Ветвь оливы

— Для нас тоже может стать не страшен. В любое время. И мы тоже будем достойны Царства небесного? Оттого, что это будем не мы? Не наш выбор? Дьявол тронул все вещи мира, и нас, и неведение, и суеверие, и слепую веру. И надо держаться, не соблазняясь простотой решений, не поддаваясь страху и отчаянию, и верить, что мы поступаем правильно. Потому что мы еще можем верить, выбирая, рискуя ошибиться, рискуя своей душой. Вера как данность — это не вера, только ее подобие, подделка. А что такое подделка? Подделка, претендующая на истину и божественность?

— Это дьявол, — сказал Фонтаж.

— По крайней мере — просто подделка. Мишура. Украшение. Из человеческих голов. Еще живых.

Фонтаж поежился, кашлянул и усмехнулся.

— Я понимаю, почему отец Франциск любил поговорить с тобой перед проповедью. Говаривал, что ты подаешь ему столько свежих мыслей, и что из тебя вышел бы неплохой священник.

Некстати это воспоминание… Отчего у меня такое чувство, будто я сам его убил? Потому, что не мог спасти? Потому что в любом случае был причиной, по которой он теперь мертв? Потому что швырнул в его сторону кинжал в футляре, хоть метил не в него, а в ствол пистолета. Потому что это он хотел меня убить, хоть это был совсем не он? И что бы мне потом оставалось с ним делать — то же, что и с Жиро? Чтобы до конца его дней любоваться на «подделку» под отца Франциска? Проще было пожелать ему смерти? И теперь сокрушаться оттого, что так и вышло.

— Может, еще вина? — спросил Фонтаж. — Пожалуй, было бы все же неплохо напиться до зеленых чертей.

— Не стоит. На следующую проповедь лучше идти с ясной головой.

— Наверное. Надо иметь очень ясную голову, чтобы затуманить кому-то разум именно так, как тебе нужно…

— Знаешь что, — заявил я, подумав. — Иди ты к черту со своими рассуждениями о холодном расчете!

Он негромко рассмеялся в ответ и все-таки плеснул нам еще вина. Немного.

Что же я делаю? — внезапно спохватился я. Ждать следующей проповеди? Показываться средь бела дня, когда это уже не неожиданность? Я слишком увлекся возможностью и успехом. И похоже, был не в себе. Не все жители Труа — хранители. И в новой ситуации, я знал, опасность будет исходить уже не от последних. На что я их тут всех обрекаю? Да и не сошелся клином белый свет… Застрять еще немного, значит, застрять тут навсегда, под снежной лавиной!

— Этьен, забираем Мишеля и Жиро и уезжаем! — я решительно поднялся с кресла.

— Уф, — выдохнул Фонтаж, опуская бокал. — Я надеялся, что ты это скажешь! До последней минуты!

* * *

Тихо и спокойно, не поднимая шума нам, разумеется, уехать не удалось. Едва мы разбудили Жиро и Мишеля и кое-кого из челяди, в доме зажглись, заметались огни, и воцарилась паническая суета. Наш добрый хозяин отнюдь не обрадовался тому, что мы сорвались покинуть его среди ночи, оставляя во враждебном городе совсем без защиты. Словно ограбили и бросаем посреди дороги — а ведь почти что так оно и было. По приказу королевы еще днем слуги упаковали увесистые тюки, для которых теперь спешно готовили вьючных лошадок.

Хозяин, сперва послушно выполнявший все наши указания, вдруг осознал, что может вот-вот расстаться со своим добром, не получив ничего взамен, кроме призрачной надежды, фальшивых обещаний и нового неизбывного ужаса. Повсюду загрохотали сундуки, забегали слуги, спешно собирающие вещи. И все это было уже почти готово — хозяин с самого начала не собирался отпускать нас одних, он хотел, чтобы мы вывезли его с собой из этого «града обреченного». Он метнулся к нам со всех ног, путаясь в своем меховом плаще. За ним следовала его собачка, нервно потявкивающая — просто в воздух.

