Весна на Одере

_______________

* Он совсем с ума спятил, осел этакий!

Среди пленных началась негромкая перебранка, которая, видимо, возникала не впервые. Лубенцов с удовлетворением отметил, что Швальбе одинок, большинство смеется над ним, а остальные подавленно молчат.

Об укреплениях на реке Кюддов пленные знали больше понаслышке, однако и эти крупицы сведений были тщательно отмечены и записаны Лубенцовым.

Час, данный разведчику членом Военного Совета, истекал. Гвардии майор оставил Оганесяна в сарае для продолжения допроса, а сам, захватив с собой ординарца, пошел к командиру дивизии.

Здесь уже царила предотъездная суета. Автоматчики торопливо занимали места на скамейках бронетранспортера. Они подвинулись, дав место Чибиреву.

Из дома вышел Сизокрылов. Оглядевшись и заметив разведчика, он кивнул ему, затем попрощался с Середой и Плотниковым и направился к машине.

– Поехали, - сказал он.

Лубенцов сел рядом с шофером; член Военного Совета с генералом-танкистом и полковником, своим адъютантом, поместились сзади. Машина неслась по асфальту, мягко покачиваясь. На повороте дороги она нагнала медленно ползущую, запряженную четверкой лошадей карету.

Лубенцов украдкой взглянул на члена Военного Совета. Генерал сидел с закрытыми глазами. Машина обогнала злополучную карету. Лубенцов готов был поклясться, что это та самая, чоховская, колымага. Но он не мог определить точно: машина мчалась слишком быстро, и к тому же начинало темнеть.

V

Карета действительно была та самая. В ней находились только капитан Чохов и рыжеусый сибиряк, восседавший на козлах в качестве кучера. Остальные попутчики с утра разбрелись по своим частям.

Чохов сидел, мрачно покуривая. Он заметил в огромной легковой машине Лубенцова и подумал о нем с неопределенным раздражением: "Опять этот майор... Проповедник... Знаем мы их..." Он никак не мог простить Лубенцову его презрительного жеста и ядовитых слов, да еще при женщине. "Красавчик, - думал он, - наверно, какой-нибудь тыловик... Смеется все время... Немцев спасает... Чистюля".

Полк, куда направлялся Чохов, был уже близко, деревня, где стоял штаб, появилась за первым же поворотом.

– Погоняй, - сказал Чохов.

Рыжеусый хлестнул лошадей бичом.

Штаб полка разместился в длинном доме с островерхой черепичной крышей. Перед домом росли три старых развесистых дуба. Оставив карету возле этих дубов, Чохов четким шагом проследовал мимо часового, удивленного зрелищем странного экипажа, и, протиснувшись среди стоявших и сидевших здесь ординарцев, посыльных и писарей, вошел в небольшую комнату. Маленький майор говорил по телефону. Писарь и телефонист сидели за столом.

Молодцевато, с залихватской плавностью приложив руку к ушанке, Чохов доложил:

– Капитан Чохов прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы.

– ...Смотри, Весельчаков, - кричал майор в телефонную трубку, деревню возьми! Что значит - стреляют?.. А что ты думал, тебя с музыкой будут встречать?..

Положив трубку, майор сказал телефонисту:

– Вызови мне "Лилию"... Как там поживает сей белый цветок, узнаем.

Потом он обернулся к Чохову, взял его предписание и спросил:

– Ну?

"Занятный живчик - подумал Чохов.
– Неужели начальник штаба?"

– На должность командира роты?
– спросил майор.

– Так точно.

– Давно на этой должности?

– Два года.

– Давненько, - произнес майор и, махнув рукой телефонисту, чтобы тот замолчал со своей "Лилией", спросил: - Почему так?

Чохов смотрел прямо в глаза майору непроницаемыми серыми решительными глазами.

– Не знаю, - ответил он.

Майор усмехнулся:

– Вот как? А кто же знает?

– Начальство знает, - сказал Чохов.

Майор хмыкнул и вышел в другую комнату.

– Это кто?
– спросил Чохов у писаря коротко и повелительно.

– Начальник штаба полка.

– Как, ничего парень?

– Кто? Товарищ майор?
– удивился писарь такому панибратскому тону в отношении начальника штаба, Героя Советского Союза, майора Мигаева. Ничего...

Майор вернулся, переговорил с вызванной, наконец, "Лилией", белым цветком, и сказал, обращаясь к писарю:

– Зачислить капитана Чохова командиром второй стрелковой роты. А это что там за колымага?
– вдруг заинтересовался он каретой, стоявшей за окном.

– Это моя, - сказал Чохов.

Мигаев рассмеялся:

– Ах, вот ты какой граф! Поня-ятно!.. Брось эту телегу! Роту тебе дают пехотную, а не моторизованную... И учти, нам комбат нужен. Будешь человеком - назначим комбатом.

– А мне и так ладно, - сказал Чохов.

– Да иди ты, странный ты человек!
– притворился рассерженным майор.

– Есть идти, - меланхолически ответствовал Чохов и повернулся, снова приложив руку к ушанке с молодцеватой небрежностью.

Когда он уже открыл дверь, Мигаев крикнул вслед:

– А где вторая рота, знаешь?

– Найду, - односложно сказал Чохов и вышел.

Чохов был родом из Новгорода. Он рос без отца, со старушкой-матерью в домике на окраине города. Старший брат работал в Ленинграде на заводе. Когда началась война, Чохову было девятнадцать лет, он только что окончил педагогический техникум и был влюблен в соседскую дочку Варю Прохорову, светловолосую ясноглазую девушку, которая училась в техникуме вместе с ним и с начала учебного 1941 года должна была начать преподавать в школе. Чохов же собирался ехать к брату в Ленинград с тем, чтобы поступить там в институт.

Война поломала все планы. Чохов забил досками окна своего домика, попрощался с Варей и пошел с матерью на станцию.

В Ленинграде Чохова сразу же взяли на военную службу. Варя писала ему каждый день, потом немцы захватили Новгород, и переписка прекратилась. Чохова отправили вместе с его частью на Карельский фронт. Начались беспрерывные бои, в которых Чохов сразу же показал себя выдающимся по хладнокровию и храбрости солдатом. Вскоре его направили на курсы младших лейтенантов. Учиться ему, правда, пришлось недолго, так как курсанты были брошены в бой на Мурманском направлении, но офицерское звание Чохов все-таки получил и стал командовать взводом. Его тяжело ранило. Связь с матерью и Варей он потерял. Год спустя, уже находясь на Северо-Западном фронте, он узнал из газет, что учительница Варвара Прохорова, партизанская разведчица, была повешена немцами на улице Ленина в Новгороде.