Виктор Вавич (Книга 1)

– Ну, иди, иди, - говорил Санька, - иди, милая, - и хотелось вслед благословить ее, перекрестить на дорогу. И он стоял и смотрел Наде в затылок.

Надя обернулась: улыбаясь обернулась и замахала весело ручкой в перчатке, чтоб шел.

Санька повернул с тротуара на мостовую, что окружала сквер у собора. Нянька силилась втолкнуть детскую коляску на обочину тротуара. Санька подскочил, высоко забрал передок коляски и протащил еще шага два по тротуару. Закивал, заулыбался няньке и широкими шагами пошел на Соборную площадь. Дети, новенькие, чистенькие, как на картинках, суетились на песочной площадке. Приказчик важно вертел головой в новой шляпе...

"Чудак какой, - подумал Санька, - и, наверно, очень милый".

Вдруг хриплый крик:

– Не права! Не имеешь!

Санька обернулся. Пьяный сидел на земле. Он обвис на руке городового. Городовой носком сапога стукал его в зад. Ругался, весь красный, стиснув зубы.

– Важжайся с тобой!.. ссстерввва какая!

Кучка прохожих, все по-праздничному одеты, - никто не совался помочь. Санька бегом подбежал. Городовой яростно тыкал ножнами шашки пьяному в бок.

– Убивают!
– орал пьяный.

Дети жались к нянькам.

Санька схватил городового за руку.

– Что вы делаете? Разве так можно?

– Действительно безобразие, - сказали в толпе. Санька подхватил под мышки пьяного. Булавка покалывала тело. Санька с жаром крикнул:

– Да подсобите кто-нибудь!
– И двое сорвались на этот крик. Пьяный уж стоял, шатаясь, на ногах. Он оборотил мутную голову к городовому.

– Что ты, сукин ты сын, анафема...

– Ругаться! Ты мне еще ругаться, - городовой, пыхтя, сунулся к пьяному.

– Да бросьте, бросьте! Брось, я тебе говорю, - крикнул Санька.
– Я его отведу, - и дернулся, держа пьяного.под руку, вперед. Кто-то помогал, потом пустил.

– Морду ему надо разбить, - хрипел пьяный и, спотыкаясь, рвался назад. Все смотрели, как волок студент растерзанного человека. Пьяный, по виду мастеровой, плевал тягучей слюной и, заплетаясь, бодал воздух.

– Где вы живете? Живешь, говорю, где?
– теребил его Санька. Городовой издали следил, как идет дело. Отряхивал шинель после возни.

Санька подсаживал мастерового на извозчика.

– На Слободку кати, - крикнул пьяный. Извозчик тронул.

– Моррр-ды поразби... туды их в кадушку...
– и мастеровой грозил в воздухе пьяным кулаком. И вдруг обмяк, согнулся вдвое и заревел, замотал головой.
– Какое же право...
– Санька крепче ухватил его за талию.
– Стой, стой, - рвался мастеровой в слезах.
– Я ж ему...

– Ничего, ничего, сейчас дома будем, - утешал Санька.

– Где живешь?
– обернулся извозчик.

– Голубчик, товарищ дорогой, - говорил Санька и сам чуть не плакал с пьяным. Мастеровой, нахмурясь, старался удержать взгляд на Санькином лице.

– Где живешь?
– кричал с козел извозчик.

– Петропавловская, - бурчал мастеровой.

Уж по мягкой, пыльной улице болталась пролетка. Въехали в Слободку. Мастеровой обнял Саньку и горланил песню. Вдруг извозчик стал. И прямо из-за лошади вышел городовой.

– Чего безобразите? Поворачивай в участок.

– Городовой вскочил на подножку, покачнул пролетку.

– Слушайте, городовой! Ведь он сейчас тут живет. Я его везу домой. Я скажу, он не будет кричать.

Мастеровой хмуро глядел на городового и молчал.

– Так вы, господин студент, глотку ему зажмите, а то выходит скандалите. А еще студент. Городовой слез на землю и сказал:

– Трогай.

В этот момент пьяный прицелился глазом и рывком содрал номер у городового с фуражки: городовой едва успел придержать, чтоб не слетела.

– Стой!
– заревел городовой. Он прыгнул на пролетку, давил коленом живот мастеровому, он совсем навалился на него, а тот, переломившись через задок, выл и вертел в воздухе рукой, сжимая бляшку.

Люди от дворов надвигались. Они шли все быстрей, чем больше их подходило.

Один уже бежал впереди, кивая головой на извозчика.

– Пошел, - крикнул городовой.
– Гони!

Извозчик дернул. Пролетка металась по рытвинам, городовой выворачивал у мастерового бляху, и в кровь резала пальцы жестянка. Санька путался руками, поддерживал мастерового, лицо у того уже было в грязной крови, городовой совал ему клок шинели в рот и хрипел:

– Ты поори, поори ты, сволочь. Погоди у меня!

Пролетка стала у участка. Дежурный городовой сбежал с крыльца. Городовые разом сдернули мастерового с пролетки, тянули его за шиворот к воротам участка. Пьяный выл, упирался и, раскорячась, скользил подошвами по панели. Городовые молотили ножнами. Санька кричал что-то. Городовые с пьяным исчезли в калитке ворот. Извозчик тянул Саньку за рукав:

– Плати, барин. Что ж, полтинник следует.

Санька на секунду запнулся, полез в карман.

Калитка хлопнула, брякнула щеколдой, слышно было, как глох за воротами пьяный, обиженный вой.

Извозчик отпахнул синюю полу, стали видны деревенские порты.

– Пешком не попал, так на дрожках приехал. Не миновать, значит, судьбы.
– Он, не спеша, запахивался на облучке.

– Какие сволочи!
– Санька толкался в воротах, потом бегом бросился на крыльцо, вбежал по лестнице. Запах сапог, пота и бумажной затхлости стоял в дежурной. За барьером у стола сидел молодой квартальный. Другой - пристав боком протискивался из-за барьера, задирая живот. Городовой, тот самый городовой в фуражке без номера, вошел красный, запыхавшийся.

– Ваше высокородие, номер идол сорвал.

– Это черт знает что!
– крикнул Санька.
– Бить пьяного человека. Это...

– Не кричите, молодой человек,- строго сказал старший.
– Здесь не университет. Говори, в чем дело, - обернулся он к городовому.

– Вот и студент с ним. Обои на извозчике. Скандал на всю улицу. Я стал резонить. А они номер сорвали.

– Кто сорвал?

– Да с мастеровых, видать. Завели его.

– Дать!
– строго крикнул пристав.
– Ступай. А вам чего?