Виктор и Маргарита

Тридцать лет назад, менее чем тридцать лет назад, Блерио, на смешной машине перелетев узенький Ла-Манш, вызвал бурю восторгов, надежд и сомнений у разумного человечества. Блестящая высадка десанта на Полюсе и изящнейший перелёт Москва – Портланд через Север доставляет лишь удовольствие. Не больше. Потому что мы стали спокойнее и увереннее и знаем: наша краснокрылая гордость – самолёты – спустя некоторое время будут так же смешны и забавны, как машинка чудаковатого Блерио, а в воздухе заревут или, может быть, пройдут тихо созвездия новых, не знаемых сейчас самолётов.

На кладбище наблюдал такую картинку: опрятная старушка в беленьком чепчике поливала аккуратненькую могилку из свежепокрашенной весёленькой лейки. На лице старушки были написаны тишина, мир и довольство. Проживи её драгоценный супруг тысячу лет, он не доставил бы ей большего удовольствия, чем доставил сейчас, умерев и позволив разводить на себе дрянную растительность. Такова жизнь. Я не знаю, где здесь кончилось ханжество и началось идиотство.

Кстати о ханжестве: неисчислимое количество туповатых родственников при каждой встречи со мной задают один и тот же вопрос: «Скоро ли я кончу учиться?»

Конечно, не скоро.

Тогда начинаются всевозможные ахи и различные охи о трудности моего пути и обнадёживание, и утешение, и скорбь о загубленной молодости. Хотя каждому из них в высокой степени безразличны и я, и мой путь, который, кстати сказать, если не усыпан розами, то, во всяком случае, не утыкан гвоздями. Я не смеюсь над ними. Я добрый. Пусть ханжествуют помаленьку, если это доставляет им какое-либо удовольствие.

Талант в искусстве – редкость.

Оформленный талант – уникум.

Искусство превратилось бы в роскошь, не будь инженеров от искусства: высокообразованные, интеллектуально сильные, уверенные и проницательные, они безошибочно строят свои вещи по гипотетическим формулам, которые выведены ими на основе громадного количества опытов, проделанных талантами.

Фильм Ромма «Тринадцать» представляет собой такую инженерную работу. Поучительная вещь. Рекомендую.

Восемнадцатилетняя девушка, которой действительно восемнадцать лет, явление весьма не интересное. Восемнадцатилетняя девушка, которой двадцать четыре года, зрелище противное. Двадцатичетырёхлетняя девушка, которой двадцать четыре года – явление редкое и поэтому ценное. Вот почему не останавливаюсь на романтической теме. Извини за каламбур: он хотя тяжеловат, но, по-моему, довольно меток.

P.S. – слово девушка можешь заменить словом женщина, для меня это разницы не составит.

10 письмо от 16 июля 1937 года

Ржавая сентенция: говорят, что можно поступать в согласии с добрым здравым смыслом. Ерунда. Здравый смысл нужен лишь тогда, когда его отсутствие грозит неприятными последствиями. Я полагаю, ты сообразуешь свои действия со здравым смыслом.

Имел счастье быть представленным знакомому досточтимой Ревекки, приехавшему из (ах!) Ленинграда. Знакомый из (ах!) Ленинграда сообщил мне ряд сведений, которые я едва ли сумел оплатить вследствие их высокой цены. Оказывается:

1) в Ленинграде белые ночи,

2) в Ленинграде ночи белые,

3) белые ночи в Ленинграде,

4) ночи белые в Ленинграде.

Прочёл несколько вещей из Шекспира: «Отелло», «Король Лир», «Веницианский купец» и др.

Будто поел салата. Тонкий, но пресный вкус. Больше не буду употреблять Шекспира в пищу духовную. Книги Гребера и Эрка о теплопередаче значительно интереснее.

«Возвращение Максима» было возвращением Козинцева и Трауберга. Основатели школы эксцентрического актёра в «Юности Максима» ушли в сторону от эксцентрики. Получилось плохо. Теперь вместе с «Возвращением Максима» они вернулись к эксцентрике. Тоже плохо. Потому что возвращение оказалось не полным, замахнулись, но не ударили.

Ударьте. Сделайте милость.

Здесь слово «плохо» не нужно понимать как слово «бездарно».

Ожидаю третьей части трилогии. Авось удастся.

Текущая защита дипломных проектов в нашем институте доставила публике ряд весёлых минут. Очень забавно видеть великовозрастного дядю, несущего с видом отрока несусветную чепуху, или булочкообразную девицу, строящую глазки попеременно каждому члену комиссии, но ещё забавнее видеть барахтающуюся комиссию, когда она поставлена в тупик более или менее соображающим студентом. Буду надеяться, что в феврале я не буду в числе великовозрастных отроков, или, что равносильно, в числе булочкообразных девиц и не напомню своим видом барахтающуюся комиссию. Валентина (сестра Елены) защитила диплом на «отлично».

Половина июля – это половина лета. Всё ещё холодно. Любитель воды, я купался всего три раза. Это не дело. Последнее свободное лето мне хотелось провести на Волге. Я люблю Волгу, потому что она мало напоминает природу. Впрочем, я природу люблю, но организованную. Чтобы можно было, выехав на трамвае, встретить на асфальтовой дорожке среди джунглей бенгальского тигра в наморднике или, например, в Сахаре – киоск с пивом.

Пиши чаще, если это тебя не затруднит. Интересуюсь твоей женатостью. Твои письма от 3 и 5 июля получил. Сам я очень аккуратен и не оставляю твоих писем без ответа.

Вини почту. Пока.

11 письмо от 14 августа 1937 года

Погода похожа на истеричную девушку: с каждым днём характер её становится сложнее и непостижимее: глядя на небо, не веришь, что пять минут тому назад был дождь, а через десять, вероятно, польёт снова.

Сегодня прочёл уэллсовского «Игрока в крокет». Выдающийся аттракцион среди балаганных номеров современной литературы. Пусть царствуют страх и неуверенность, пусть назревают мировые катастрофы – автор рекомендует играть в крокет, ибо невозможно остановить неминуемое. Здесь слова «страх, неуверенность, неминуемое» можно было представить с большой буквы, но я, давнишний игрок в крокет, не имею к ним должного уважения: пусть останутся с маленькой.

Иные предаются воспоминаниям о детских годах.

Я не люблю.

Детство – время без прошлого, а следовательно, и без будущего, ибо представление о последнем складывается из опыта первого. Это время настоящего – животное время.

Юность интересна построением фактических перспектив. Они рухнут, как рухнет любое сложное здание, построенное без должного знания.

Когда человек повзрослеет и станет скучным, он начнёт играть в крокет, подобно многим другим. Взрослое же дитя зрелище пренеприятное.

Я писал раньше о том, что люблю смотреть на тридцатилетних хорошеньких женщин.

Вечер. Трамвай. Такая женщина. Любопытный разговор, если угодно, о судьбах человеческих. Её замечания вскользь:

«Знаете, молодой человек, бывают платья, на вид скромно сшитые, с фокусом. Расстёгиваются подобно халату».

Я смотрю на неё: скромное платье с фокусом. Чёрное.

«Как прикажете понимать замечание? Намек?»

Потом мы сердечно прощаемся: она сходит здесь, я – дальше.

Вот история о несостоявшейся мопассановской встрече. С каждым годом я становлюсь холоднее и жёстче.