Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа
Шрифт:
«Смотря чьих прогулок, — Изабель поёжилась и навострила уши. — Почему я только позволила им совершить такую глупость? Мы могли бы попробовать бежать другим путём. Могли бы… Кого ты пытаешься обмануть? Нам не оставили иного выбора. Не скули, пошевеливайся, если хочешь жить!»
Следующая развилка предоставляла ей целых четыре возможных пути, и она упрямо выбрала самый крайний слева проход. Топот стал отчётливее, теперь она уже не сомневалась, что поблизости бродит некое крупное создание. Не человек, слишком тяжёлые и частые шаги. Животное. Скорее всего, опасное. Она пошла быстрее, настойчиво твердя себе, что не должна, не имеет права срываться в бессмысленный бег. Если она побежит, зверь услышит её и наверняка захочет разузнать, кто забрёл в его владения. Пока она ведёт себя тихо, у неё остаётся возможность проскользнуть незамеченной. Здесь должен быть выход.
«Выберешься — сможешь вволю порыдать, и желательно на чьём-нибудь надёжном плече, — хмыкнула она, перепрыгивая через расплывчато поблёскивающую лужу. — А сейчас помалкивай».
Она едва не споткнулась о ступеньку ведущей вверх лестницы и поспешно начала подниматься, стараясь одновременно коситься назад и вперёд. На ум пришло совершенно неожиданное и несвоевременное воспоминание. Однажды ей довелось побывать на острове Крит, в городе Капее, и вместе с несколькими друзьями она отправилась посмотреть на развалины царского дворца, выстроенного в те времена, когда пожар войны ещё не погубил великолепную Трою. На одной из уцелевших стен она заметила полустёршуюся от времени фреску, изображающую тавромахию, танцы с быками. Люди казались такими маленькими по сравнению с животными…
«Это бык, — панически подумала Изабель. — Бык, вот кто там ходит!»
Ей отчётливо представился этот самый бык — чёрный с белыми пятнами, коротконогий, грузный и невероятно проворный. У него будут длинные, изогнутые рога, изжелта-светлые на концах и каштаново-тёмные у основания, и красные маленькие глаза навыкате. Он учует её, побежит следом и непременно догонит, потому что с рождения знает все хитросплетения коридоров. Она ещё успеет почуять его тёплое, вонючее дыхание, прежде чем острые кончики рогов с размаху вонзятся ей в спину чуть пониже лопаток. Наверное, она успеет вскрикнуть и увидит, как на противоположной стене расплывается грязное пятно выплюнутой ею густой крови. Она упадёт, бык пробежит дальше и вернётся — завершить дело. Он пройдётся по ней, слушая, как трещат ломающиеся человеческие кости, может, обнюхает труп, пыхтя и недовольно фыркая. Потом он отправится дальше, обходить лабиринт в поисках шатающихся по коридорам подозрительных личностей.
Она уже не шла — бежала, судорожно хватая отдающий тухлятиной воздух и слыша нарастающий рокот. Случилось то, чего она боялась: зверь почуял чужака и отправился в погоню. Она неслась по мелькающим мимо коридорам, всё быстрее и быстрее, факелы сливались в сплошную оранжево-красную полосу, бык скакал где-то сзади, не приближаясь, но и не отставая, грохоча рогами по стенам и зло ревя. В какой-то миг Изабель почудилось, что её почти догнали, она истошно завизжала, оглянулась и запуталась в собственных ногах.
Приземление вышло неудачным и на редкость болезненным. Она с размаху приложилась левым бедром о камни пола, заскользила дальше, выронив кинжал и нелепо размахивая руками, врезалась в стену и зажмурилась, ожидая сокрушительного удара снизу вверх.
На макушку ей с потолка упала тяжёлая капля и разбилась. Изабель нерешительно приоткрыла один глаз, затем второй, осторожно приподнялась. Коридор пустовал. Никаких быков и иных животных. Она представила себя со стороны — растрёпанная девица в платье с косо обрезанным подолом, из которого торчат нитки, стоит на четвереньках в пустом коридоре и еле слышно подвывает. Глаза у этой особы вытаращены, сердце колотится, точно собирается вот-вот разорваться, кожа бледная, точно шляпки вырастающих в заброшенных сырых погребах поганок, перекошенный рот разинут и с его уголка наверняка тянется прозрачная ниточка слюны. Полюбуйтесь, люди добрые, на девицу, всегда гордившуюся своим хладнокровием и выдержкой!
— Изабель-Джулиана Уэстмор, ты глупая гусыня, — пробормотала она и тыльной стороной правой ладони вытерла рот. Губы походили на два плохо выделанных и пересохших кусочка кожи. Изабель качнулась в сторону, неловко села, подвернув ногу. — Даже не гусыня, вы — квочка. Вы отвратительны, мистрисс Уэстмор. Вы ошибка Господа, позор семьи и достойны только всеобщего презрения.
