Вести приходят издалека
Шрифт:
— У вас есть дети? — грустно спросила дама.
— Есть, — нехотя ответила Маша.
— Мальчик или девочка?
— Два мальчика.
— Большие?
— Школу в этом году заканчивают.
Анна Феоктистовна кивнула.
— Скажите, Маша, если бы ваши дети стали принимать наркотики, вы бы заметили?
Маша задумалась.
Тимка? Конечно, заметила бы! Тимка, плоть от плоти, родное сердечко. У него нет никаких тайн от нее, а она чувствует его каждой клеточкой. Она даже оценки, которые он получил в школе, узнает не по дневнику, а по его глазам. Конечно, она заметила бы любое изменение
А Кузька? Ох, да тем более! И именно потому, что он не плоть от плоти, и своему материнскому чутью здесь Маша доверять не может. Если за Тимку она отвечает только перед собой и Ильдаром, то за Кузьку — и перед обществом, и перед Богом… Раз уж взяла на себя этот крест, должна нести, чего бы это ни стоило. А если еще вспомнить гены, наследственность, то прямо жутко становится. Не дай Бог упустить, покатится, как снежный ком. Нет, не заметить она бы не могла. Так она и ответила Анне Феоктистовне.
— У меня Алешенька — единственный свет в окошке. Я родила его поздно, знаете, как говорят, для себя. Поэтому, наверное, и воспитала так, что он не мог меня бросить, не мог жениться… — Анна Феоктистовна достала из сумочки платочек и вытерла слезы.
— Я им живу, дышу моим сыночком. Как же я могла не заметить, а?
Маша пожала плечами, но не согласиться она не могла. Она тоже мать, наверное, менее сумасшедшая, чем Анна Феоктистовна, но все же… Но что она могла сделать для этой несчастной пожилой женщины? Маша положила ладонь на ее руку.
— Анна Феоктистовна, я скажу все Остапу Исааковичу, попрошу его помочь. И потом, ведь будет суд, вы все это скажете, судьи вам обязательно поверят.
— Спасибо вам, Машенька, — печально сказала старушка и встала. — Уже за то, что вы меня выслушали, спасибо. Дай Бог вам, чтобы у вас было все хорошо.
Маша смотрела вслед Анне Феоктистовне: ни элегантный костюмчик, ни кокетливая шляпка не скрывали уже ее возраста. Старая, несчастная, пронзительно одинокая женщина. Что же она сделала не так? В чем ошиблась, воспитывая своего Алешеньку, и как не повторить ее ошибок? Или все-таки ошиблась не она?
Остап, наконец, выскочил из дверей управления, на его лице были написаны все муки совести, которые он испытывал из-за своего опоздания. Но Маша остановила все его попытки начать оправдываться.
— Ты уверен, что этот Алешенька виноват в убийстве?
Остап опешил, но тут же догадался:
— Так! Она до тебя добралась?
— Ты уверен? — настаивала Маша.
— Господи, ну, тебе-то какая разница?
— И все же…
— Да! — сдался Остап. — Я сам выезжал на место преступления. Кстати, он сам вызвал милицию. Сначала приехала местная дежурная группа, а потом нас вызвали.
— Почему вас вызвали?
— Дочка она какого-то политика. Но это все неважно.
— Ты говорил, что он ничего не помнит. Может, его подставили?
— Он не помнит, как убивал. Говорит, накурился для храбрости. Но вину свою не просто не отрицает, а как-то особенно радостно дает признательные показания. Все спрашивает, сколько ему дадут. Что предъявляют, со всем соглашается. На него сейчас можно все нераскрытые убийства Москвы повесить, с дорогой душой согласится. Прямо кино «Хочу в тюрьму». Так что мамаша его зря
старается.— Очень странно, — пробормотала Маша.
— Странно-странно, — согласился Остап. — Давай оставим его в покое и поедем к Бобровой, у нее сегодня дежурство, я с ней договорился.
44
Марина Боброва попала в следователи случайно. Она никогда не мечтала работать в милиции, ее больше привлекало гражданское право, спокойное и, как теперь выяснилось, гораздо более доходное. Но — потянулась за любимым мальчиком. Он был такая лапочка!
Закончив институт с красным дипломом, она потащилась за ним в Бескудниковский районный отдел, куда его распределили. Только мальчик чуть-чуть поработал здесь опером, а потом ушел в коммерческую структуру начальником охраны, тогда вся эта коммерция только начиналась, все было так интересно и перспективно. Немного еще повстречался он с Мариной, а потом взял да и женился на дочке своего шефа.
А Марина так и осталась следователем. Хорошо ли, худо ли, а вот досиделась уже до майорских погон. Но ощущение случайности так и не прошло, все эти годы она чувствовала себя совершенно не на своем месте, все собиралась изменить свою судьбу, откладывая на потом начало настоящей жизни. А теперь вот и сорок лет скоро. Что теперь менять? В таком возрасте жизнь не начинают. И Марина смирилась, только в глазах ее навсегда поселилось боязливое удивление, словно вот сейчас она спросит себя: что это я здесь делаю?
Машу Рокотову Боброва вспомнила с огромным трудом. И тот эпизод с женщиной-самоубийцей как-то стерся из ее памяти. Да, было что-то такое в ее дежурство. Только, к счастью, дела из этого не получилось. Одинокая женщина, потерявшая когда-то ребенка, имевшая неприятности на работе… Следов пребывания посторонних нет, записка для соседки…
И вот явилась эта Рокотова и ставит все с ног на голову. Да еще спрашивает, как можно было не увидеть все эти очевидные нестыковки. А вот так и можно было: пятый выезд за дежурство, мозги уже набекрень!
В принципе, она права, эта Рокотова. И йогурт на окошке был, и про отъезд не проверили, и соседку толком не опросили. Но уж очень не хотелось навешивать лишнее дело на свою шею.
— Хорошо, — согласилась Марина без всякого энтузиазма, — сами будете писать или мне с ваших слов?
— Марина Андреевна, — сказала Маша, — я, конечно, все сама напишу, только я ведь не столько для того пришла, чтобы об этом убийстве говорить, сколько совет получить о деле, гораздо более серьезном.
— Я вас не понимаю, — сразу испугалась Марина.
— Только не говорите сразу, что все это бред. Поверьте, сначала я тоже так считала. Теперь я абсолютно уверена, что все — правда.
— Да о чем вы?
— Я знаю, кто убил Григорьеву, только дела из этого все же не получится. Убийца умер.
Марина немного расслабилась, может, еще и отстанет от нее эта журналистка.
— Я правильно поняла? — спросила она Машу. — Он убил вашу подругу, а сам с тех пор уже умер?
— Нет, он умер еще до убийства.
— Как это, до?
— Вот так. Марина Андреевна, вы, пожалуйста, выслушайте все по порядку, а потом будем думать, что с этим делать.