Весенняя вестница

– Я знаю. Крон никого не любит.

Внимательно посмотрев на него, старый рыбак проговорил еще медленнее:

– Это не твоя вина. Если б наша Сана осталась жива, вы смогли бы вырастить Крона другим человеком.

Чей-то молодой голос едва слышно спросил:

– Говорят, она умерла, когда рожала его?

– Внутреннее кровотечение открылось, – в голосе Линнея не слышалось ни боли, ни раздражения на любопытного юношу. – А тогда в поселке не было никого, кто мог бы ей помочь. Мы не довезли ее до больницы.

Старик пояснил таким тоном, будто Линнея и не было за столом:

– Вот тогда-то он и решил стать доктором. И стал, а что вы думали?

– Обычная история, – заметил Линней. – Из тех, что со мной учились, человек десять тоже выбрали эту профессию потому, что кому-то из их близких не успели или не смогли помочь. Чтобы это не повторилось.

– А каким это макаром повторится, если ты один живешь? Кого спасать-то? – хмыкнул кто-то, но старик тут же сердито прикрикнул:

– Попридержи язык! Если б Линней не выучился на доктора, твои кишки так и плавали бы по всему морю.

"Значит, это и есть тот парень с распоротым животом, – догадалась Аля. – Лучше б Линней ему голову подлечил!"

Отвлекшись, она попыталась наспех подсчитать, сколько времени прошло в реальной жизни, если здесь Аля провела уже с четверть часа. Выходило, что не меньше трех часов, а значит, пора было возвращаться, потому что Митя обычно вскакивал среди ночи и начинал шумно пить воду. Алю всегда беспокоило: что за жажда мучит его во сне? Но брат никогда ничего не мог вспомнить. Он утверждал, что вообще не видит снов. Тогда она начинала подозревать, что его сушит собственная пустота…

– Линней, – прошептала она, не находя в себе сил оторваться от его окна.

Внезапно он повернул голову. Его волосы, в последнее время ставшие пепельными от появившейся седины, не были длинными, как у большинства рыбаков. Они были коротко подстрижены, но, видно, Линнею некогда было следить за ними, и спутанные пряди произвольно лежали на его крупной голове. Сейчас он, будто внезапно о них вспомнив, медленно провел ладонью от макушки ко лбу и сморщил его, словно за его рукой стянулась вся таившаяся в его мыслях тяжесть. Серые глаза Линнея внезапно потемнели от того, что зрачки резко расширились, и Алька едва не бросилась прочь от этого взгляда, который казалось, мог не только различить ее, но и проникнуть внутрь, в самое сердце, куда до сих пор она никого не пускала. Даже брата. Даже Стасю.

"Линней", – она уже не посмела произнести этого вслух, но внутри нее все кричало, и рвалось ему навстречу. "Почему – нельзя?! Раз уж я пробралась сюда… неужели я не могу хотя бы дотронуться до него? Погладить его губы… Просто погладить. И не губами даже, одним дыханьем… Я ведь больше ничего и не хочу. Ничего другого. Никого другого…"

– Там кто-то есть, – сказал Линней, и хотя в такой компании можно было ничего не опасаться, голос его прозвучал встревожено.

Первое время, когда Аля еще только пропитывалась им, она часто думала, что больным должно становиться лучше от этого голоса, такого мягкого, обволакивающего. У рыбаков были другие голоса – резкие, громкие, похожие на крики чаек. Она понимала, что иначе им в море не услышать друг друга, и радовалась тому, что Линней – не рыбак.

– Может, кто и распустил уши, так чтоб подкоротить – это мы враз, – грозным тоном произнес тот, кого Аля уже не раз видела в этом доме. Его покрасневшее от влажных ветров лицо по форме напоминало тяжелую грушу, и Альке он казался забавным, хотя и был таким огромным и старался выглядеть очень свирепым.

Ее тронуло его отношение к Линнею: неумелая, застенчивая нежность. Он приходил и молча просиживал целые вечера, слушая, как доктор разговаривает с более словоохотливыми рыбаками, и при этом не спускал с него благодарного взгляда. Аля предполагала, что когда-то Линней здорово помог ему или кому-то из его семьи. У этого человека, которого звали Жок, было двое сыновей и три дочки. Про себя Алька посмеивалась, что Жок, наверное, подумывает уступить кого-нибудь из своих детей Линнею, если тот, конечно, захочет. Чтобы в солнечном домике доктора не было так пусто.

– Да кто там может быть? – лениво отозвался чей-то голос. – Может, кто из ребятишек… Женщины еще с рынка не вернулись…

– Нынче из города идти против ветра… Поглядите, что делается! Так и хлещет в лицо.

Алька только сейчас и вспомнила, что когда она бежала от берега, ветер подгонял ее, обдавая мелкими брызгами босые ноги.

– А мне все кажется, что там кто-то есть, – задумчиво сказал Линней, поглядывая на окно.

Жок опять встрепенулся, напряг могучую красную шею:

– Ты кого-то боишься?

– Нет, – Линней взглянул на него с удивлением и улыбнулся. – Я не боюсь. Скорее, жду…

Старик с сомнением кашлянул:

– Думаешь, Крон сам заявится к тебе?

Линней рассеянно переспросил:

– Крон? Нет, он не придет. Да я и не думал о нем, если честно. Я ведь тоже не чувствую его своим сыном. Мы сразу договорились с братом, что я не буду встречаться с Кроном. Может, он и не говорил ему правды, кто знает… Да и нужно ли?

– Уж от губернатора правды не дождешься, это точно…

Обращаясь к молодым рыбакам, кто-то из которых мог и не знать подробностей, старик пояснил:

– Наш губернатор старше Линнея, считай, лет на десять. Он и тогда уже был большой шишкой…

– Помощником прежнего губернатора, – нехотя подсказал Линней. Его пальцы уже сжались так, что ногти с краешка побелели.

– И женат был не первый год. А деток им с женой, по всему видать, не дождаться было, коли до сих пор своих нет. Вот брат и уговорил Линнея отдать сынишку им с женой. Сам, мол, посуди: как грудному ребенку без женщины? А Линней о другой жене тогда и слышать не хотел…

Аля увидела, как Линней поморщился, но перебивать старика не стал. Это сделал Жок, который не был особенно обременен знанием этикета. Оглядев всех, он напористо проговорил:

– Линней тогда сам не свой был от горя. Куда ему с малышом? А тот, брат его, значит, все твердил: семья нужна, семья…

Линней решительно остановил:

– Ну ладно, хватит. Как бы там ни было, Крон вырос, и теперь нам всем предстоит от него настрадаться. Если, конечно, он сам не оставит эту затею с покупкой прибрежной полосы.

Один из рыбаков выкрикнул так остервенело, будто Крон тоже присутствовал при разговоре:

– Это наша земля! Наш поселок стоит на ней уже лет двести, никак не меньше.

Линней согласно кивнул:

– Это верно. Только фактически эта земля такая же федеральная собственность, как и весь остров. И решение о ее продаже может принять только губернатор. То есть, отец Крона. Думаете, он ему откажет?

Светловолосый парень с веселым лицом, блестевшим так, будто к коже прилипли рыбьи чешуйки, навалившись на стол, жадно спросил: