Викинги

Епископа Поппо не было в комнате, так как он всю ночь бодрствовал у постели короля, молясь за него. Ему приходилось выслушивать страшные ругательст­ва и богохульства, когда боль становилась особенно невыносимой, так что в конце концов он был вынуж­ден удалиться и немного отдохнуть. Но брат Виллибальд, который также не смыкал глаз всю ночь, экспе­риментируя вместе с братом Маттиасом над различными лекарствами, умудрился сохранить бодрость духа. Это был маленький, сморщенный человек, с большим носом и поджатыми губами, с красным шрамом у виска. Он энергично кивал головой, когда слушал рассказ брата Маттиаса о том, что произошло, и схва­тился за голову, когда увидел, как колокол показался в дверном проеме.

— Это — великое чудо! — закричал он пронзи­тельно.— Как вороны небесные помогли пророку Илие с пищей, когда он один был в пустыне, так и эти путешественники пришли к нам с помощью, посланной с небес. Все наши земные лекарства могут только ослабить боль на несколько минут, поскольку, как только нетерпение нашего господина заставляет его открыть рот, боль сразу же возвращается. Так было всю ночь. Но теперь мы обязательно его вылечим. Сначала, брат Маттиас, хорошенько обмой колокол святой водой, потом переверни его на бок и вымой внутреннюю часть, потому что там не должно быть пыли. Потом, в нужное время, я смешаю эту пыль с нужными ингредиентами.

Итак, они положили колокол на бок, и брат Мат­тиас протер внутреннюю часть тряпкой, смоченной в святой воде, которую он затем выжал в кувшин. В колоколе было много старой пыли, так что вода, кото­рую он выжал из тряпки, была совсем черная, что очень обрадовало брата Виллибальда. Потом брат Виллибальд принялся смешивать лекарство, которое он держал в большом кожаном мешке, при этом пояс­няя тем, кому это было интересно, что он намерен делать.

— Старый рецепт святого Григория наиболее эф­фективен в случаях, подобных этому,— сказал он.— Формула простая, и в приготовлении нет никаких секретов. Сок терновых ягод, кабанья желчь, селитра, бычья кровь, немного хрена и несколько капель мож­жевеловой воды. Все это смешивается с равным коли­чеством святой воды, в которой была обмыта релик­вия. Смесь надо держать во рту, пока не будут про­петы три стиха из Псалмов, вся процедура повторя­ется трижды. Это — самое верное лекарство от зубной боли, которое мы, знающие искусство исцеления, име­ем. Оно всегда помогает, при условии, что священная реликвия достаточно сильна. Врачи старого императо­ра Отто считали, что кровь лягушки сильнее бычьей крови, но сейчас уже мало кто придерживается такого же мнения. Да это и хорошо, потому что лягушачью кровь трудно достать зимой.

Он достал из мешка две небольшие металлические бутылочки, открыл их, понюхал, покачал головой и послал слугу на кухню за свежей желчью и свежей бычьей кровью.

— В таком случае, как этот, подходит только все самое лучшее,— сказал он,— и когда реликвия столь мощная, как та, что мы сейчас имеем, надо быть очень тщательным в выборе остальных составных частей.

Все это заняло несколько минут, и казалось, что боль уже не так сильно мучила короля Харальда. Он обратил взгляд на Орма и Токе, очевидно удивленный видом чужестранцев, облаченных в иностранные до­спехи, поскольку они все еще носили красные плащи и расписанные щиты Аль-Мансура, а шлемы их имели аносники и опускались низко на щеки и шею. Он кивком головы сделал им знак подойти поближе.

— Чьи вы люди? — спросил он.

— Мы — твои люди, король Харальд,— ответил Орм.— Но мы сейчас прибыли из Андалузии, где служили Аль-Мансуру, великому господину Кордов-скому, до тех пор, пока кровь не разделила его и нас. Нашим предводителем был Крок из Листера, когда мы впервые отправились в путь на трех кораблях. Но он был убит, и вместе с ним и многие другие. Меня зовут Орм, сын Тосте, я из Мунда в Скании. Я — предводитель тех, кто остался. Мы приехали к тебе с этим колоколом. Мы подумали, что это будет хоро­шим подарком для тебя, о король, когда узнали, что ты принял христианство. О его способностях исце­лять зубную боль мне ничего неизвестно, но на море он был нам хорошим союзником. Этот колокол — самый большой из колоколов, висевших над могилой святого Иакова в Астурии, где было обнаружено много чудесных вещей. Мы попали туда с нашим господи­ном, Аль-Мансуром, который ценил этот колокол больше всего.

