Виктор Вавич (Книга 3)

– Merci, - сказала Танечка и глянула боком глаза - другой, большой, поднял весь велосипед, как будто замахнулся им на Таню. Таня пригнулась и сделала быстрых два шажка.

– Не от вас двое, - спросила Саньку Танечка, - с велоси педами?

– Нет...
– и Санька улыбнулся конспиративно.

– От вас, - и Таня медленно кивнула головой.

– Ну от нас. Пускай от нас, а что?
– Саньку забавляло, что Таня не узнавала Алешку.

– Ничего. Один, поменьше который...

– Глаза? Да?
– и Санька закивал головой - угадал, дескать.

– Нет, не глаза, а просто он очень красивый. Лицо замечательное. Не видала таких.

Санька отошел, будто к пепельнице, и хромал больше, чем всегда, увереннее.

– Нога ж у вас не болит?
– и Таня обернулась навстречу Анне Григорьевне.
– Понимаете, Анна Григорьевна...

– Хочу и хромаю, - говорил Санька и волок ногу в двери, чиркнул с силой спичку, закурил.
– Кому какое дело?

Он прошел к себе в комнату, громко придвинул стул, сел за стол и стал держать в руке тяжелый кнэков квадрат. Щурился на него. Подул. Таня не шла. Он слышал голоса в столовой - завтракали! Санька опустил квадрат в карман тужурки и вышел в переднюю, натягивал шинель и слышал Танин голос:

– ...да нет, просто так и напечатано: для охраны городового - пять человек из жителей данного квартала. Не данного, а как-то там...

Санька надел шапку и толкнул ногой дверь.

Таня слышала, как Санька захлопнул входную дверь.

– Глупо, - тихо сказала Таня и поглядела в окно.

– Что вы говорите?
– Анна Григорьевна заглядывала в лицо Тане.

– Глупо, говорю, вот сказано, - Танечка оживленно заговорила, - что вот кто же кого охраняет: городовой население или население городового?

– Неужели так и сказано?

– Да-да-да! Так и напечатано, - и Тиктин вышел из дверей кабинета.

– Мое почтенье!
– он шаркнул Тане и отмахнул вбок рукой с листом. В другой сверкнуло пенсне.
– Стойте, - он приподнял и тряхнул пенсне.

Таня глядела на Тиктина, и Анна Григорьевна повернула голову. Гребень выскакивал, и она подхватила рукой затылок.

Тиктин сел против Тани, разгладил перед собой лист.

– Что такое?
– Анна Григорьевна тянулась, перебирая в прическе шпильки.

– Pardon!
– Андрей Степанович прикрыл лист рукой и посадил пенсне на нос.
– Какая б куцая ни была конституция, - строгим голосом начал Тиктин, но она сейчас единственный несомненный факт

– А городовые с охраной?
– и Танечка прищурилась на Андрея Степановича.

– О городовых мы сейчас поговорим, - лекционным тоном произнес Андрей Степанович и отмахнул со лба волосы.
– Так вот-с..
– он прихлопнул по листу, - и эту конституцию надо использовать. Для этого около выборов должна быть построена организация, партии иначе говоря, избирательные партии, - нажал голосом Тиктин, - с определенной программой, принципами и так далее. Теперь прошу внимания!

Тиктин снял с листа руку и поправил пенсне

– Это проект пока.
– Глянул поверх пенсне на Таню - Вот-с Самодержавность народа Нет! виноват: Правовое самодержавие народа

Воля народа,

Cчастье его,

Свет и свобода

Прежде всего

Бальмонт... Когда обеспечены основные права гражданина и этим поддерживается законность в государстве, народоправство делается правовым. Самодержавие народа в издании им для себя законов, то есть во власти зако-но-дательной, - Тиктин глянул на жену, на Таню.

– Ну-ну!
– и Таня стукнула каблучком под столом

– Законы, которые определяют форму правления, права властей, учреждений, их обязанности и взаимные отношения называются основными или конституцией. Она устанавливается на долгое время, и все остальные законы должны вытекать из нее. Таким образом, всякое свободное, - громко прочел это слово Тиктин, - государство должно быть правовым, а следовательно, и кон-сти-ту-ционным

И он хлопнул ладонью по листу

– Хорошо, хорошо, а дальше! Дальше-то что?

– Свобода слова! И печати, - Тиктин ткнул Таню глазами, - является прямым следствием признания свободы совести

– Слушайте! Перейдемте туда, - сказала Анна Григорьевна, - а то здесь сейчас накрывать будут

– Нельзя минуточку?
– досадливо сморщился Тиктин.

– Ведь смотри сколько, - Анна Григорьевна поддела пальцем листы

– Эх! Ну ладно!
– Тиктин сбросил пенсне, подобрал листы и, не глядя ни на кого, прошел в кабинет, запер за собой дверь.

– Ну, я пойду!
– и Таня встала.
– Спасибо, только что пила. Честное слово.

Рыбкой

ВИКТОР качнулся и толкнул Фроську.

– Спит? Свет, говоришь, горит? Фроська сдергивала рукава шинели.

– Папаша? Какой папаша? А! Приехал?

Виктор раскидистой походкой пошел по коридору, повернул лихо ручку, распахнул дверь, шагнул и качался, держась за ручку

Петр Саввич сидел у Груниной постели, подобрал ноги под стул и аккуратно переплел руки на груди

Он минуту глядел на Виктора и молча, с улыбкой кивал головой

– Здрасс-сте - Виктор все еще боялся отпустить дверь Петр Саввич поднялся и протянул обе руки, зашагал к Виктору

– Здравствуй, здравствуй! По письму по твоему прикатил!
– он положил Викторову руку к себе на ладонь, а другой прихлопнул с размаху. Сунулся поцеловаться. Но Виктора качнуло назад. Поцелуй не вышел Груня спускала ноги с кровати В желтом капоте Исподлобья глядела на Виктора, на отца.

– Откуда же?
– и Петр Саввич выпустил Викторову руку - Гуляли?
– и шаг отступил назад

– Чай пить будешь?
– Груня смотрела в стену на ходу

– А непременно, не-непременно. Очень рад. С начальством, - сказал Вавич, когда Груня вышла, и моргнул бровями.

– Да-да, - говорил Петр Саввич торопливым голоском, - знаю, знаю. Это уж как же Не откажешься тут. Тут уж конечно. Куда деться?

– Хочешь служить, - вдруг громко вышло у Виктора, - и другим хочешь дать служить, - Виктор с закрытыми глазами наклонил голову, - так уж, - и он вдруг строго глянул на старика, - не отказы-вайся!
– и Виктор помахал пальцем перед носом у Петра Саввича. Даже чуть хлопнул по кончику. Служить надо уметь, - говорил Виктор в столовой, откинулся на кресле. И вдруг глянул на Груню. Груня тяжелыми глазами глядела из-за медного чайника с того конца стола.
– А чего?
– Виктор подкинул подбородком на Груню. Теперь, голубушка, уметь надо. А не шляпой... какой.