Вихрь Бездны
Шрифт:
Где веселый квартал, Эйде сообщила первая же встреченная горожанка. Окинула брезгливым взглядом грязную, оборванную шлюшку, поморщилась и махнула рукой в нужном направлении.
Если не знаешь, как выбирать, — бери первое попавшееся. Лиаранка решительно постучала в дверь ближайшего борделя по левой стороне улицы.
Открыла девица примерно ее лет. Гораздо менее размалеванная, чем ожидала бывшая графиня.
Может, служанка?
— Прошу вас, мне нужно поговорить с хозяйкой бор… этого почтенного заведения.
— Почтенного — скажешь тоже! — фыркнула девушка. С любопытством,
«Матушка»… Будто речь о монастыре. Лиаранка, конечно, наивна. Но не настолько, чтобы предположить, будто дверь в борделе открывает родная дочь хозяйки.
— Что тебе, милая?
Похоже, «отдыхала» «матушка» недалеко. А из-за ее спины торчит курносый носик той самой служанки.
Мановение унизанной перстнями руки — и любопытную девушку как ветром сдуло. Куда-то в задние комнаты.
Эйда растерялась. Бордель-маман — лет тридцать. Ну или тридцать пять. Ничего общего со старухой из романов Ленна. Красивая, пышная дама в ярком, но не кричащем наряде. Да и декольте… у лагерных шлюх не в пример глубже.
— Я прошу вас взять меня на работу, госпожа, — склонила Эйда голову.
Как назло, Мирабелла выбрала именно этот миг, чтобы проснуться. И с любопытством уставилась на собеседницу матери. Конечно, где ребенок прежде мог видеть столь красивых теть?
— У меня нет работы для такой, как ты, — покачала головой хозяйка заведения.
Мягкий тон, сожалеющая улыбка. Не возьмет! Так Эйде уже отказывали — в самом первом доме.
— Для «такой» — это «какой»? — безнадежно уточнила девушка. — Для нищенки? Оборванной бродяжки? Одинокой матери? Я могу быть кем угодно. Мне приходилось быть служанкой.
Вот и всё. Сейчас кликнет слугу, чтобы «проводил» назойливую девчонку.
— Ты не поняла, — всё то же отрицание в голосе. И та же сожалеющая улыбка! — У меня есть служанки. Мне нужны девушки… но не такие, как ты.
— Почему? Я для этого недостаточно хороша?
— Дитя мое! — теперь во всё еще мягком голосе — явное раздражение. — Мне нужны шлюхи!
Эйда тяжело вздохнула — только сейчас осознав, насколько же устала, замерзла, проголодалась! Как затекли руки, подкашиваются ноги… А еще немного на таком дожде — и простудится Мирабелла! Если еще не простудилась…
— А я, по-вашему — кто? — девушка пристально взглянула в глаза собеседнице.
Миг красавица смотрела в глаза Эйде — долгим, изучающим взглядом. Потом шагнула в сторону, шире распахивая дверь:
— Входи.
Глава 7
Глава седьмая.
Аравинт, замок Арганди. — Эвитан, Лютена.
1
Дурочка Элен уже задыхается — от заполошных рыданий. Если не успокоить сейчас — истерика будет часов на пять, но у Кармэн нет ни сил, ни желания.
— Простите меня, простите…
Что напугало Элениту сильнее — каменный взгляд Кармэн или презрение в глазах Виктора? Последнее, наверное. И зря.
А Виктор — дурак. Злится на глупую девчонку, когда единственная виновница беды — Кармэн Зордес-Вальданэ. Непутевейшая,
дрянная мать!— Нет, Элен. — Рука стала чужой, и как же трудно сейчас коснуться светлых локонов! — Ты не виновата. Арабелла… не простила бы тебя, если бы…
Только бы не всхлипнуть! Не выпустить на волю ни капли слез. Иначе — плотину прорвет. И Кармэн Зордес-Вальданэ рухнет на пол, взвоет душераздирающим воплем издыхающего зверя, рванет на себе волосы…
— … если бы всё кончилось благополучно.
Отчего они все в таком шоке? От ее равнодушного спокойствия? Или потому, что тем же тоном она отказалась ехать?
— Герцогиня! — Старый слуга не знает, что делать. — Герцогиня, больше времени нет…
— Вот именно. Уезжайте немедленно. Это — приказ. Остаюсь только я.
— Мама! — Не порази дядю удар три часа назад — сейчас Кармэн уговаривал бы и он. И было бы труднее. Но сын подчинялся ей всегда.
— Виктор, я остаюсь. А ты — уезжай. Я приказываю.
— Мама, Беллу не вернуть. — Его лицо закаменело тоже три часа назад. В тот миг, когда его мать умерла.
— Виктор, я знаю.
Больше нет сил. Когда они уйдут — вдовая герцогиня Вальданэ пешком добредет до пепелища, где ей уже никогда не узнать свою красавицу-дочь среди других несчастных. Дойдет туда, рухнет и наконец-то позволит себе сдохнуть.
— Виктор, отныне ты — старший. Отвечаешь за дядю и остальных.
— Хорошо, мама, — он обернулся к слуге.
Кармэн подняла на сына глаза, чтобы запомнить… навсегда. Живым.
И Виктор отчетливо произнес, глядя на мать уже чужими глазами — глазами своего эвитанского деда. Или аравинтского. Они друг друга стоили:
— Моя мать едет с нами. Помогите ей!
Слуги шагнули к Кармэн — единым порывом. Больше они ей не подчиняются…
— Виктор! — кажется, они выкрикнули это вместе с Элен. Одинаково ошалевшие.
— А ты молчи!
Эленита сжалась в комочек. Презрение Виктора как кнутом ее обожгло.
— Ты уже сделала всё, что могла. Едем, мама. Хватит с эвитанцев и того, что они отняли мою любовь, мою сестру, моего друга! Мать я им не отдам!
2
Сад Алисы по-прежнему благоухает, птицы поют еще назойливее. А каждая прогулка с «прекрасной Ирэн» — повторение предыдущих. Причем целовать девицу тоже придется вновь — раз однажды этого добился.
А еще через три-четыре встречи можно позволить себе зайти чуть дальше… И одна эта мысль заранее приводит в тоску.
Дело даже не в девушке. Ирэн — действительно хорошенькая. А когда молчит — еще лучше. Жаль, такое случается редко. Но вот упомянутое «дальше»… Если в отношении служанки оно означает приятное времяпрепровождение, то в случае с баронессой — лишь неизбежное предложение руки и сердца. И — никакого «времяпрепровождения» до первой брачной ночи.
Ирония судьбы: загулявшая прислуга — шлюха. А родовитая баронесса, побывавшая в герцогской постели, но не пойманная на горячем, — выгодная невеста. Будто все мужья подзвездного мира — любители и ценители подержанных вещей. Какая разница, кто опередил тебя в постели распутницы — герцог или последний конюх? Да хоть сам король — всё равно мерзко.