Король Харальд молча покивал головой, но одна из молодых женщин, сидевших у его ног, повернулась и, Уставясь на Орма и Токе, заговорила очень быстро по-арабски:

— Во имя Аллаха Милостивого и Всемогущего! Вы — люди Аль-Мансура?

Они оба смотрели на нее с удивлением, неожидан­но услышав этот язык при дворе короля Харальда. Она была красивая, с большими карими, широко от­крытыми глазами. Волосы у нее были черные и спус­кались от висков двумя широкими волнами. Токе никогда особенно хорошо не говорил по-арабски, но к этому времени он уже давно не общался с женщинами, поэтому поспешил ответить ей:

— Ты, несомненно, из Андалузии,— сказал он.— Я там видел женщин, похожих на тебя, хотя ни одна не была так красива.

Она одарила его быстрой улыбкой, обнажив белые зубы, но затем в печали потупилась.

— О чужеземец, говорящий на моем, языке,— сказала она тихо,— ты видишь, какая мне польза от моей красоты. Здесь сижу я, андалузка халифских кровей, а сейчас рабыня, среди язычников, с постыдно обнаженным лицом, и глажу Синезубому его дряблые ноги. В этой стране нет ничего, кроме холода, тьмы, шкур и еды, которую в Севилье и собаки не станут есть. Только в Аллахе могу искать я прибежища от той несчастной судьбы, которую моя красота подарила мне.

— Мне кажется, что ты достойна лучшего, чем та работа, которую ты сейчас выполняешь здесь,— тепло сказал Токе.— Тебе надо найти себе мужчину, кото­рый сможет предложить тебе что-нибудь лучшее, чем свои пятки.

И вновь она улыбнулась ему, подобно солнцу, хотя в ее глазах и поблескивали слезы, но в этот момент король Харальд поднялся и спросил сердито:

— Кто ты, произносящий это карканье с моей женщиной?

— Я — Токе, сын Серой Чайки из Листера,— ответил Токе,— и мой меч, а также ловкость моего языка — это все, что у меня есть. Но я не намеревался оскорблять тебя, о король, обращаясь к твоей женщи­не. Она спросила меня о колоколе, и я ответил ей. А она ответила, что такой подарок доставит тебе не меньшее удовольствие, чем то, которое она доставляет тебе, и будет не менее полезным.

Король Харальд открыл было рот, чтобы ответить, но в тот же миг лицо его почернело, и он испустил страшный рев и откинулся назад на подушки, так что две молодые женщины, сидевшие у его ног были опрокинуты на пол. Это в его больные зубы вернулась страшная боль.

В этот момент в спальне наблюдался большой пе­реполох, те, кто стоял поблизости от постели короля, отступили на шаг назад, чтобы он не пришел в ярость. Но брат Виллибальд уже к этому времени приготовил свое лекарство и смело вышел вперед с радостным выражением лица и бодрыми словами.

— Ну же, великий король,— сказал он успокаива­юще и перекрестил сначала короля, а затем чашу с лекарством, которую держал в руке. Другой рукой он взял маленькую ложку и пропел торжественно:

Жестокая боль, горящая в тебе, Сейчас утонет в колодце исцеления. Вскоре ты почувствуешь, Что боль ушла.

Король уставился на него и его чашу, сердито хмыкнул, покачал головой и застонал, а затем, в при­ступе боли, нанес ему удар и дико зарычал:

— Прочь от меня, монах! Прочь со своими молит­вами и бульоном! Эй вы, Халлбьорн, Арнкель, Грим! Поднимите топоры и убейте этого вшивого монаха!

Но эти люди часто слышали такие его слова и не обращали на них внимания, а брат Виллибальд смело обратился к нему:

— Будь терпелив, о король, сядь прямо и выпей это лекарство, в нем сила святых. Только три ложки, о король, и глотать их не надо. Пой, брат Маттиас!

Брат Маттиас, стоявший за братом Виллибальдом с большим распятием в руке, запел священный гимн: