Ветры империи

— Сохрани нас Ю,— хмыкнул Горн.— Уж этого бы Тор точно не пережил.

— Тогда на что ты надеешься?

— Сейчас я кое-что тебе продемонстрирую,— предупредил гигант.— Уж не обижайся.

С разворота он аккуратно врезал ребром ладони по шее Лота, и тот обмяк в кресле — как и Коридаг совсем недавно. Приподняв Львиную голову за гриву, Горн достал меч. Через минуту череп Лота сиял, точно полированный мрамор. Гигант вставил эту обновленную голову в принесенный с собою шлем и довольно усмехнулся: глазомер не подвел его — шлем пришелся впору. Затем он снял с царедворца одежду, разделся сам и сложил это все, вместе с оружием, в длинный мусорный ящик с рукоятями по бокам. Спохватившись, сунул туда же и коробку с орехами.

К этому времени Лот уже зашевелился, приоткрыл мутные глаза. И очень удивился, разглядев сначала Горна, потом — себя.

— Все, Лот,— жестко произнес гигант.— Разговоры кончились. Теперь будешь делать, что скажу.

Губы правителя шевельнулись, будто он попытался ответить, однако не издали ни звука. Глаза в смятении округлились — это все, на что Лот оказался сейчас способен.

— За дело! — скомандовал Горн.

Лев послушно встал и поднял свою сторону ящика. Осторожно они выбрались в коридор и затрусили вдоль самой стены, безмолвные и неприметные.

Затишье в верхних ярусах Замка уже кончилось. Половины суток хватило новому правителю, чтобы рассортировать здешних Избранных на сторонников, согласных поставить его выше родичей, законов, богини,— и противников, подлежащих немедленной ликвидации. А сосредоточить имперцев вблизи кварталов чистокровок и затем разом спустить эти своры оказалось того проще. И сейчас отовсюду неслись яростные вопли и звон железа: высокородные огры продавали жизни подороже — уж это они умели. Оставалось надеяться, что искушенный в интригах Бур тоже не терял времени даром и успел собрать вокруг себя силу, достаточную для прорыва. В любом случае все теперь были загружены делом по уши, и на Горна с Лотом никто даже не взглянул — да и кто в Империи обращает внимание на мусорщиков? Так же и тех не трогали заботы свободных — их пути не пересекались.

Все же чистопородной крови могло сегодня пролиться немало: среди избранных всегда хватало твердолобых да неповоротливых. Примкнуть к Медведям они не захотели либо не успели и сейчас вместе с семействами пытались удержаться за прочными стенами Замка. Но стражников собралось здесь намного больше, и почти каждый из них, действительно, был хищником матерым и умелым, так что блоки родовой знати сминались один за другим.

Избегая особенно жарких участков сражения, где запросто можно было нарваться на нечаянную сталь, Горн уже выводил безропотного правителя из опасной зоны, как вдруг за очередной проломленной дверью ему почудился тоненький всхлип. Будто наткнувшись на стену, Горн замер, потом огляделся.

Бой здесь уже прекратился, из проема выбирались запыхавшиеся, распаренные имперцы и направлялись на шум ближайшей схватки, не слишком торопясь, чтобы успеть отдышаться.

Всхлип повторился — слабый, придавленный. Какого черта? — раздраженно подумал Горн. Мне-то что до их разборок — да пусть хоть всех перебьют!.. Разве я уже не сделал, что мог?

Скрипнув зубами, он круто повернул и устремился в глубь блока, волоча за собой Лота. Отступая, здешние чистокровки щедро поливали свой путь кровью, усеивали телами,— по этому следу, спеша навстречу одиночным стражникам, задержавшимся тут дольше других, парочка голышей живо добралась до центрального зала, где стиснутые со всех сторон защитники дали последний бой.

Уж здесь-то чистопородной кровью было забрызгано все, даже стены. Имперцы вырубили это семейство вчистую — вплоть до мальчиков-малолеток, чтобы покончить с ним наверняка, безвозвратно. Вперемежку с мужскими трупами, изувеченными страшно, лежали и женщины, но эти, кажется, убили себя сами, либо их прикончили родичи, милосердно и быстро.

