Вихрь Бездны
Шрифт:
И если речь пойдет о романе, то Алан Эдингем — прожженный политик хлеще Бертольда Ревинтера.
То ли Всеслав предпочел постоять, то ли Алиса разрешила ему сесть жестом, но ответил он незамедлительно:
— Я скажу вам здесь то же, что и в ваших покоях.
Как словеонец говорит в собственном доме с родной женой, Алан вряд ли когда услышит. Но вот разницу между врагами-Регентами и хрупкой герцогиней Алисой в голосе Всеслава заметить сложно.
Легкая вкрадчивость — от такой жидкий лед медленно струится по крови. Меч в шелковых ножнах. Тонкой полупрозрачной
— Я внимательно слушаю вас, князь, — прошелестела Алиса. — И верю, что вы, как истинный рыцарь, никогда не скажете даме ничего неподобающего.
— Конечно, нет, герцогиня. — Принцессой ее словеонец не считает. Что ж — не он один. — Я пришел выразить вам сочувствие по поводу смерти вашего дяди. И предложить дружескую помощь.
Впору расцеловать прекрасную баронессу и за беседку, и за портьеру. Лучшего места и времени для шпионажа и не придумаешь!
— Благодарю вас, сударь. — Кажется, Алиса, как и Всеслав, всегда говорит с одной и той же интонацией. — Но обо мне заботится мой супруг.
— Сударыня, в вашем положении не отказываются от помощи.
— О чём вы, князь? — Алан ошибся — Алиса может говорить иначе. Под стать Ормхеймским снегам ее титула.
— Вы ждете наследника, сударыня. Как жаль, что именно теперь — когда ваш супруг далеко, ваш уважаемый дядя погиб, а враги — близко и живы-здоровы.
Всеслав прет напролом, а Алан похолодел. В этой нише некуда увернуться от разящей стали! И ее даже вовремя не заметишь — пока не станет слишком поздно. А за подобные тайны убивают не только чужих шпионов, но и дурочек-баронесс.
Словеонец не простит столь осведомленных свидетелей. А он — не только прям как северный полуторник, но и столь же беспощаден. Лишь тончайшее золото шелка отделяет Алана и Ирэн от смерти!
Эдингем скосил глаза на баронессу: бледна, но кричать вроде не собирается. Как и падать в обморок. Все-таки племянница Тенмарского Дракона. Должно же в ней быть от него хоть что-то.
— У вас ложные сведения, сударь! — В слишком тонком льде Алисиного голоса даже Алан разобрал трещины. — Я не жду ребенка. А сейчас — покиньте мой дом, князь… — слова истаяли на ветру.
Эдингем услышал ругательство Всеслава. Длинное и весьма цветистое.
Легкий шум, совсем тихий плеск воды, слабый стон.
— Вы пришли в себя, герцогиня? Тем лучше. — С дамами Всеслав говорить-таки не умеет. Или наоборот — умеет. — Вы и дальше будете отрицать очевидный факт?
Ревинтер за такие сведения — озолотит. Да и что словеонский князь был с бесчувственной Алисой наедине… Министр финансов наградит и поблагодарит лично, но только если Алан выберется из золотой беседки живым. Хоть бы Всеслав поскорее договорился, о чём хотел, — и убрался подальше!
Эдингем скосил глаза: Ирэн — всё еще не бледнее обычного. Хоть она по-прежнему не собирается падать в обморок — и то хорошо. Скорее всего, ей просто плевать на кузину. Другая давно бы уже кинулась спасать покровительницу. Но сейчас эгоизм Ирэн — на пользу делу. На спасение жизни им обоим!
— Уходите,
князь. — Голосок Алисы — менее слаб, чем Алан ожидал.Пожалуй, она — сильнее, чем кажется. И этим напомнила совсем другую женщину — до боли в сердце. Горькой, пронзительной!
Другую. Нежную, хрупкую… Но сейчас — не до таких воспоминаний! Не в золотой беседке — рядом с Всеславом и Ирэн.
— И оставить вас в таком состоянии?
А от присутствия словеонского дикаря Алисе, конечно, сразу полегчает!
— Что же вам мешает?
— Вы — женщина, — холодно ответил Всеслав.
И поэтому заявился к ней с угрозами. И угрожает до сих пор. Ревинтер хоть не врет, кто он и что он!
— Вы — истинный рыцарь! — горько усмехнулась Алиса.
Да уж — с такими рыцарями негодяев уже не надо!
— Когда вы в последний раз подписывали приговор женщине, князь? Чуть больше полугода назад?
— Вы об Ирии Таррент? — Оказывается, Всеслав тоже умеет говорить иначе. Еще холоднее раз в десяток. — Бешеных собак следует отстреливать, вы не согласны?
Ирию Эдингем не знал, зато видел Эйду Таррент. Видел, говорил с ней… Сестра возможной отцеубийцы стоит не в пример дороже всех придворных дам Алисы вместе взятых. С ней самой в придачу. Эйда готова была отдать жизнь, отстаивая невиновность уже мертвой сестры. И почти наверняка погибла. Значит, что бы ни совершила Ирия — она достойна такой любви.
— Ирия Таррент была невиновна, вы об этом не думали? — Алиса почти кричит. Воплем раненой птицы.
Она знала среднюю дочь покойного Эдварда Таррента? Или просто настолько ненавидит Всеслава?
— Как была невиновна ее сестра или я…
— Даже если невиновна — Лиар не должен отойти матери Чарльза Таррента. Вам прекрасно известны правила политики, герцогиня.
— Вы достаточно высказались, князь! А сейчас — покиньте, наконец, мой дом, чтобы еще одна бешеная собака смогла дойти до своих фрейлин. Или вы и меня убьете?
— Я помогу вам выйти отсюда. Руку, герцогиня. Или вы признаетесь, что находились без сознания в обществе постороннего мужчины?
И, конечно же, в том, что произошло с человеком, пока он был без чувств, — виновен он сам и никто больше.
— В мире, где женщине не прощается и тень ошибки? Даже чужой?
Шаги. Легкие — Всеслава, неровные — Алисы. Ей действительно плохо. Но если словеонец вынесет ее на руках — репутации герцогини конец, в этом она права. Вот посреди парка — падай сколько угодно.
— Можно выходить, — шепнул Алан, досчитав до пятидесяти. — Из-за портьеры, — на всякий случай уточнил он. — Всеслав — всё еще в саду.
Баронесса выскользнула из-за спасительного занавеса, шагнула к софе и устало опустилась на золотой шелк.
— Всё в порядке, — Эдингем присел рядом, беря во влажные руки ее ладонь. И чуть не охнул.
Где Ирэн порезалась, откуда кровь?
Девушка не успела его остановить — Алан перехватил вторую руку. Ладони Ирэн схожи друг с другом — как, наверное, сестры Таррент при жизни. Пять одинаковых кровавых полукругов — на каждой руке.