Винчестер

 В детстве на ночь тебе читают не сказки для дошкольников про игрушки и детсады, а сборник психоделической прозы Джона Леннона, приправленный Крошкой Цахесом во главе прочих кошмарных неподетски персонажей гофманиады. Ты с детства знаешь, откуда берутся дети - от недостатка жилплощади. В квартире, где ты обитаешь, ведутся постоянные опыты с органикой и синтетикой. "Забавно, а как психоделики действуют на бэби? А, Майкл? Где твоя бэби?

 Майклом зовут твоего отца Мишу, его знает вся Система Питера, потому что вся Система торчит у вас дома - здешних запасов бухла и наркотиков хватит на Всероссийскую Психоделическую Революцию. А ты прячешься в темной ванной и молишься неизвестно кому, чтобы о тебе забыли.

 - Чур-чура, я нашел!
– На пороге ванной покачивается папа, его глаза мутные, как целлофановые занавески.
– Пойдем чего дам!

 "Пинк Флойд" и "Битлз" стали кошмарами детства. Метал понравилось слушать лет с двенадцати. Громко. Зло. Назло. В школе хронический неуд по поведению, ночевки на улицах с местной шпаной, приводы в милицию. Все как в нормальной неблагополучной семье.

 Лис захлопнул дверь в спальню. Брат с интересом наблюдал.

 - Слышь, Лис…

 - Что?

 - Дай денег.

 - Нет.

 - Врешь. Ты в кабаке работаешь. Вы там алкашей как липок обдираете…

 - Сказал – не дам!

 Колька вскочил с дивана, резко задрал рукав на правой руке, где на коже запястья белело несколько пухлых рубцов.

 - Денег дай! А то вены порежу! Как тогда…

 В его руке блеснули маникюрные ножницы. Лезвия скользнули по коже, оставив неглубокую царапину.

 - Ты меня знаешь…

 - Не кричи на меня, истеричка...

 Одно и то же...

 - Ну?

 - Режь.

 - Что?

 - Режь говорю. Мне все равно.

 - Как? все равно...

 - Я ухожу.

 - Куда?

 - Куда надо.

 - А я?

 - А ты деньги у отца клянчить будешь.

 - Я режу вены!

 - Обои не забрызгай.

 Лис схватил листок с нарезанными ногтями и махом высыпал его начинку в один из гостевых ботинков в прихожей.

 Из спальни показался худой, как ящерица, отец с длинными всклокоченными волосами. Махнул дымящей папиросой.

 - Эй!

 Лис замер и оглянулся.

 - Что?

 - Тебе зарплату дали?

 - Нет, - Лис сдернул плащ и ожесточенно пытался попасть длинными руками в рукава, - я ухожу.

 - В магазин?

 - Спасибо этому дому...

 - Куда ты уходишь? Зачем?

 - Жить хочу. Сам. А не так, как вы...

 - И что тебе не нравится в том, как мы живем?

 - Да не живете вы... Тлеете, как ваши папиросы...

 Отец хрипло рассмеялся и закашлялся.

 - Хорошо смеется тот, кто смеется без последствий…

 - Ты пошипи мне еще, клоп…

 Лис хлопнул дверью. Эхо выстрела громыхнуло по всей лестнице.

 **

 Лис выстучал на металлических кнопках таксофона номер.

 - Психиатрическая? Попытка суицида. Режет вены. Школьник.

 Он продиктовал адрес.

 - Да. Срочно выезжайте!

 Лис бросил трубку на рычаг. Вышел из телефонной будки, резко положил правый кулак на сгиб левой руки и показал конструкцию окну на третьем этаже. В лицо ударила ветром Балтика. Неукачаев поднял ворот и сделал погромче.

 Неподалеку громыхнул трамвай, бенгаля голубой искрой. Лис махнул вагоновожатой рукой и помчался к остановке.

 Утренние люди были заранее недовольны и ползли по тротуарам муравейника, едва перебирая лапками. Зато неунывающая городская сволочь – воробьи, дворняги и прочие бездомные – торопились жить свой бесценный новый день, как последний.

 - А я теперь такой же, как они, - пробурчал Лис, и на улицах за трамвайным стеклом похолодало еще больше.

 - Улица Мойка, дом помойка, третий бачок слева, - сказал Неукачаев, - добро пожаловать в реальный мир, Неу...

 В глазах защипало, и он сморщился от презрения к себе.

 - Один, будьте любезны, - утренний гражданин протянул мелочь утренней гражданке.

 - Я НЕ КОНДУКТОР! – женщина взвизгнула и покраснела так, словно ее спутали с Квазимодо.

 Лис улыбнулся. Жизнь продолжалась и была прекрасной, несмотря ни на что.

 **

 Он выпрыгнул из трамвая на конечной. Сначала Лис думал, что идет куда глаза глядят, но вскоре сообразил, что это не так. Ноги несли его в район Витебского вокзала, на улицу Правды. Там жил Покровитель Бездомных – металлический пес Гаврюша.

 С Гаврюшей-памятником фотографировались, поглаженный по голове Гаврюша исполнял желания, а накормленный Гаврюша приносил удачу бездомным и помогал им найти хорошую вписку.

 - Я бы на месте дворняг объявил человечеству войну, - Лис присел на корточки, - люди вас на улицу выбрасывают, а вы их все равно любите...

 Он вынул из кармана кусок шоколадки, пошуршал оберткой и честно разделил завтрак, сунув полплитки в железную пасть.

 Выпрямился и достал из кармана сотовый.

 - Принеси мне удачу!

 Он открыл в телефоне записную книжку и нашел надпись «Кастанеда». Хозяин флэта, любивший поспать по утрам, уже должен быть на ногах.

 - Алло, Кастанеда! Привет, как сам? Слушай тут такое дело.. В общем, я из дома ушел… Ну да… У тебя вписаться реально? Правда?! Ура!

 Лис поправил на плече рюкзак, отбросил со лба огненную прядь и стремительно вышел из дворика.

 Он всегда ходил быстро.

 **

 В начале 20 века квартира, в которой позднее появился флэт Кастанеды, обязательно должна была расфасоваться на коммуналки. Но квартира выжила – может, потому, что пролетариат опасался примерзнуть к дорогому паркету зимой, отапливать хоромы буржуйками было глупо и затруднительно. А может, ее забрал большой комиссар для постельных баталий с любовницами, вооруженными помадой в винтовочных гильзах.

 Квартира выжила, избежав превращения в коммунальную банку с пауками, битв за санузел и водружения чугунной ванны на общей кухне. Гнезда для люстр в ней все так же напоминали центры вселенных, благородная потолочная лепнина взирала свысока, стены уплывали ввысь торжественно, как музыка в готических храмах.

 Многочисленные вписчики доброго Кастанеды переделали квартиру на свой лад. Стены Первой Комнаты густо покрывали любимые афоризмы жильцов — от Хоя до Хайяма. Встречались странные стихотворные зарисовки вроде: «Наш Ленин, мыслью пеликан, скончался. На душе туман». Были и корявые, но дружеские шаржи.