Весёлые и грустные странички из новой жизни Саньки М. Часть вторая.

Начавшаяся дизентерия выкосила сразу десять ребят, пока сбледнувший Генрих не вытребовал лекарств. Ведь эта болезнь не разбирает, раб ты, или надсмотрщик.

Эпидемию предотвратили, но погружение во тьму продолжалось.

Надзирателям стало скучно, они решили устроить развлечение. Выставив напоказ тарелку настоящего плова, они предложили потанцевать, убегая от дротиков с парализующим ядом.

Первым вызвался я. Защищаясь гирей, я выстоял десять минут, съел порцию плова, поделившись с близкими друзьями, потому что знал, что мог погибнуть от такого количества тяжёлой пищи.

Ещё два раза я выигрывал, потом от меня стали отказываться.

Вызывали других. Вышел как-то маленький вёрткий мальчик по кличке Вьюн. Почти выстоял, но всё-таки получил укол дротиком и захлебнулся от собственного крика-воя.

Когда очухался, рассказывал, что лучше было, когда жгли калёным железом. Потому что этот яд выжигает тебя огнём изнутри.

Нашим надзирателям становилось всё более скучно, и они стали ставить брагу, а потом гнать самогон из наших сахарных пайков и хлебопекарных дрожжей.

Вместо чая теперь мы получали по кружке кипятка, вместо хлеба – пресные лепёшки.

После работы на полях нас строили на плацу, как теперь назывался дворик, на солнцепёке, потом выходили ребята, покачиваясь, с ухмылками на довольных лицах:

– Сталинград, говорите? А что такое Ленинград, вы знаете? Про Бухенвальд, Освенцим, слышали?

Следующей их затеей было такое: лишить нас мисок.

До этого у нас были глиняные миски с деревянными ложками, чтобы рабы не делали заточек.

Мыли всё это в небольшом количестве воды.

Как это сделать? Насыпьте в тазик горчицы, и она съест весь жир, если он есть на вашей посуде, потом сполосните в другой воде. Чистота гарантирована. Вода не выливалась. Все работали на кухне, и знали, что эта вода шла на приготовление нам пищи.

Так вот, следующим шагом по нашему унижению было изготовление кормушки, как для свиней.

Когда я смотрел, раньше, фильмы про концлагеря, видел на колючей проволоке трупы людей, не выдержавших мучений, и думал, почему их так мало?

Оказывается, очень хочется жить! И чем жизнь невыносимей, тем больше желание выжить, чтобы потом просто лежать, ничего не делая, глядя в синее небо, или на море, пусть бушующее!

Поэтому мы ели из этой кормушки, вылизывали её. Руками не лазили, помня вспышку дизентерии.

Запачканные едой мордашки вылизывали друг другу.

Еда стала качественней, потому что туда добавляли объедки со стола надзирателей и охраны.

Нас уже давно переодели в рубахи и панамы, выглядели мы просто ужасно: огромные бритые головы на тоненьких шейках, тощие высохшие тельца, скрытые ставшими большими для нас рубашками.

Я всё ещё не понимал, что ребята страдают из-за меня, что этим лагерем владеет мой братец.

Если бы я знал, что сделал? Сдался бы? Вряд ли! Всё равно ребят не оставили бы уже в покое, слишком глубоко увязли, да и надзиратели с охраной были обречены.

А между тем белое солнце пустыни набирало обороты, и жгло всё сильнее, просто убийственно, выжимая из нас вместе с потом жизненные соки.

…Далеко на Севере есть такая страна, Чукотка называется. Где живут оленеводы и рыбачат рыбаки.

Рыбаки понятно, набрали морской воды, растопили лёд на жирнике, и вот она, желанная соль!

Что делали оленеводы?

Была у них такая вещь: ахульчин называется, или общий мочеприёмник, откуда жители яранги получали недостаток соли, даже давали оттуда пить собачкам или любимым олешкам.

Недостаток соли в организме имеет страшные последствия: загнивают мышцы, начинают отделяться от костей.

Когда признаки обессоливания начали появляться у нас, и на коже стали появляться тёмные пятна, я предложил заняться уринотерапией, то есть пить мочу. Посуды у нас не было, пили друг у друга.

Если не верите, вспомните Беслан.

Увидев это, наши друзья-надзиратели, одуревшие от жары, безделья и пьянства, решили набрать себе помощников, причём добровольных, в надсмотрщики.

Когда Серёжа Ковтун покушался на честь Маленького Серёжки, мы ещё выглядели вполне привлекательно. Сейчас же наши костлявые, грязные, все в струпьях, тельца, не привлекли бы самого отъявленного маньяка-педофила.

Поэтому, выставив как приз, литр воды и нормальную еду, Райхель предложил обслужить его.

Один, самый маленький, не выдержал, и то, допустили его после обследования зубов.

У нас всех шатались зубы и сильно болели дёсны от недостатка витаминов.

Итак, наш общий любимец и малыш Натька опустился.

Когда его хотели придавить, я вмешался и отстоял мальчика. Напрасно, или нет? Всё остальное произошло тоже по моей вине.

Мальчика отделили от нас, одели в майку и трусы, давали нормально питаться за «небольшую» услугу, и, к всеобщему удивлению, Натька поправился, струпья осыпались, лицо порозовело и округлилось.

Ребята недоумевали, и вот, надо же было мне сказать, что флюиды, выделяемые человеком, богаты витаминами?! Собственно, сказал я, это и есть живая вода, созданная для развития нового организма.

После этого остальные надзиратели, а их было десять человек, быстро набрали себе слуг.

В их числе оказался и мой побратим Колька.

Чтобы они не бездельничали, им сделали плётки, и назначили надсмотрщиками над остальными работниками. Как я уже говорил, Колька больше всех любил меня. Теперь всё тело у меня было не в мелких, а в крупных рубцах, на лице тоже остались отметины, была разорвана верхняя губа, перебит нос и уши.

Только в поле старался держаться подальше, хотя всё это я терпеливо сносил, понимая, что вполне заслужил побои от своего лучшего друга.

Когда нас не было в лагере, приезжали бурильщики, сделали артезианскую скважину, но вода оказалась настолько горькой, щелочной, что оказалась совершенно непригодной не только для питья, но и для технических нужд. Гораздо хуже мочи. Пробовали мыться ею, кожа облезала.

Вот что происходило в лагере, до того дня, как всё началось.

Оставалось нас к тому времени сорок четыре пацана, если исключить надсмотрщиков, то тридцать четыре. Из шестидесяти.