Вихрь Бездны

Подав Эйде знак следовать за ним, Рунос осторожно заехал под шелестящий на ветру зеленый свод. Девушка не отстала ни на шаг.

— Эйда, — служитель Матери-Земли понизил голос до предела, — впереди на дороге — засада. Вам придется нести ребенка, я веду обеих лошадей.

— Далеко?

— Миль пять-шесть, — честно ответил Рунос.

Жанна не сможет скрыть его отсутствие дольше полудня. Разве что закричит из-за двери, чтобы принцессу и ее личного врача не беспокоили до завтра. Она так и сделает — если захочет. Но вот Карл точно не захочет так долго обходиться без целителя.

Вряд ли удастся утаить пропажу королевского врача и от Мальзери, но об этом подумаем позже. Сначала нужно хоть попытаться вытащить отсюда ни в чём не повинную девушку и ее дочь!

— Не волнуйтесь, Эйда, — Рунос на миг сжал ее ледяную руку. — Мы просто постараемся их обойти и вернуться на дорогу. Засаду в двух местах на одной дороге не устроят даже змеепоклонники. Не тысячи же людей они под Лютеной собрать успели!

Будем надеяться, что их вообще — не тысячи — во всём Эвитане. Иначе стоит всерьез задуматься, как спасать мир, где каждый десятый — змеиный жрец?

И обходить придется за полмили, не меньше. Ветер может смениться в любой миг. Лучше не рисковать. Уровень врагов Руносу пока неизвестен. А Лес Белой Матери остался позади.

2

Новая засада дожидалась впереди. Обычная, стандартная и до боли обидная — укрылись в лесу солдаты в простых плащах. И кинулись теперь на беглецов с двух сторон.

Сила — великая вещь. Вот только чувствует она лишь другую Силу. А в этих мерзавцах магии — ни капли.

Чем бы ни занимался их хозяин Мальзери — сами они Знаком Змеи не помечены. Всего лишь исполняют приказ. Но вреда от них ничуть не меньше, чем от жрецов с серпами.

Вот и всё. Серое небо, лесная дорога, полный дикого ужаса взгляд Эйды — крепче прижавшей дочь к груди. Своего ребенка девушка убить не сможет, что бы Рунос ей ни сказал, но драться — готова. Вот только как? Одной рукой держа в седле дочь, а другой — поводья? И еще пытается в таком положении дотянуться до кинжала! Порежет себя или лошадь.

— Скачи вперед и не оглядывайся… Я задержу!

Она всё же обернулась — уже на скаку. Но не потеряла ни мига. Какая мать станет медлить, спасая дитя?

Рунос развернул коня и поскакал прямо на ближайшего. С расстояния — расстреляют, а вот с трех шагов… с двух…

Уже не станут!

Рунный посох взвился в воздух. Убивать нельзя — потеряешь больше, чем жизнь. Но вот драться — никто не запрещал.

3

Трясина мерзко хлюпает, засасывает, тянет в бездну… Не отпускает!

В небесах Дракон и Волк истекли кровью. В тот день Четверо связали себя клятвой. Себя и Пятого. Того, кто не клялся и ни в чём не виноват, но на него пало чужое проклятие. Потому что один из Четверых — еще и проклят. Он посмел оскорбить Древних Богов. Осквернил святилище. Один из Четверых проклят, и с ним вместе проклят Пятый…

Тьму режет Свет! Яркий, слепящий… теплый.

— Очнулся!

Действительно — свет. Солнечный. Прямо в лицо. И в золотом ореоле, как в нимбе, — лицо Анри Тенмара.

Темные круги под глазами, заострившиеся скулы. Не спал всю ночь? Из-за едва не отбросившего (наконец-то!) копыта врага?

А солнца, кстати, в лазарете нет — окно завешено. Просто после полной тьмы и сальная свеча кажется майским костром…

— Очнулся.

А глаза всё же лучше зажмурить! Почти.

— Пей! — рука врага подносит кружку. Слишком благородного врага.

Чем отдавать тебе долг, Тенмар?

Питье — горько-терпкое.

Действительно — легче. По чуть-чуть, по дюйму трясина разжимает ледяную хватку. И озноб проходит. Кажется…

— Опять болото?

И что отвечать?

— Да, — Роджер откинулся на подушки. Мягкие, теплые. И наконец-то можно вновь прикрыть глаза. Теперь всё будет хорошо. Хоть на какое-то время… — А еще — ты, — не удержался он. — Ты тоже мне снился.

— В кошмаре?

— Да. Я тонул в трясине, а ты победил баро. Только боги здесь не при чём. Это твоя Сила, Тенмар. Не волнуйся, я никому не скажу.

— Скажешь — хуже будет не мне. — Роджер и с закрытыми глазами отчетливо видел совсем легкое пожатие плеч… бывшего врага.

Если «не тебе» — для тебя это еще хуже, Тенмар. Но Роджер Ревинтер действительно никому не расскажет. Никогда и ничего.

— Четверо дали клятву и должны ее сдержать. Пятый не давал, но связан ею. Один из Четверых проклят, и Пятый проклят вместе с ним во веки веков.

Внезапно вернувшийся озноб заставил клацнуть зубы.

— Что это было, Ревинтер?

— Я… не знаю… — Роджер, закашлявшись, умолк.

Тенмар терпеливо ждет. Какие тяжелые у него глаза! Пронзительные, как обоюдоострые клинки. Агатово-черные. Кто придумал, что сын Ральфа Тенмара не похож на отца? На подаренном Арно Ильдани гербе подполковника Анри Тенмара — сокол, а не дракон. Но можно ошибиться, лишь видя обоих в полете. Поодиночке. Ты — дракон, Анри Тенмар. И подобие своего грозного отца, хочешь ты того или нет, чересчур благородный враг.

— Я действительно не знаю… Я уже рассказывал, что сам в этих кошмарах ничего не понимаю.

— Может, и не понимаешь… — взгляд Тенмара мягче не стал.

Он — нарочно или просто не замечает, каково людям под таким прищуром? У него это было всегда или… недавно?

— … или тебе так кажется.

— Я… не знаю. Но могу догадаться. Проклят, наверное, я. Но я не давал никаких клятв. Никогда — даже на пьяную голову. Я даже жениться на Эйде… девице Таррент не клялся. Пятым, кто проклят вместе со мной, может быть моя дочь… — Вот и выговорилось. — Как в Священных Свитках: «грехи отцов падут на головы детей».

И жить после такого не хочется точно. Еще сильнее, чем прежде.

— Если верить старым легендам — совсем необязательно клясться вслух. — А Тенмар — совершенно серьезен. — Достаточно сделать что-то схожее с клятвой, и будешь считаться принесшим обет.

Взгляд жжет Пламенем Вечной Бездны и режет каленым железом. Хочется исчезнуть прямо сейчас — раствориться вместе со всеми мыслями и деяниями. Нужен ли ответ, что именно посчитали за клятву те, кто с завидным постоянством напоминают о себе?