Весна, которой нам не хватит

– Ох, матушка!
– воскликнула я с тем самым лицом дурочки, которому так старательно учила меня Аннет.
– Ваши советы поражают меня небывалой мудростью! Действительно, жена должна быть опорой и поддержкой! И как раз сейчас я вспомнила, что Армаль просил меня зайти к соседке, она вдова одного учёного, и спросить кое-что, нужное для его выпускной научной работы!

– Эм... да?
– несколько ошарашенно переспросила малье Гийом.
– Но... что именно?

– Понятия не имею, - ласково ответила я.
– Эта наука – такая скука, поэтому я не стала расспрашивать Армаля. Но его просьбу, разумеется, исполню. Простите, что вынуждена откланяться, но Армаль и его желания – прежде всего!

"Ещё чего, - думала я, почти переходя на бег за оградой.
– Размечтались! Если Армалю нужно молчаливое и мягкое нечто, вечно виляющее хвостом, пусть заведёт болонку".

Сама не знаю, почему и зачем мне захотелось вдруг увидеть малье Сиору. Может быть, просто чтобы переключиться от утомительных свадебных хлопот.

А может быть потому, что на научной работе неведомой мне малье о "дефектных дарах" стояло имя её столь не вовремя почившего супруга, который – будь он, разумеется, жив – мог бы спасти Эймери.

Глава 6. Дела давно минувших дней

За два года, что мы не виделись, малье Сиора стала ещё тоньше, суше – осенний истончившийся листок, да и только, может за клюкой своей спрятаться. Но моему приходу старушка обрадовалась несказанно, несмотря на не самое раннее и приличное для подобных встреч время, и приказала немедленно подать чай. Чай был вкусный, с ароматом лесной земляники, и я уткнулась носом в кружку, вдыхая тёплый душистый пар и искренне надеясь, что радушная хозяйка пожалеет меня и не заставит есть жёсткие, каменные даже на вид пирожные, кажется, те же самые, что и два года назад.

– Ах, моя дорогая, так выросла, так похорошела!
– чирикала пожилая дама, по сотому разу размешивая сахар в кружечке и всё время забывая сделать глоток.
– Теперь-то не будешь ползать по колено в воде и лягушек пугать, да ты прямо невеста!

– Я и есть невеста, малье Сиора, - улыбаюсь я.
– Свадьба через три... то есть уже почти что два месяца.

Улыбка удерживается на лице с трудом. Чуть больше двух месяцев, всё верно. Так... так мало. И время идёт всё быстрее, а я не успеваю осознать происходящее.

– Ох, милая моя, я так рада, так рада! Свадьба – это чудесно. Прекрасно помню, как это было у нас с Лаурисом, правда, тогда было не принято устраивать шумные торжества, всё проходило куда скромнее, только новобрачные и самые близкие. Мэр Флоттервиля лично подписывал заявления на регистрацию брака, можешь себе представить?! Ах, Лаурис был таким красавчиком!

– Как он выглядел?
– чуть заискивающе поинтересовалась я.
– Такого, эээ, выдающегося ума человек и внешность имел, наверное, необыкновенную!

В отношении обожаемого супруга любая самая грубая лесть казалась малье Сиора истинной правдой.

– Ну, несомненно!
– она даже раскраснелась и приподнялась с диванчика.
– Милая моя, а разве вы не видели его портрета?! Он висит у Лауриса в кабинете!

– Эээ, - снова промычала я.
– Нет, кажется, не видела. Всё моё внимание было поглощено книгами.

"И вашей непрекращающейся приторной болтовнёй", - мысленно добавила я.

– Ох, ну конечно, вы не видели! У Лауриса было два кабинета, а я показывала вам только большой. Портрет висит в малом кабинете, вот ведь, совсем из ума выжила на старости лет! Лаурис был невероятно скромен, ему казалось неуместным, что на стене висит его собственное изображение, поэтому он приказал повесить картину в малом...

– Второй кабинет?
– удивилась я, довольно искренне на этот раз.
– Но зачем?

– Ох, милая, мой муж был гениальным ученым с невероятно широким спектром интересов. Он сотрудничал со всеми крупными научными лабораториями Айваны, был приглашённым лектором в учебных заведениях, даже в Колледже, где учишься ты сейчас, писал книги, консультировал, экспериментировал и изобретал... Одного кабинета ему бы попросту не хватило! Кроме того, у него была лаборатория, но люди из научного отдела магицины забрали всё с собой после его смерти, - вдова промокнула глаза крошечным батистовым платочком.
– Всё до последней колбочки.

– Кстати о Колледже, - подхватила я.
– Знаете, я сейчас прохожу практику, занимаюсь архивами... И на днях наткнулась на работу одной малье, которую как раз консультировал мальёк Сиора.

– Да вы что!
– всплеснула руками старушка.
– Только на одну?! Их же должны быть сотни!

– Их сотни, но в том архиве, куда допускают… ммм… простых студенток, была только одна! – успокаивающе проговорила я. – Имя студентки – Сира Лардос.

– Не припоминаю такой, - искренне задумалась старушка, а я взмахнула рукой:

– Конечно, вы не можете помнить всех, их же были сотни! Имя малье не так уж и важно. А вот её тема… Одна моя… гм… подруга хотела бы почитать эту работу, но ей её не дают. И я подумала, может быть, малье Лардос подарила уважаемому мальёку Сиора экземпляр, всё-таки он её консультировал?

Ложь давалась мне непросто. Надо было сочинить что-то поубедительнее заранее, но порой моя голова соглашалась работать только тогда, когда другого выхода уже не было.

– Вы думаете? – личико малье Сиора сморщилось ещё больше, что, видимо, означало скептический прищур. – Лишний раз пеписывать работу, чтобы подарить её своему научному консультанту, пусть и безмерно уважаемому? Ах, милочка, молодые люди порой не готовы приложить даже немного усилий ради обыкновенной человеческой благодарности, увы! А как называлась та работа, заинтересовавшая вашу подругу?

– «Интеграция в общество дефектных даров» или что-то в этом роде, - с замиранием сердца сказала я, в равной степени ожидая как недоумения, так и возмущения со стороны почтенной вдовы. Но малье молчала, чуть постукивая тросточкой, с которой не расставалась, возможно, даже во сне.

– Наверное, это было незадолго перед смертью Лауриса, - вдруг произнесла старушка. – Трошич как раз заинтересовался скверными и выделил существенную сумму на исследование их особенностей. До этого бедолаг просто сгоняли в гетто и держали там, как бешеных собак, которых некому расстрелять. Большинство из них не доживало до двадцати одного года из-за болезней или голода, многие, говорят, сходили с ума. Но Фертак Трошич был великим человеком, как и все великие, слишком рано ушедшим и слишком мало успевшим. Лаурис знал его лично, разумеется.

– Насколько мне известно, его сын, ставший сенатором, продолжил политику отца, - сказала я, стараясь игнорировать бешено колотящееся сердце.

– Ха, - презрительно ответила старушка. – По мне так, Мирук горазд скорее пыль в глаза пускать, нежели действовать. Что-то я не слышала, чтобы исследования лечения людей с дефектным даром продолжались! Как молчали о них, так и молчат. А ведь люди же, какие-никакие, а люди!

– Ну, наверное, это вина не только и не столько мальёка Трошича, сколько и его оппонента, Крайтона, - продолжила я, думая, как бы не сбить разговор с пути. – То есть мальёк Сиора интересовался скверноодарёнными?