Весеннее пробуждение

– Я так рад, что вы здесь. Пруденс тоже бы обрадовалась.

Виктория придвинула деревянный стул поближе к нему и присела:

– Что случилось?

– Уже неделю она была сама не своя. Элинор заходила почти каждый день, и Пруденс постоянно лежала. Я забеспокоился. Ведь ребенок не должен появиться раньше мая. – Эндрю замолчал и потер лицо. – Днем она начала жаловаться на боли, но мы не стали вызывать доктора, нам даже в голову не могло прийти, что уже пора. К тому же мне сложно куда-то дойти. Поэтому мы решили дождаться Элинор. – Он уткнулся лицом в ладони. – К тому времени, как она пришла, Пруденс уже сидеть не могла от боли. Элинор побежала в паб позвонить шоферу. Я чувствовал себя таким беспомощным. Когда приехал мистер Питерс, я даже не мог помочь своей жене спуститься по лестнице.

И тут он сломался. Виктория и раньше видела плачущих мужчин, причем много раз, но сейчас все воспринималось по-другому. Перед ней сидел хороший знакомый, и он всегда отличался силой. Рыдания говорили о любви к Пруденс, о страхе и беспомощности. Виктория уже знала, что когда мужчины так плачут, значит им нужно выплеснуть боль, и не стала его останавливать, а просто положила руку на плечо, чтобы Эндрю помнил, что он не один.

Наконец он успокоился и благодарно кивнул:

– Прошу прощения. Мне не следует поддаваться горю.

– Ничего страшного. – Виктория использовала тот же тон, что и с ранеными в госпитале. – Ты пережил ужасный испуг. Что сказали врачи?

– Преждевременные роды, и нет никакой возможности их остановить. – Он помолчал и крепче сжал челюсти. – Слишком рано, и существует большая вероятность, что ребенок не выживет. Насчет… насчет Пруденс они ничего не могут сказать.

На миг комната поплыла перед глазами, и Виктория зажмурилась, чтобы оградить себя от безобразной правды. Наружу рвался крик, но она крепко сжала губы, чтобы удержать его.

Когда она открыла глаза, резкий электрический свет, уродливая тяжелая мебель и голый деревянный пол показались ей настолько неуместными, что у нее закружилась голова. Виктория вскочила со стула и начала ходить взад-вперед, пытаясь собраться с мыслями.

– Не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать. Я не собираюсь оставлять жизнь своего племянника на произвол судьбы и сидеть сложа руки.

Она резко развернулась. Эндрю сидел в той же позе, безнадежно опустив плечи. Но Виктория всеми фибрами души протестовала против того, чтобы покорно принять предначертанное. И неважно, что во Франции ей уже не раз приходилось сталкиваться с неизбежной потерей, – всю свою жизнь она боролась с астмой и не умела признавать поражение.

– Это я виноват, – произнес Эндрю едва слышно.

– Неправда! – воскликнула девушка. – Как ты можешь такое говорить?

– Это так. Я позволил ей заботиться обо мне, вместо того чтобы думать о себе и ребенке. Взвалил на нее свое горе, свое жалкое ощущение никчемности, хотя должен был каждую минуту заверять ее в любви и преданности. Это я должен был поддерживать ее, оберегать. Если умрет наш ребенок, умрет Пруденс, я точно знаю, кого винить.

Виктория покачала головой и присела на стол рядом с ним. Кости и мышцы ныли от усталости. Всю прошлую ночь она собирала вещи, а путешествие заняло целый день. Она с трудом могла связно мыслить, куда уж говорить о помощи Эндрю.

– Я точно не знаю, что происходит между тобой и Пруденс, но то, что ты описываешь, встречается довольно часто. К тому же Пруденс всегда принимала чужую боль близко к сердцу. Если учесть еще и ребенка, неудивительно, что у вас выдался тяжелый период в жизни. Что бы ни случилось, тебе следует помнить, что твоей вины тут нет. Не надо вообще думать об этом, иначе ты ничем не сможешь помочь Пруденс.

Эндрю слепо уставился перед собой, и Виктория не знала, услышал ли он ее. И сыграют ли ее слова хоть какую-то роль.

– Я так удивился, когда она ответила, что выйдет за меня замуж, – произнес он, словно говоря сам с собой. – Такая женщина – изящная, утонченная. С первого взгляда становилось ясно, что она настоящая леди по происхождению и воспитанию. Умная и изысканная. И не важно, что она сидела с нами в комнате для слуг, все равно я видел, что она выделяется. Все видели. – Он посмотрел на Викторию. – Я даже тогда не знал о ее родстве с Бакстонами. Конечно, сейчас это сразу видно, стоит взглянуть на нее и Ровену.

Виктория кивнула и улыбнулась, представив Ро и Пру вместе. Она выросла с ними под одной крышей, но так и не заметила очевидного – они действительно связаны узами крови.

– Я думал, что потеряю ее, – продолжал Эндрю. – Лорд Биллингсли влюбился по уши, я точно знаю. Ему было бы трудно уговорить родных на брак с девушкой неблагородного происхождения, но он бы точно своего добился. Только ради нее. Так что, когда она прислала мне записку… – Он покачал головой. – Когда она вышла за меня замуж, я стал самым счастливым человеком на свете. И я всегда старался помочь ей примириться с тем, что она выбрала не самую блестящую партию. Стать достойным ее. Заботиться, обеспечивать. Меня не смущало, что она не умеет готовить. Но я постоянно чувствовал, что недостаточно хорош для нее, а когда Пруденс начала действовать за моей спиной и обратилась к вам за помощью, это стало тяжелым ударом. Она сомневалась во мне. – Эндрю на миг замолчал. – Словно она наконец-то поняла то, что я знал с самого начала… что я ее недостоин. – Виктория попыталась перебить, но Эндрю покачал головой. – А потом я потерял ногу и превратился в жалкое подобие человека, куда уж говорить о достоинствах.

Виктория уперлась руками в стол, чтобы удержаться от желания стукнуть его в плечо. Это не Кит, он не поймет. Но она сильно разозлилась. И почему все мужчины такие глупые?

– Ты прав. Ты недостоин Пруденс, как и остальные мужчины. Она одна из самых лучших женщин, кого я знаю. – Виктория вскочила и снова зашагала по комнате. – Но она выбрала тебя, и ты не можешь просто сдаться, потому что считаешь себя никчемным и потерял ногу. Так что… – Виктория только разошлась для хорошей взбучки, но тут дверь открылась. – Элинор!

Видя, как Эндрю безуспешно пытается подняться, Виктория ринулась ему на помощь. Она прекрасно понимала его. Какими бы ни были новости, он хотел встретить их стоя.

– Как она?

От неистовой любви и боли в его голосе Виктория вздрогнула. Если с Пруденс что-нибудь случится, Эндрю будет раздавлен горем.

В ответ Элинор нахмурилась:

– Младенец развернулся и, слава богу, выходит нормально. Очень странно, что ребенок повернулся головкой, когда роды зашли так далеко, но так уж получилось. Но даже если расчеты доктора верны, все равно еще слишком рано. Хотя девочка довольно крупная, так что все может обойтись.

– Может? – спросил Эндрю.

Виктория сглотнула и бросила на него взгляд: Эндрю был белый как полотно.

– Эндрю, сейчас ты ничего не можешь сделать, – сказала Элинор, сжимая его руку, – а Пруденс сильная женщина.

– Можно к ней зайти? – в один голос спросили Виктория и Эндрю.

Медсестра покачала головой:

– Нет. Доктор велел никого не пускать, и ей сейчас необходимо как можно больше отдыхать. Будь моя воля, я провела бы вас обоих, но не могу пойти наперекор врачу. И так повезло, что мне разрешили остаться, ведь я здесь не работаю. К счастью, мы учились вместе с его медсестрой.