Она привалилась к влажной стене, пару раз шмыгнула носом и тяжело вздохнула. Кажется, воображение сыграло с ней дурную шутку. Может, в этом месте потаённые страхи обретают плоть и кровь? Миг назад бык действительно
существовал, она заметила его краем глаза, когда оборачивалась — чёрно-белый, с низко опущенной лобастой головой, он мчался за ней, выбрасывая вперёд короткие толстые ноги, и из его ноздрей вырывались струйки горячего пара, каплями оседавшие на холодных стенах.— Им бы стоило написать на стенах: «Хie sunt taurus», [37] — с истерическим смешком Изабель поднялась на ноги и поковыляла дальше, наклонившись, чтобы подобрать кинжал. Лабиринту удалось сделать то, чего не могли добиться люди — заставить её на несколько мгновений испытать всепоглощающий ужас. Она не столько испугалась быка, угрожавшего растоптать её, как человек мимоходом растаптывает гусеницу. Её тревожило иное — что, если здесь, в месте, лишённом времени, ведётся игра без правил? В обычном мире любой лабиринт — не только запутанное строение, но и зашифрованная фраза, символ в извечном безмолвном разговоре людей и Бога. В нём обязательно должен иметься выход — как любое изречение завершается логическим выводом. Но если здешний лабиринт создан безумцами, презревшими все законы, и она обречена до конца времён бегать по тёмным коридорам от чёрного быка и иных чудовищ, явившихся из древних языческих времён?
37
Здесь обитает бык (лат.)
— Я же не Тезей, — поделилась она с мокрыми стенами. — И даже не Ариадна. Я всего лишь Изабель, и у меня нету спасительного клубка.
Она прислушалась — топот отдалился и вроде бы затих, что ничего не означало. Бык мог вернуться. Может, он уже вернулся и крадётся по соседним коридорам, подняв тяжёлую морду и ловя влажным носом запах её страха…
«Прекрати! Прекрати немедленно!»
От злости на саму себя она с размаху ударила сжатым кулаком по камням и немедленно затрясла ноющей рукой. Кажется, подземелье мало-помалу добилось своего — она вновь начала паниковать, оборачиваться на каждый шорох и несколько раз нарушила правило поворотов.
«Может, я умерла? — всплыло новое безрадостное соображение. — Это местечко мало похоже на рай, но ад оно тоже не напоминает. Оно вообще ни на что не похоже. И, уверена, всевидящий и всезнающий Господь редко заглядывает сюда. Тут правит кто-то другой, или здесь вообще нет хозяина. Брошенные руины, по которым бродят некогда грозные, а теперь забытые призраки, ища, кого бы напугать. Тёмный пыльный чулан для отживших своё чудовищ, вот куда ты угодила!»
Она резко выдохнула, пытаясь вместе с воздухом избавиться от всех пугающих мыслей. Неважно, как называется это место и кому оно принадлежит. Важно одно — как его покинуть.
Впереди мелькнул свет, более яркий, нежели от факелов на стенах. Изабель невольно пошла быстрее, прихрамывая на каждом шагу, потом резко остановилась. Свет — ещё не спасение. Он может оказаться ловушкой. Надо прижаться к стене и идти на цыпочках.
Ещё несколько осторожных шагов. Теперь она разглядела распахнутую дверь, за которой вроде бы не тянулся очередной опостылевший коридор, а располагалось какое-то большое помещение. Изабель стояла, закусив губу и раздумывая, потом с обречённым видом пожала плечами и шагнула вперёд. Всё равно ей не из чего выбирать. Если ей суждено сегодня умереть — под копытами быка или от собственных страхов, значит, так и произойдёт. Ей очень хотелось, чтобы рядом оказался Франческо — он бы посоветовал, как поступить. При всех своих недостатках и странностях Франческо обладал одной полезнейшей способностью — безошибочно разбирался в людях, их желаниях и стремлениях. Но мессир Бернардоне пребывал где-то далеко, и, без сомнения, отгадывал собственные загадки. Она мысленно пожелала ему удачи. Ему и всем остальным. Потом перехватила кинжал, направив лезвие чуть вверх, толкнула дверь и вошла.
Она очутилась в круглом зале, около десяти шагов в поперечнике, с плавно изогнутым куполом потолка, с которого свисало на длинных цепях чуть раскачивающееся огромное бронзовое колесо, утыканное множеством оплывающих свечами. По всей окружности зала темнели проёмы открытых дверей — не меньше полутора десятков возможных дорог в неизвестность. Слегка опешившая, а потому удвоившая внимательность Изабель медленно, переступая с носка на пятку, отошла от двери и недоумённо повела головой, решая, который из проходов ей больше по душе. Кажется, повезло — она добралась до центра лабиринта или, по крайней мере, до какого-то важного места…