Ветвь оливы

— Да сам ты — выскочка!

— Тише. Огюсту пока ни к чему посторонние проявления агрессии. Между прочим, если он достаточно придет в себя, он будет ценным союзником — он много знает и о Клиноре, и о том, как бороться с последствиями его отравы.

— Так, так, так… — сквозь зубы процедил Готье, смеряя меня недобрым взглядом. — Значит, «союзником»… Выходит, ты сам уже не считаешь его одним из нас.

В его тоне что-то одновременно неуловимо и сильно изменилось. Теперь в нем появилось не только несогласие, но и осуждение, моральное неприятие, очень меня задевшее.

— А ты? — спросил я резко. — Ты и вовсе его боишься. И кто он в таком случае для тебя — один из нас или сувенир на память? Повод поупражняться в доморощенной этике?..

Готье посмотрел на меня изумленно.

— Тише! Что это ты вдруг взбеленился?! Может, пойти спросить у Мишеля успокоительное?

— Может! — рявкнул я, с трудом взяв себя в руки, чтобы звук получился не слишком громким. — Неважно. Если у всех сдают нервы, то не надо еще и нарочно их трепать!..

— А ты их не треплешь? — Готье указал на дверь. — С таким подарочком?!

Я посмотрел на него в бешенстве, еле-еле понимая задним умом, что это всего лишь способ Готье нервничать, и он ничего не может с этим поделать.

— Перестань паниковать, — попросил я.

— Ах, паниковать?!

— Совершенно верно. Все, черт возьми, будет нормально. Я сам чувствую, что с этим надо кончать, чем быстрее, тем лучше…

— Эге… — протянул Готье, глядя мне в глаза со странным обеспокоенно-сочувствующим выражением. — А как, по-твоему. На этих переговорах… Если будет возможность покончить с Клинором одним ударом — ты это сделаешь? Хотя бы попробуешь?

В отличие от утреннего ответа Диане, на этот раз я сперва помолчал.

— Не знаю. Он, конечно, догадывается, что я теряю гораздо меньше, если решу покончить с нами обоими. Чтобы уже в другом мире продолжить разговор. С другой стороны, он может рассчитывать на то, что этот разговор в другом мире — вещь очень сомнительная, что ему уже удалось все изменить настолько, что это стало необратимым.

— А как, ты думаешь, на самом деле? Стало?

— Не знаю, конечно. Затем и хочу поговорить с ним, чтобы понять лучше, что происходит и каким образом.

— Уф, — Готье выдохнул с облегчением, помахал руками и оттянул пальцем воротник, с удовлетворением покрутив головой. — Хорошо.

— Не понял, — констатировал я, озадаченно понаблюдав за этими манипуляциями.

— Я подумал, не намеренно ли ты решил удалить меня с места событий, и не надумал ли поиграть в камикадзе.

— Но ведь это могло бы быть разумно! — запротестовал я. — Так что, конечно, если будет шанс и это будет лучший способ…

— Это нормально, — кивнул Готье. — Я просто должен был убедиться, что ты не дуришь всерьез.

— Нет, подожди, ведь если задуматься!..

Готье снисходительно похлопал меня по плечу.

— Знаю, малыш, знаю. Но мы ведь столько всего не знаем, верно?

— Одно мы знаем, если его здесь не будет — точно не будет хуже, чем уже есть. А если промедлить…

— Не торопись, — сказал Готье. — Только никаких судорожных действий. Помнишь, о чем мы всегда говорили? И помнишь, что случилось с Раулем?

Я вздохнул.

— Помню. Но может быть, я просто боюсь?..

— И что? — спросил Готье.

— Как это — и что? Упустить, может быть, единственный шанс? Из-за недостатка решительности?

— Парень, да ты сам в это не веришь. Минуту назад ты рассуждал более здраво. А насчет недостатка решительности расскажи кому-нибудь другому, вдруг поверит. Прекращай эти самокопания. До добра не доведут. Клинор прекрасно знает, о чем ты сейчас думаешь или можешь думать. Он же не полный идиот. Значит, возможность раз — его там вообще не будет, зато будет кто-то, кого он послал, чтобы нас стало хотя бы снова на одного человека меньше. И у него это может получиться, так что не расслабляйся. Либо, возможность два — у него есть какой-то козырь, чтобы убедить тебя не совершать эту глупость. Гм… хотя, если ты не дашь ему слова сказать, глупо получится… Но он решил рискнуть. Будем исходить из этого. Ведь это уже интересно, и хочется узнать, зачем он решил рискнуть, правда? Он рассчитывает на твое любопытство.

— Угу. И правильно рассчитывает, — признал я. — Ну что ж, предполагать что-то заранее бесполезно. Посмотрим на месте.

— Ага, — кивнул Готье. — Как говорили Наполеон и прочие: «Главное — влезть в драку, а там разберемся». Но послушай, если я остаюсь тут приглядывать за Огюстом… получается, что хотя бы один излучатель мне все-таки понадобится, для профилактики.

— Разумеется. Мне или хватит одного, или не хватит двух. Существовали же мы на свете как-то до этого.

— Ну, мало ли… — с сомнением протянул Готье.

Но перед тем как отправляться, оставалось еще одно маленькое незаконченное дело.

Первым делом я решил найти д’Обинье. Это было несложно. Вопрос, другой, и неугомонный Агриппа нашелся сам, спешивший мне навстречу — он и сам искал меня с тех пор как узнал, что я проснулся.

— Послушайте, вы помните тех ребят, с которыми мы как-то поспорили, является ли земля круглой?..

— Именно! — воскликнул он. — Я все хотел сказать, что не видел их со вчерашнего дня. Они где-то отстали на обратном пути, будто испарились. Никто понятия не имеет, как и когда это произошло.

— Значит, вы тоже подумали, что дело нечисто?

— Верно. Их толком никто не знал. Ну, пожелали присоединиться, и бог с ними! Насчет формы земли они больше не задирались. И я бы внимания не обратил, если бы когда-то не тот забавный случай. Да и на известный пароль они не откликались. тут уж все им грешат!..

— Ясно. На него уже много кто не откликается, кто прежде должен был бы… А про дю Барра вы что-нибудь можете сказать? Вы прежде его знали?

— Да, бывало, встречались как-то, известный баламут…

— Баламут? И он всегда был склонен так запросто забывать про смертельные обиды?

Д’Обинье поднял брови, потом, наоборот, нахмурил.

— Вот не припомню что-то такого…

— А с теми ребятами он водил компанию?

— Пожалуй, что да.

— Вам не показалось странным, что он все время поминал старые обиды, а новых будто и не замечал? То есть, конечно, он протестовал против грубого обращения, не любил сталкиваться с препятствиями. Но раньше он склонен был сносить прямую грубость?