думал только о ней. О звуке голоса, тепле ладоней, об удивительной расстановке слов, показывавшей, что женщине общий язык знаком плохо. Фарсиму больше нравилось подмечать эти детали, особенности, чем задумываться о смысле научных терминов, которыми сыпали госпожа Заррита, лорды Старенс и Саркани. Непонятные слова точно не были ругательствами, потому что лорды явно просчитывали что-то — шелестела бумага, поскрипывали карандаши, сам-андруна упомянула какую-то формулу.