Винчестер

 Лис сиял.

 - Я в раю, чувак, ты понял? Я в раю!

 Он кивнул на зеркало над рукомойником.

 - Это Кастанеда помогает каннабис растить. Без него вся рассада бы накрылась.

 - Понятно, - протянул я, решив подождать с расспросами.
– А еду где берешь?

 - У диггеров с Петроградки.Они под землей бункеры вскрывают. Я им траву – они мне сухпайки. Все по-честному.

 - Слушай, - сказал я, - а ты среди них девушку по имени Искра не встречал? Рыжая, зеленые глаза…

 - Не, - мотнул головой Лис, - не видел. Ищешь ее?

 - Да, - я резко поднялся, - Мне пора.

 - А куда тебе? – Неукачаев выпустил густую струю неторопливого дыма.

– На Петроградку.

 - Неблизко, - заметил Лис

 - В смысле?

 - В смысле писец как далеко, - ухмыльнулся он, - мы с тобой сейчас в центре Города. В самом центре лабиринта, с которым ты, наверно, уже имел возможность познакомиться.

 - Ништяк… - я сунул руки в карманы и прошелся по комнате.

 - Вот что, чувак, - сказал Неупокоев, - завтра ко мне диггеры подтянутся, с хавкой. Можешь сегодня найтануть у меня. А днем с ними пойдешь. Они как раз в центр направляются, по катакомбам. Под землей опаснее, но зато в два раза быстрее.

 Я остановился у двери.

 - Чувак, я дело тебе говорю. На ночь комнату тебе отдельную выделю. Вечерком посидим, потрандим…

 - Идет, - сказал я. Прошелся по пустой комнате, рассматривая надписи на стенах. Все они казались будто бы отзеркаленными. – Слушай, а ты-то сюда как попал?

 Я ухожу

 Зиме объявили март, но февраль не спешил сдавать город. Этим утром Питер напоминает городок в стеклянном шаре, засыпанный нетающим пенопластовым снегом.

 Сонный город зевает жалюзями открывающихся магазинов, разгоняет по асфальтовым жилам железные эритроциты авто.Сегодня холодно даже сеонитовым сфинксам у Академии художеств. Охапки злого воздуха Балтики бросаются сразу со всех четырех сторон света и пронизывают до костей. Если и есть что-то постоянное в городе, то это ветер.

 Проходя по мосту, Лис поднял ворот кожаного плаща и сделал в наушниках погромче. Улыбнулся грянувшим на весь мир боевым маршам "железных восьмидесятых". Поправил сбитые ветром рыжие пряди, прикрывавшие уши.

 Черт бы побрал эти нагло оттопыренные раковины! Когда-то он приклеивал уши к голове резиновым клеем, чтобы не торчали на радость классу.

 "Ну и дурак!
– говорил ему начитанный Кастанеда, хозяин одного из последних флэтов города, - уши - зеркало души. В Римской империи достойных воинов определяли по уровню ушной оттопыренности. Характер! А козлам дай по рогам".

 Из папиного литого "пацифика" получился отличный кастет справедливости.

 "Ведьмак рыжий!" - скулили на следующий день Лысый и Заяц, размазывая по щекам кровянку, а он согласно встряхивал огненной гривой и скалил зубы. Классная руководительница пыталась ударить длинной линейкой и пророчила будущее в смирительной рубашке. Угрозы вызвать в школу родителей были сотрясением воздуха - визитом отец школу не удостаивал, матери не было. А потом Лис выиграл какую-то городскую олимпиаду, и его с облегчением перевели в гуманитарный лицей. У лицеистов были другие лица. Лису там понравилось. Правда, одеваться нужно по форме, но в казаках и кожаном прикиде можно ходить на работу. Кабак он и есть кабак.

 Лис споткнулся, засмотревшись на полет целлофанового пакета, - в брусчатых мостовых Васильевского острова как обычно не хватало пазлов. Нырнув под низкую арку двора-колодца, привычно набрал код на двери старой парадной.

 В тесной прихожей потрескивал старый счетчик электричества. Несмотря на ранний час дома не спали - в комнате громко болтал телевизор. Лис повесил на вешалку плащ, наткнувшись на пару пар грязных ботинок. Потянул носом воздух и негромко чертыхнулся, проходя в комнату.

 На продавленном диване под плакатами печального Вилле Вялого чернел эмобой, стригущий себе антрацитовые ногти маникюрными ножницами. Рядом на столике лежал тетрадный листок с хитиновой стружкой.

 - Привет, братан! Где отец?

 Эмобой молча кивнул на закрытую дверь спальни.

 - Воняет, как в кабаке… Я так понимаю, у нас снова гости. Бухают?

 - Типа того…

 Лис прошел на кухню, чиркнул спичкой над темной от времени газовой плитой. Синие языки пламени вцепились в днище алюминиевого чайника с помятым боком. Лис посмотрел на голый двор за окном. В желтой, как старая кость, стене дома напротив темнели окна коммунальных квартир - там уже ругались резкие голоса и дребезжала посуда, сливаясь в один унылый, но удивительно гармоничный аккорд.

 Неукачаев передернул плечами и отправился в ванную. Вместо горячей воды изогнутое дуло крана выдало руладу потустороннего воя.

 - Черт!

 Кое-как побрызгав на себя ледяной водой, он вернулся в комнату.

 "Самка крокодила проявляет неожиданную для хладнокровных рептилий заботу о своем потомстве", - громко рассказывал телевизор.

 - Коль, сделай потише.

 Эмобрат хранил молчание.

 - Коль...

 ...

 - Коля!

 - Тихо неинтересно...

 - Наушники возьми!

 Брат медленно вытянул руку и разогнул средний палец, украшенный перстнем с ухмыляющимся серебряным черепом. Лис принял его ухмылку на свой счет, вскочил, выдернул у Кольки тв-пульт и для профилактики врезал им по эмоголове. Тот выругался, экран погас, но тут же из спальни раздался нестройный хор, исполняющий что-то из репертуара группы "Пинк Флойд".

 - Потише можно?!
– Лис саданул кулаком в стену.

 В ответ за стеной раздался взрыв смеха.

 - ЧЕРТ!

 Лис подскочил, подбежала к двери спальни и пинком распахнул дверь. Его появление встретил хор недовольных голосов.

 - Исчезни!

 - Пап!

 - Исчезни, окэй?

 - Ну, сколько можно!

 - Сколько нужно.

 - Я с работы, между прочим. Я отдохнуть хочу!

 - Ну и отдохни. Пиво в холодильнике, окэй?

 - Мне в лицей завтра! А ты опять со своими хипповскими...

 - Ви донт нид ноу эдьюкейшнз!
– рассмеялся чей-то бас.

 - Ложись пока на лоджии, окэй?

 Быть сыном хиппи весело.

 Так обычно считают те, кому, в отличие от тебя, посчастливилось родиться в обычной семье.