— Вы не можете меня бросить! Нет-нет-нет! Это не по-человечески и не по-христиански!

— В вашем же положении остаются больше чем полгорода! Это ненадолго, скоро подойдут еще войска, и вы будете в безопасности. Вы же не хотите оставить свой дом тут на разграбление?

— Я — не полгорода! Только я и несколько моих верных людей! Мы приняли вас здесь! Мы вам дали пристанище!

— По приказу, а не по доброй воле. И что еще вы могли сделать?

— Какие приказы в этом городе?! Где вы тут видели, чтобы еще оставалась какая-то королевская власть?

— Еще остались мы. И вы!

Блики и тени метались по его лоснящемуся лицу, каждую долю мгновения превращая его то в трагическую застывшую маску, то в комическую, смеющуюся или плачущую.

— И я требую защиты, как хороший верноподданный!

— Я, конечно, мог бы потребовать от вас верной службы…

— Я служу! Я отдал то, что мне велели! Теперь мне нужна защита! — Складочки на его лице дрожали отчаянно и воинственно.

— Неужели вы думаете, что за стенами города безопаснее? — Положа руку на сердце, я сам был в этом уверен. — Вам есть куда поехать? Где вы сможете чувствовать себя в безопасности?

— Я поеду с вами!..

— Ну уж нет!.. Там, куда мы отправимся, может быть опаснее всего!

— Но там есть вы! А вы умеете со всем этим как-то управляться! А кто умеет еще?!

— Вы можете попробовать добраться до Парижа…

— Попробовать?.. Нет! Как же я поеду туда без охраны?

— А ваши люди?

— Этого совершенно недостаточно!..

— Значит, вы хотите, чтобы мы были вам охраной? Мы заняты, нам не по пути! Все вместе мы не сможем даже выбраться из этого города!

— Вот как?! А как вы выедете сами с этими тюками? Если сумеете провезти их, сумеете провезти и меня!

— Подлаживаясь под ваш ход? Все время приглядывая, как бы с вами чего не случилось, как бы не отстали? Большим отрядом мы наделаем слишком много переполоху.

— Мои люди могут сражаться! Они могут сражаться за меня прямо сейчас!..

— Минуточку… Вы имеете в виду — с нами?..

Он, конечно, имел, но от прямого вопроса чуть попятился, дрожа и потея. Его собачонка снова звонко тявкнула.

— Ну конечно с вами!.. Против наших общих врагов, что встретятся нам по пути!..

— Ах вот вы о чем!

— Разумеется! Как вы могли подумать что-то иное?!

Я покачал головой.

— Нет, это исключено.

— Ах вот как!.. — он трясущимися руками выхватил из-под меховой опушки пляшущий пистолет. Его глаза азартно блестели. — Так значит, мы пробьемся из города сами! С боем! Сейчас же!.. Если хотите, присоединяйтесь ко мне!..

— Да вы что, совершенно спятили?!.. — Приглядевшись к его искренне блещущим безумием глазам, я понял, что совершенно. В их уголках поблескивал не только пот, но и слезы. Он слишком натерпелся страха еще до нас, чтобы теперь сдаваться. Пришло самое время терять голову. По крайней мере, с бесшумностью покончено. Если только мы сами всех немедленно не перебьем в этом доме… А уж это будет как-то совсем… нехорошо.

— Ладно, черт с вами… господин Шешон! — теперь, раз мы не бросали его, обобранного «посреди дороги», я наконец смог называть его по имени, и вслух и мысленно. Это было почти облегчением для меня самого. — Только не вздумайте волочь с собой весь этот скарб или придется и впрямь бросить вас на дороге!

Его глаза моментально просохли, и весь он вдруг подтянулся — умная и по-своему деликатная, всепонимающая крыса. Не в дурном смысле. Хозяйственный зверь, кажущийся порой забавным, обладающий интеллектом и высокой способностью к выживанию.