Выжила только одна — то ли не успела вспороть себе горло, то ли не решилась. Ее распяли на краю огромного стола, пригвоздив разбросанные ладони кинжалами, и здоровенный стражник — который по счету? — с ворчанием сотрясал истерзанное тело звериными тычками, а еще трое ждало своей очереди. Наверное, прежде девушка считалась красивой, однако побои превратили ее лицо в распухшую сизо-красную маску, а глаза — в кровавые щелки. И кровь же стекала по безжизненным бедрам, вывернутым в стороны, капала на пол.

Роняя мусорник, Горн надвинулся на стражника, одной рукой плавно отодвинул его от стола, а второй тут же ударил во всю мощь, вмяв оскаленное лицо насильника в шлем. В следующую секунду дождались своего и остальные трое, разлетаясь по разным углам зала, чтобы никогда больше не подняться. И даже опознать их теперь будет непросто.

Разрядившись в этой вспышке, Горн угрюмо оглянулся на девушку. А с этой что делать? Тоже прибить, пока не очнулась?.. Проклятье, зачем я ввязался! Сколько такого происходит сейчас по всему Замку, по всей Империи… А кто виновен, не я ли?

Он встряхнулся, точно громадный пес, насмешливо хмыкнул. Поздно пугаться, сказал Горн себе. Только вперед, только к цели!..

Повернувшись к безучастному Лоту, он распорядился:

— Ну ты, чертов голыш, нечего торчать без дела!.. Сложи всех вон туда, понял? Да и вообще, прибери-ка здесь — твои же ухари насвинячили и, кстати, по твоему приказу…

Правитель покорно принялся за работу, перетаскивая трупы к дальней стене, а Горн смог наконец подступиться к искалеченной малышке — не слишком, впрочем, представляя, что станет делать дальше. Чуть помедлив, он выдернул из ее ладоней кинжалы и передвинул девушку к центру стола, уложив во всю длину. Наскоро перевязал ей руки обрывками материи, затем разыскал на полу, среди обломков и трупов, пару нерасколовшихся сосудов с прохладительным и соорудил малышке на лицо компрессы, остатками жидкости омыв ее бедра. Поколебавшись еще немного, Горн накрыл развороченную промежность своей громадной ладонью и оцепенел, чувствуя себя довольно глупо. А не морочила ли императрица ему голову?..

Впрочем и тогда, и сейчас он ощущал под рукой странное. Будто по всей ладони распахнулись наружу капилляры и сквозь них в разверстую рану стала стекать его бурлящая кровь, заживляя надорванные ткани, усмиряя боль. Черт знает что! — ухмыльнулся он. Сами лечим, сами калечим…

Девчушка шевельнулась, попытавшись сдвинуть бедра, но сейчас же распустила их вновь, словно испугавшись лишиться целительной длани,— а уж ей-то врать было ни к чему. Но время, время… Что за нелепая затея — жалеть подраненных зверят? Теперь ведь и не бросишь ее обратно, имперцам… Собственно, с чего я так на них взъярился? Далеко ли ушел сам… пожалуй, что далеко — скоро и вовсе догоню.

Внезапно всхлипнув, малышка задрожала всем телом и потянулась перевязанными руками в лицу. Опережая ее, Горн осторожно опустил вторую ладонь девушке на глаза, и она затихла опять, только время от времени издавала новый всхлип, будто понимая, чем можно Горна пронять.

Идиот, сказал он себе. Размазня. Как был слюнтяем, так им и остался, а прочее — оболочка. То-то Лот сейчас надо мной потешается!.. А может, лишь на этом я еще и держусь? — вдруг подумал Горн. Кем бы я уже стал без Норы, без Эрика, даже без этой вот девчушки? Зверем, да? Железным Зверем…

Наконец Горн решился легонько пошевелить пальцами, разминая влажные складки, а затем задвигал и всей ладонью, постепенно усиливая нажим. Девушка уже вполне пришла в сознание, однако вряд ли усмотрела в этом непозволительную вольность — слишком заметен оказался эффект. И на лице опухоль спадала, точно под рукою Хранителя. Пожалуй, скоро она даже сможет видеть — вот только на что ей здесь смотреть?..

Горн снова оглянулся на своего вельможного раба. С первым заданием тот уже справился, выложив покойников в ряд, словно на разделочном конвейере, и теперь, повинуясь новому приказу, старательно обкладывал тела обломками мебели и дверей, опрыскивал горючими напитками, готовя огненное погребение.