С сознанием смутным, с пальцами моими, в теченьи медленном неторопливых вод, я опускаюсь в царство незабудок, в забытую, разрушенную залу, туда, где воздух траурный недвижен, где корни горьких трав переплелись. Я опускаюсь в сумрачные сферы, я вижу пауков, я вижу рощи из тайной, несозревшей древесины, в молчании брожу среди обломков, между волокон влажных, уходящих в живую суть земли и тишины. Материя, о высохшая роза! Спускаясь вниз усталыми ногами, я поднимаю лепестки твои. И опускаюсь, чтоб колени молча в твоём суровом храме преклонить, на ангела губами натолкнуться. Стою перед истоком красок мира, перед твоими мёртвыми мечами, перед твоими слитными сердцами и молчаливым множеством твоим. Захлёстнутый волною ароматов, укутанных в осеннее упорство, я погребальный путь свой начинаю среди твоих рубцов и жёлтых шрамов; голодный, одинокий и бессонный, тебе несу я плач свой беспричинный, иду по затемнённым коридорам, к твоей сокрытой сущности иду. Я вижу, как текут сухие воды, я вижу, как растут сплошные руки, я слышу — сотрясаемые штормом в далёком море водоросли стонут, я чувствую, как листья умирают, втекая всей своей зелёной плотью в твою распахнутую неподвижность. Прожилки, поры, нежные круги, таинственная теплота и тяжесть, и стрелы, что вонзились в твоё сердце, и существа, которые уснули в твоих бездонных и бескрайних недрах, и пыль истлевшей мякоти плодовой, и бурый пепел отпылавших душ — ко мне придите, в сон мой бесконечный, и упадите в спальню, куда ночь всё падает и падает, как с неба раздробленная падает вода, и к жизни, к смерти вашей приобщите меня и к вашей покорённой плоти, к бесполым вашим мёртвым голубям; и станем мы огнём, и немотой, и звуком, и будем мы пылать, молчать, звенеть.